Пон Джун Хо и круглые пушистые существа

Пон Джун Хо и круглые пушистые существа («Микки 17»/“Mickey 17“, реж. Пон Джун Хо, США-Южная Корея, 137 мин.)

П.И.Филимонов

Мне сложно сказать, почему этот фильм так сильно ждали. Ну то есть, я знаю, что его ждали, потому что всевозможные киносайты и киноновости пестрели информацией об этом задолго до появления фильма. «Долгожданный новый фильм Пона Джун Хо наконец-то выходит в прокат», «Прокат ожидаемого фильма Пона Джун Хо откладывается ещё на месяц» - и так далее, таких заголовков я видел достаточно много сильно до того, как я вообще заинтересовался, а что это за Микки такой. 

Возможно, как обычно, подобное нагнетание ожиданий сработало от противного, примерно как в случае с «Мегалополисом» Копполы. Если хотите навредить фильму – устройте шумиху вокруг него ещё до его выхода. Хотя всё-таки нет, не скажу, что «Микки 17» - это плохо. И тем не менее, всё-таки не очень понятно, чем был вызван этот ажиотаж. Людям настолько понравились «Паразиты» и они ожидали от их автора чего-то им конгениального? Эти ожидающие люди, видимо, забыли, что большие проекты, как и большие деньги, любят тишину. 

«Микки 17» - добротная фантастика, я бы сказал, немножко в духе советских фантастических фильмов. Это точно не американские каноны фантастики, потому что там, как правило, всё заканчивается смертью всего присутствовавшего до того момента в кадре экипажа либо его перерождением в какие-то новые сущности. Здесь же, как будто в каких-нибудь «Через тернии к звёздам», зло побеждено, человечество наладило контакт с забавными, но исполненными собственного достоинства инопланетянами, сказка сделалась былью, отроки покорили вселенную. Это не космический хоррор, и не космическая философская сага, которые традиционно являются двумя столпами западного сай-фай кинематографа. То ли сказалось восточное происхождение режиссёра, то ли именно в этом и состоит новаторская составляющая «Микки 17».

Жанр этого фильма вообще довольно сложно определить. Это немножко антиутопия, потому что там присутствует самодур-руководитель проекта (капитан корабля? адмирал-президент? батька космической программы? гарант?) в очень смешном исполнении Марка Руффало. Немножко приключенческий фильм, потому что с главным персонажем – тем самым Микки Семнадцатым (Роберт Паттинсон укрепляется в моём сознании как хороший актёр, просто начавший не с того) происходит прямо значительное количество разных приключений, в том числе и таких, которые, как будто, могут привести к уничтожению миссии. Немножко даже эротический триллер, потому что сексуальная жизнь на борту космического корабля кипит и брызжет, тоже оказывая влияние на ход истории. И немножко рассказ о жизни полюбившихся режиссёру ещё со времён «Окчи» округлых пушистых существ неизвестного генезиса и неизвестной степени опасности для человечества. 

Собственно, это, наверное, тоже можно назвать фишкой Пона Джун Хо – в «Паразитах», пожалуй, было не меньшее смешение жанров. Но «Паразиты» выплавили из этого смешения нечто совсем новое и неожиданное, здесь же нас на удивление провожают каким-то слишком благостным окончанием истории. Это – так называемое доброе кино, возможно, в это непростое время оно станет для кого-то так называемым «камфорт-муви», возможно, оно даже для этого и снималось. 

В целом, удовольствие от фильма вполне получается получить (простите), но каких-то откровений от «Микки 17» ждать всё-таки не стоит. 

Шутки мужчин в возрасте

 Шутки мужчин в возрасте («Яан Ууспыльд едет домой»/“Jan Uuspõld läheb koju“, реж. Райн Тольк, Андрес Маймик, Эстония, 97 мин.)

П.И.Филимонов

Иногда кажется, что молодость можно вернуть. Не физически, понятно, но снова окунуться в тот вайб, который был тогда, тряхнуть стариной и всем, чем там ещё можно трясти, показать городу и миру, что пусть время и властно над тобой точно так же, как над всеми, но что-то ты ещё можешь, не так, как двадцать лет назад, по-другому, но не менее остроумно и тонко. Иногда это не получается.

Фильм «Яан Ууспыльд едет в Тарту», по поему личному мнению – лучший эстонский фильм со времени восстановления независимости. В нём есть всё, что может предложить миру и своим гражданам кинематограф маленькой страны – самоирония и весёлая саморефлексия на тему популярности в этой самой маленькой стране и популярности вообще. Он был снят в 2007 году, и всё, что вам нужно о нём знать, это то, что в Тарту из Таллинна протагонист, он же исполнитель главной роли самого себя, добирается несколько дней. Просто так получается. 

Прошло почти 20 лет, и та же съёмочная группа с тем же Яаном Ууспыльдом в главной роли сняла сиквел. Получилось чуть хуже, но на самом деле скорее, получилось. Понятно, что Ууспыльду уже не тридцать, а пятьдесят, понятно, что жизнь помотала как его, так и остальных персонажей (а фильм, как и первый, предлагает нам россыпь звёзд эстонского кино даже в маленьких ролях), но самоирония и весёлая рефлексия остались на месте. Они немножко другие, потому что мир изменился, страна изменилась, взгляд на это всё главного героя и сценаристов изменился. Но они по-прежнему есть. Это по-прежнему довольно непритязательная история с большой фигой в кармане. На этот раз, правда, Ууспыльда гонит в путь не стремление заработать (хотя, надо признать, зарабатывать он, по легенде, так и не научился, потому что сейчас мало зарабатывать, надо ещё и во что-то непременно инвестировать, и, желательно, в крипте, о которой Ууспыльд не имеет особенного представления), а попытка восстановить отношения с женой на фоне разрушившегося нипочему романа с молодой гламурной любовницей. В процессе путешествия Ууспыльд решает, точнее, его уговаривают устроить юбилейный стенд-ап тур по городам и весям, как раз чтобы доказать публике, что есть ещё порох в пороховницах. И, в общем, основной элемент веселья в сиквеле именно с этим туром и связан. Если в первом фильме Ууспыльд был несомненной примой по всем показателям, то здесь, пожалуй, сильнее играют второстепенные персонажи. Хорош сам Маймик в роли антисоциального мецената, дающего деньги на тур, но высказывающего при этом желание как-то поучаствовать в процессе. Но кто прекрасен, так это немножко второстепенный певец Эрих Кригер в роли классического скуфа, который не слишком понимает своё скуфство.

Это не так уморительно, как первый фильм, но есть места, где всё равно ржёшь. Может быть потому, что ты тоже состарился вместе с персонажами, и как тогда был с ними на одной волне, так и сейчас остался, правда, волны эти чуть-чуть разные. Не уверен, что фильм понравится молодым, не уверен, что они поймут некоторое количество намёков и отсылок, разбросанных по фильму тут и там, но, кажется, это снова слепок современной культурной жизни Эстонии как она есть, слепок безжалостный и довольно точный.

То есть, иногда всё-таки может и получится. Или, если зрителю очень хочется, чтобы получилось, он (зритель) закрывает глаза на шероховатости и немного додумывает фильм в своей голове. Додумывает до хорошего. 

Королевский твист Брэди Корбета

 Королевский твист Брэди Корбета («Бруталист»/“The Brutalist“, реж. Брэди Корбет, США, 215 мин.)

П.И.Филимонов

В историю кино можно входить очень по-разному. Можно снять несколько фильмов, которые выдержат проверку временем, станут классикой кинематографа, войдут во всяческие его учебники и задерут планку художественных требований на высоту, недоступную режиссёрам, скажем, массовой сборки. Примеры – да их масса – Линч, Тарковский, Феллини, Альмодовар, и так далее. 

Можно снять один гениальный фильм и несколько просто фильмов, даже если они будут посредственными, их уровень снивелируется за счёт этого одного всплеска гениальности, который на этого человека, пусть один раз в жизни, но опустился. Примеры – ну например, София Коппола (пусть меня распнут, но выше великих «Девственниц-самоубийц» она так и не поднялась), Найт Шьямалан («Шестое чувство»), Звягинцев («Левиафан»), если поискать, ещё найдутся.

Можно сделать так, как сделал Брайан Сингер в «Обычных подозреваемых», и войти в историю кино в частности, а то, глядишь, и искусства вообще посредством одного-единственного, но опять-таки гениального твиста. Использовать, если вооружится клишированными шаблонами, свои пятнадцать минут славы по полной программе. 

Как мне кажется, режиссёр «Бруталиста» Брэди Корбета пошёл по третьему пути, по пути Сингера. Ну или не сам он по нему пошёл, а судьба его по нему послала. Хотя, когда у тебя в кино играют Эдриан Броуди и Гай Пирс, есть уже и так много предрасположенностей к тому, что это будет важная картина. 

«Бруталист» - очень медленное кино. До поры до времени. Эдриан Броуди играет венгерского архитектора еврейского происхождения, который после второй мировой войны освобождается из немецкого концентрационного лагеря и бежит в США, где сначала не очень даже и надеется работать по профессии. Затем, благодаря череде более или менее случайных событий, он знакомится с богатым филантропом (Гай Пирс), который вдруг проникается к нему по причине его таланта, и начинает всячески двигать и помогать что деньгами, что информационно. 

Примерно в этом моменте понимаешь, что во всём этом есть какой-то подвох, какой-то выверт, какое-то терминальное испытание, через которое придётся пройти Ласло, персонажу Броуди, чтобы заплатить за всё то везение, которое ему вот прямо сейчас выпало. Ну просто потому, что американская мечта американской мечтой, а мы-то знали, что, во-первых, будут танцы, а во-вторых, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. 

Но что эта мышеловка окажется такой чудовищной, думаю, не ожидает никто. Именно поэтому, думаю, ни одна из критических статей, которые я читал до просмотра фильма, ни один из его онлайн-обозревателей (хорошо, ни один из попавшихся мне на глаза) не совершил даже малейшего промаха в плане спойлерения ситуации. Иначе фильм рискует потерять всякий смысл. 

Потому что в этим твисте, в этом, длящемся минут восемь, эпизоде, вся суть трёхсполовинойчасового фильма Корбета, его квинтэссенция. Уверен, его во-многом ради этой сцены и снимали. 

После этой кульминации повествование убыстряется стремительно до степени схлопывания – так что с точки зрения тайминга, расположения твиста на оси движения повествования «Бруталиста» режиссёру ещё учиться и учиться, шлифовать и шлифовать. Одному он, бесспорно, уже научился.  

Статья «Википедии» про опрокидывающую сцену в кино могла бы быть проиллюстрирована портретом Брэди Корбета. 

Между двумя песнями

Между двумя песнями («Наоборот»/“Volveréis“, реж. Хонас Труэба, Испания-Франция, 114 мин.)

П.И.Филимонов

Как известно, люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Потом часто разводятся. Испанский режиссёр Хонас Труэба и его персонажи, актёр Алекс и тоже режиссёрка Але не видят в этом ничего особенного. Обычная жизнь, которую они проживают. Собственно, мы даже не знаем причины, по которой они решили развестись, фильм начинается с того, что они принимают это решение и всё. 

Вроде бы никто никому не изменял, во всяком случае, ни у кого из пары нет никаких связей на стороне. Может быть, просто устали друг от друга, может быть, совместная жизнь исчерпала себя, неизвестно. Но они остаются в хороших отношениях. Каждый раз, когда они сообщают очередным знакомым о том, что решили развестись, один из них (чаще – муж, не знаю, важно ли это) обязательно добавляет: «но у нас всё хорошо». И, чтобы доказать то ли окружающим, то ли, в первую очередь, самим себе, что это действительно так, что можно хрестоматийно «остаться друзьями» и так далее, они придумали устроить вечеринку по случаю развода. Как свадьба, но только развод. И весь фильм посвящён этому плану и подготовке к его осуществлению. 

Потому что их друзья и родственники не очень верят, в то, что они всерьёз. В то, что они всерьёз разводятся, в то, что они всерьёз решили это отметить, в то, что у них серьёзно «всё хорошо». 

И с течением фильма и зритель как-то тоже постепенно перестаёт в это верить. Мы как будто от одной популярной советской песни спускаемся до другой, той, где «расставанье – маленькая смерть». Как будто они всё время вместе, как будто они не ругаются, как будто они честно занимаются подготовкой к этой вечеринке по случаю развода, но что-то в настроении фильма неуклонно ведёт нас – да и, кажется, героев тоже – к осознанию того, что ни один из них не будет в дальнейшей жизни счастлив. Неважно, будет ли эта дальнейшая жизнь одинокой, или у них появятся новые партнёры – кажется, всё равно это будет уже не то. 

При этом нам почти не показывают флэшбеков из их совместной жизни, собственно, мы видим её кусочек только один раз, когда пара садится пересматривать старое видео одной совместной поездки. Тогда – в момент этого пересматривания – накатывает вообще невероятная грусть, потому что ну вот как же, ну вот было же, ну вот куда же оно всё делось, ну вот зачем же они взяли и сами всё порушили?

На это режиссёр ответа не даёт. Да и можно ли дать ответ на этот вопрос? Просто такова людская природа, люди не ценят того, что имеют, они просто вытаскивают по кирпичику из этой уникальной совместной дженги, пока она неизбежно не рушится окончательно и бесповоротно. 

Потому что счастье так мимолётно? И если удалось зафиксировать его момент в той поездке уже не помню, куда, не то в Италию, не то во Францию, то пусть он хотя бы там останется. А мы споём песню – любую из двух, или даже из трёх, включая ту, которую поёт Але на всё-таки состоявшейся вечеринке. Потому что так всё устроено у этих псевдосоциальных животных. 

Лайка роллинг стоун

Лайка роллинг стоун («Никому не известный»/“A Complete Unknown“, реж. Джеймс Мэнголд, США, 141 мин.)

П.И.Филимонов

В байопике Джеймса Мэнголда мы на протяжении двух часов двадцати минут видим, как Тимоти Шаламе изображает Боба Дилана. Изображает успешно, правдоподобно, с учётом того, что я никогда не видел Дилана в жизни, и только пару раз смотрел записи его концертов. 

Кроме того, Эдвард Нортон изображает Пита Сигера, Бойд Холбрук изображает Джонни Кэша, а Моника Барбаро изображает Джоан Баэз. Все с большей или меньшей степенью достоверности. Всё это всё равно концентрическими кругами расходится вокруг Шаламе, изображающего Дилана. Он, как известно, даже поёт в этом фильме сам, что, конечно, преисполняет нас ещё большего преклонения перед талантами Шаламе, но не очень приближает нас к Дилану.

Впрочем, он похож, что уж тут говорить. Если попробовать рассмотреть это произведение искусства как полноценный и нормальный фильм, а не бенефис Шаламе, можно сказать, что главным конфликтом в нём является противостояние «тру» и «нетру» бардовской песни, или, как она почему-то называлась на заре своего существования в США, фолк-музыки. К «тру» крылу относится уже упомянутый Пит Сигер, дядечка, который прославился в пятидесятые, бренча на банджо (то ли фишка у него такая была, то ли на гитаре не выучился) и распевая в основном околополитические песенки. Теперь Пит Сигер и его друзья стеной стоят за идеалы, бардовская песня не может играться в электричестве, не может исполняться в составе банды, исполнитель должен быть на сцене один, и голос его должен одиноким, но сильным призывом вдохновлять молодёжь айдахщины на подвиги.  К «нетру» принадлежит наш протагонист, который (в исполнении Шаламе) считает, что музыка границ не имеет, дозволено всё, и мерилом является только талант.

Ясно, какой позиции сочувствуют авторы фильма, ясно, какой позиции придерживаемся и мы, зрители. Не только потому, что Шаламе в разы обаятельнее Эдварда Нортона (в этой роли, исключительно в этом образе Пита Сигера), но и потому что мы смотрим на всю эту историю уже с некоторого временного отдаления и знаем, кто победил. 

В целом Мэнголд снял просто качественный байопик, который, однако, не является ни шедевром кинематографа, ни новым его словом. Качественный крепкий мейнстрим, но кто сказал, что такие фильмы не нужны? К тому же уже выросло некоторое поколение людей, которые знают и любят Шаламе, но не в курсе, кто такой Боб Дилан, и этот фильм выполняет для них образовательную функцию. Думаю, в этом его несомненное достоинство, и за это что режиссёру, что Шаламе нужно сказать спасибо. 

Вполне возможно, что Шаламе получит за эту роль Оскара, шансы, полагаю, достаточно высоки. Вполне нормально, что у этого фильма есть свои поклонники. Только вот всё равно мне кажется, что Боб Дилан – слишком сложная и слишком важная в мировом масштабе фигура, чтобы с ним было всё так благостно, просто и причёсано (несмотря на растрёпанную шевелюру Шаламе). Так что всё равно лучшим байопиком про Боба Дилана остаётся «Меня там нет» Тодда Хейнса. Прости меня, Тимоти. 

Наша жизнь с точки зрения

 Наша жизнь с точки зрения («Присутствие»/”Presence”, реж. Стивен Содерберг, США, 85 мин.)

П.И.Филимонов

Кто-то написал, что после этого фильма Стивена Содерберга фильмы о привидениях и призраках уже никогда не будут восприниматься по-старому. Не уверен, мне кажется, это вообще довольно лимитированный по своим выразительным средствам жанр, и сказать в нём новое слово довольно трудно. Содербергу удалось, путём одного очень логичного хода. Удивительно как раз то, что никто не додумался до этого раньше. А дальше можно разбрасываться сколько угодно большими словами – что он закрыл жанр, переизобрёл его и прочее, прочее. Не думаю, что это так. У подобного рода нишевых жанров есть свои традиции, и они будут продолжаться, просто все будущие режиссёры такого рода фильмов будут держать содерберговское «Присутствие» в уме. 

Простой логический ход, до которого никто раньше не додумывался, заключается в том, чтобы показать события в доме с привидением с точки зрения самого, собственно, привидения. Ну а что, раз вы, авторы-режиссёры, наделяете эту, как говорили в шоу «Битва экстрасенсов», сущность сознанием и мотивацией – логично будет предположить, что это – какая-никакая, но личность. Со своими взглядами на ситуацию и своим представлением о добре и зле. Что она вроде той собаки, всё понимает, только сказать не может. Или, в данном случае, сделать. Хотя странно, конечно – как книжки с места на место перекладывать, так оно пожалуйста, а как действительно человеку помочь, так сразу бесплотность и не могу дотронуться? Не стыкуется что-то немножко у Содерберга. 

Как, мне показалось, не очень стыкуется и главный твист «Присутствия». Нам, конечно, на протяжении фильма намекают, точнее даже говорят прямым текстом через медиумный рот, что у этого конкретного привидения, вдобавок ко всему, ещё и какие-то временные сдвиги в голове (если это можно назвать головой), и оно путает прошлое, настоящее и будущее. Ну ладно, мы это услышали и запомнили. И всё равно -когда главный твист открывается нам полностью, я попытался  переуложить в голове всю историю с учётом этого нового знания. У меня не получилось, но вполне вероятно, что дело во мне, у меня всегда были сложности с пониманиями парадоксов времени, сериал «Тьма», к примеру, меня в своё время просто сломал. 

Так что моё предложение будет такое – не забивать свои хорошенькие головки тщетными усилиями всё понять, а просто отпустить, поверить Содербергу, что он это всё продумал, что там всё сходится и бьётся, и насладиться зрелищем. Фильм это вполне позволяет. Он короткий, динамичный, история (если к ней не возвращаться в самом конце фильма) предельно простая и понятная, привидение – дикое и симпатишное. 

Приём привиденческого ПОВ, кстати, говоря, тоже ничуть не напрягает, оно, по Содербергу, видит всё не в каком-нибудь инфракрасном или ультрафиолетовом изображении, как классические Терминатор и Хищник, а так же, как мы. 

К тому же это немножко фильм для ленивых зрителей. Кроме всё того же ломающего голову и потому необязательного к осмыслению твиста в «Присутствии» нет никаких подводных камней – всё показывается и разжёвывается. Менее интересно от этого не становится. Хотя, справедливости ради, страшным этот фильм назвать никак нельзя. Он занимательный, изобретательный, остроумный в смысле хитропридуманности, но не пугает никогда ни разу. Как будто получается, что раз уж мы смотрим историю с точки зрения сущности, то чего нам уже бояться, мы – получается – и есть она. 

Получилась, в общем, безделушка, но со вкусом.      

Милый эскапизм панелек

Милый эскапизм панелек («Чёрная дыра»/“Must auk“, реж. Мооника Cийметс, Эстония, 115 мин.)

П.И.Филимонов

Это второй фильм Моники Сийметс, и все без исключения критики отмечают глобальную тематическую и выразительную пропасть между «Чёрной дырой» и первым фильмом режиссёрки «Товарищ ребёнок». Первый её фильм был поставлен по автобиографической прозе Леэло Тунгал, про первые послевоенные годы, уплотнение советской оккупации, депортацию – и всё это глазами ребёнка. 

Второй фильм рассказывает нам о современности, и глазами бог знает кого только там не смотрят. «Чёрная дыра» состоит из нескольких самостоятельных новелл, герои которых пересекаются по касательной, как и полагается в фильмах такого жанра. Единственное, что объединяет два фильма Сийметс – и второй тоже поставлен по произведениям современной эстонской литературы, в этом случае, рассказам Кивиряхка и Кыомяги. 

Рассказы- один абсурднее другого, чем, в общем-то, в современной эстонской литературе решительно никого не удивишь. В одном из них прилетевшие на Землю инопланетяне нанимают на работу двух пробивных женщин в блестящих лосинах для того, чтобы исследовать организмы землян. Работа максимально не пыльная – они лежат на инопланетных кушетках, инопланетяне вынимают у них из тела разные органы, а потом засовывают обратно. Боли женщины при этом не чувствуют, порой, наоборот, чувствуют некоторое приятное возбуждение. 

Во втором рассказе неприкаянный, но фанатичный житель панельки влюбляется в роковую красотку из соседней панельки, которая соблазняет его в окне лёгким и пикантным пеньюаром и шедевральной причёской от лучших куафёров столицы. Красотку играет Екатерина бывшая Новосёлова, а ныне Линнамяэ, закрепляясь тем самым в статусе главной эротической дивы современного кинематографа страны. Ничего не имею против, но почему-то как кому надо в кино раздеваться, так сразу зовут её, как будто нет в стране других красивых женщин. Разнообразили бы как-то, что ли.

Эта новелла, главную мужскую роль которой играет Урсель Тильк, вообще получилась самой путаной. Тут и какая-то мафия, и ясновидящие, и загадочный австрийский продавец пылесосов (Кристо Вийдинг), и снова те же инопланетяне, которым на этот раз потребовался кулинарный мастер-класс. 

В третьей новелле нам показывают историю любви двух девушек, одна из которых убежала ко второй от мужа-абьюзера, а вторая дала слово, что защитит её от всего-всего-всего, но тут в квартире откуда ни возьмись появляется гигантский паук и ставит эту готовность служить и защищать под сомнение. 

Короче, намешано много, и намешано смешно. Абсурд и невозможность на фоне типичных таллиннских панелек, в которых живёт так называемая «другая Эстония». И эта-то «другая Эстония» и ищет спасения от своей довольно всё-таки, будем честны, безрадостной повседневной жизни хоть где – хоть в запретной и опасной любви, хоть в торговле пылесосами, хоть в инопланетном вивариуме. 

Ну и что тоже типично, как для этих авторов, так и для бережно обращающейся с авторским текстом режиссёрки – за счёт здорового и присущего эстонской культуре абсурда тяжесть и возможная депрессивность ситуации снижается и перерастает в весёлое придуривание. Так и живём, и это не худший, как мне кажется, вариант.  

Подземелья Ватикана

Подземелья Ватикана («Конклав»/“Conclave“, реж. Эдвард Бергер, Великобритания-США, 120 мин.)

П.И.Филимонов

«Конклав» ругают за анекдотическую концовку. Те, кто ругают, скорее, правы, чем нет, эта концовка немножко выдаёт всю затею с головой. Тем не менее, я не совсем согласен с этой ругательной позицией. И вот почему. 

Как говорил блаженный и немного опасный сумасшедший Лев Гумилёв, народы делятся на пассионарные и какие-то там ещё, видимо, непассионарные. Пассионарные – это молодые народы, у которых либо вот только-только развилась государственность, либо они без году неделя как отпочковались в отдельный народ, либо там, я не знаю, провозгласили на своей территории Пьемонтскую Народную Республику и радостно херачат теперь по пролетающим в небе гражданским самолётам. Весёлые, злые и страшные для окружающих. Непассионарные, наоборот, живут в спокойствии, их давно ничего не тревожит, всё у них устойчиво, стабильно и предсказуемо. Степенно и рутинно. Единственное, что с такими народами, по словам Гумилёва, происходит, это медленное, но неизбежное угасание и исчезновение. Потому что нет в их непассионарных тестикулах больше ни капли молодого и наглого тестостерона. Неважно, что нам хочется жить в условиях непассионарного мира, пассионарии всё равно и всё время норовят постучаться к нам откуда-нибудь снизу с неясными, но, скорее всего, враждебными намерениями. 

Кажется, подобное происходит с религиями. Есть религии молодые, злые, наглые, взрывающие ночные клубы и тычущие ножи в лицо лауреатам Букеровской премии, а есть религии старые, устоявшиеся, с которыми уже ничего внезапного произойти не может, единственная интрига в которых – это вот эти выборы (чаще всего) престарелого первосвященника на пожизненную синекуру. 

И вот Эдварду Бергеру удалось сделать из этого рутинного события настоящий триллер. Там есть некоторый налёт «Кода да Винчи», не спорю, но откровенных натяжек даже как будто и не замечается. Оказывается, и там, за закрытыми дверями Сикстинской Капеллы, бурлит какая-то жизнь, кипят прям настоящие страсти. Оно и понятно – если ты посвятил свою жизнь служению католической церкви, то пост папы – это вершина карьеры, выше не будет уже вообще ничего, выше даже теоретически условный коллективно западный мир ничего не придумал. Потому что светские владыки – лишь пыль на подошвах красных папских туфель. Так и действительно ведь когда-то было. И если до наших дней эта иерархия дожила только в представлениях и в головах только самих кардиналов, то ведь и это ничего не значит. Тут уж не бытие определяет сознание, прости, Карлуша, а ровно наоборот. 

Рейф Файнс играет кардинала Римской Католической церкви, ответственного за процедурные вопросы при проведении конклава. Параллельно он ведёт свою интригу за избрание той кандидатуры, которая была бы лично для него наиболее приемлемой. 

И заворачивается целый детективный сюжет, который стороннему наблюдателю – в наши дни, исключительно в наши дни – скорее всего, покажется бурей в стакане воды, но для персонажей фильма «Конклав» это - самое главное событие как минимум этого года не только их жизни, но и жизни всего человечества. А главное ведь - в отношении человека к тому, что он делает. 

«Конклав» - очень хороший герметический детектив. Только ищут не убийцу, а того, кто из этого ограниченного количества съехавшихся на сходняк чуваков станет новым папой. 

И концовка не показалась мне анекдотической. Да, в реальной жизни так бы, скорее всего, не было. Но в плане сценарного твиста такой поворот всего лишь показывает изобретательность авторов истории. Хотя нельзя сказать, что этот вариант совсем в течение фильма не прочитывается. Там и сям разбросаны намёки. Но так и полагается в хорошем детективе, где зритель может почувствовать себя умнее главного сыщика. 

Ну а Файнс поборется с Шаламе-Диланом за Оскара.

Наши ожидания

 Наши ожидания («Анора»/“Anora“, реж. Шон Бейкер, США, 139 мин.)

П.И.Филимонов

«Анора» как-то очень громко ворвалась в нашу жизнь ещё до того, как мы её увидели. Изо всех новостных каналов нам сообщили, что американский фильм про русских выиграл Канны-2024, а ещё там играет Юра Борисов, и это триумф воли и торжество земледелия. 

Разные люди писали и говорили о том, что это очень смешной фильм, что очень давно не было таких по-настоящему смешных комедий, что это чуть ли не возвращение жанра к истокам и его очищение от всякого рода налётов и субстратов, накопившихся за годы социалочки и прочей подобной сопутствующей ржавчины.

И вот «Анора» на экраны вышла. И даже те, кто борется с пиратом в себе и удержались эти несколько месяцев от того, чтобы не смотреть этот фильм, когда, как будто, официально было нельзя, а физически уже можно было, и ничего бы за это им не было, фильм-таки посмотрели. И выяснилось, что, во-первых, это не про русских. Ну да, русские там есть, кто же спорит, но есть, например, и очень колоритные армяне, впрочем, все они всё равно мазаны одной и той же немножко клюквенной какой-то эссенцией, и служат только фоном для выражения нехитрой главной мысли фильма. 

Мысль, в целом, можно сформулировать предельно просто: работницы рынка сексуальных услуг тоже имеют а) права и б) чувства. Не знаю, возможно, «Анора» так зашла на американском рынке в качестве некой антитезы «Красотке». Она как бы выворачивает классический фильм Гэри Маршалла наизнанку и показывает «Красотку» курильщика – вроде того, что как всё это бывает в реальной жизни. Ну или не в реальной, а в сконструированной Шоном Бейкером представляемой жизни сына русского олигарха в Америке. 

И да, Юра Борисов в «Аноре» тоже есть. И Юра Борисов за «Анору» уже обласкан не наградами, так номинациями на всё-всё-всё, но правда – ну что такого необычного делает в «Аноре» Юра Борисов? Играет довольно обаятельного гопника с плохим знанием английского – за исключением этой последней особенности, это классический типаж Юры Борисова – таким мы его видели в десятках и десятках русских сериалов, когда их ещё смотрели. 

Возможно, на моё восприятие «Аноры» повлияли мои ожидания. Настолько поначалу этот фильм почти все превозносили, превозносили именно как победу чистого жанра, что планка была задрана неимоверно высоко. Однако, как говорил ещё один обаятельный русский парниша, «наши ожидания - это наши проблемы», никто не говорил, что Шон Бейкер обязан их оправдывать. 

Правда – я не понимаю, почему она так взлетела. Майки Мэдисон прекрасна и сексуальна, не спорю, Марк Эдельштейн не менее обаятелен, чем Юра Борисов, армяне, да, смешные, но, во-первых, не гомерически смешные, а так, на ухмыльнуться национальному колориту – и что? И как будто всё. Не очень выделяющийся из ряда других фильм – ни в какую сторону, ни в сторону высокого валирийского, ни в сторону низкого, но чистого жанра, отчего-то взял и выстрелил. Так бывает, что-то, вероятно, совпало у людей с этим фильмом, как-то он с ними срезонировал. 

Со мной нет, но возможно, как раз с вами – да. А мои ожидания – это мои проблемы.

Всё, что мы знаем о Мексике

 Всё, что мы знаем о Мексике («Эмилия Перес»/“Emilia Perez“, реж. Жак Одиар, Франция, 132 мин.)

П.И.Филимонов

Информационные порталы по культурке пишут нам, что мексиканцы крайне недовольны «Эмилией Перес». Мол, Одиар собрал в кучу все стереотипы, которые у людей бывают по поводу Мексики, и навалял развесистую кактусятину. Мол, Селина Гомес не так говорит по-испански. Мол, выучила она свой испанский, и акцент у неё не тот, и вообще, пусть бы лучше говорила на своём грингуанском, а они, мексиканцы, сами бы озвучили. Мол, никаких трансгендеров в их мачистской стране нет и быть не может, они вон и гей-пропаганду подумывают запретить (утрирую), и вообще. 

Тем не менее, «Эмилия Перес» - один из фаворитов предстоящего Оскара и, не только чисто теоретически, а даже и вполне практически, может провернуть такую же штуку, какую несколько лет назад провернули «Паразиты» - завоевать золотого мужичка и за лучший фильм на иностранном языке, и за лучший фильм вообще. 

Почему бы это? Просто совпало сразу много причин. Во-первых, это очень необычно по форме. Одиар снял кино на неродном для себя языке, да плюс ещё и мюзикл. Гангста-мюзикл. Все формальные признаки обычного мюзикла налицо, герои начинают петь (и плясать) когда им не хватает обычных слов, когда их переполняют эмоции, когда накал происходящего грозит расплавить больше не существующую плёнку в кассете операторской камеры. 

Во-вторых, инклюзивность. Если коротко, «Эмилия Перес» рассказывает историю адвокатессы, к которой обратился один из самых жестоких предводителей мексиканского наркокартеля (вот он, один из стереотипов), который, оказывается, всю свою сознательную жизнь хотел стать женщиной. Ну а что – это ощущение, эта дисфункция, она ведь не выбирает, на кого, так сказать, напасть, и не обязательно это должен быть какой-нибудь богемный мальчик-задротик. Может быть и брутальный мачо с золотыми зубами, переубивавший и запытавший до этого кучу народа лично. 

И адвокатесса соглашается. Потому что, если бы она не согласилась, кто его там знает, что бы с ней было, всё-таки, знаете ли, картель. И всё получается, ровно до того момента, когда превращённый обыкновенной хирургической магией в женщину наркобарон не понимает, что очень хочет видеть своих детей. Тех, которых как раз и родила ему (а теперь уже ей) плохо говорящая по-испански Селена Гомес. 

В общем, это довольно странное зрелище, дополненное ещё и тем обстоятельством, что поменявшего пол наркобарона играет натуральная трансгендерная актриса. То есть, всё по-честному. 

А дальше фильм открыт для интерпретаций. Одиар не даёт конкретных ответов по поводу того, зачем он снял так, почему он так вывернул сюжет (ну ладно, это более-менее понятно, во-первых, он часто снимал про бандитов, а во-вторых, довольно логично, что насилие порождает насилие и так далее). 

«Эмилия Перес» - необычное по форме кино, которое поднимает довольно типичные вопросы, с точки зрения содержания там всё более-менее мейнстримно, но вот за счёт очень уж причудливой формы оно и выделяется среди массы неонуара – или как там это ещё назвать. 

Словом, это стоит посмотреть, потому что новое слово в привычных киножанрах становится всё сложнее сказать, чисто в силу их исторического развития, а вот Одиару, как кажется, это удалось. 

Типикал, икстримли типикал

 Типикал, икстримли типикал («Самокрутки»/“Pikad paberid“, реж. Меэль Палиале, Эстония, 98 мин.)

П.И.Филимонов

Некоторое количество лет назад, когда даже всадник Чума не скакал ещё по нашим пустошам и россошам, про всадника Войну же ещё и помину не было, предложил мне один знакомый продюсер работу. Работа была достаточно непыльная, а платили за неё хорошо. Работа заключалась в следующем. Там у него был сценарий одного впоследствии прогнозируемо провалившегося сериала. В том смысле, что сценарий был в процессе написания, я мог отслеживать этот процесс в прямом эфире. Где-то, буквально в одном со мной городе, сидел сценарист (которого мне потом даже показали) и писал серии – примерно одну в неделю. Моя задача сводилась к тому, чтобы прочитывать выходившие из-под его пера серии и говорить, что с ними не так. Действие в этом сериале происходило в Ида-Вирумаа, там фигурировало значительное количество русскоязычных школьников, сценарист же был титульной нации, хотя и выдавал себя за знатока русской подростковой души. Я не должен был лезть в смысловую часть сценария, предполагалось, что я визирую и, в случае необходимости, подправляю диалоги русскоязычных персонажей.

И не так с ними было вот что. Сценарист не учёл, что эстонские и русскоязычные подростки совершенно по-разному общаются между собой. Если эстонцы всё чаще в неформальном общении между собой прибегают, а то и почти полностью переходят на так называемый эстонглиш (эстонский язык с огромными вкраплениями не ассимилированного английского, главным образом, в лексике), то у русских подростков такого обычая в заводе нет. Ну нет. Потому что в интернете они, в основном (что, кстати, прискорбно, потому что отсюда их трепетная любовь к соседней стране) сидят на русском, и в игры играют тоже на русском. Эстонцы же, в силу отсутствия альтернативы, делают это на английском, эстоноязычный сегмент интернета значительно уже. 

Так вот, фильм Меэля Палиале снят на эстонглише. Это довольно забавно смотреть, но это полностью оправдано сюжетом и персонажами. Фильм рассказывает историю современной богемной и полубогемной эстонской молодёжи, которая курит много травы, бесцельно и бессмысленно тусит по клубам вроде почившего «Света»-бара и прочих хипстерских мест в Теллискиви, и в целом не знает, куда себя деть и что она хочет. Они понимают, что хотят жить по-другому, не так, как их родители, но как именно, они не слишком представляют. Они хотят заниматься чем-то таким творческим, вроде написания хип-хопа или вообще съёмок концептуальных видео под чужие хип-хоп трэки, но, может быть, это и не то, что им по-настоящему надо, они ещё ищут себя. И у них есть идея фикс о том, что из этой страны надо сваливать, главным образом, из-за климата, ну и немного потому, что «здесь ничего не происходит». 

Как ни странно, это больше всего похоже на «Ассу», только восемьдесят лет спустя, в другой реальности, без бандитов, блэкджека и пафоса. «Ассу» современного молодого человека. «Ассу», снятую изнутри. Вот если бы её снимал не снисходительно (но и с восхищением) глядящий на всю эту молодёжную возню мэтр Соловьёв, а какой-нибудь негр Витя, например. Который бы знал, что бунт этот, скорее всего, закончится пшиком, никаких «перемен» ни условные «мы», ни кто бы то ни было на самом деле не ждут, а больше этим своим так называемым ожиданием понтуются. Что так сотни лет было, и так сотни лет ещё будет. И человека не изменить, человек склонен много говорить, и мало следовать своим же собственным словам. Как будто звучит наоборот, да, как зрелый взрослый взгляд на ситуацию? Сложно сказать, возможно Меэль Палиале ухватил всё это дело инстинктивно. Или он прям умница. 

Но в этом многом говорении он – человек – как раз и прекрасен. В этом многом говорении как раз и заключается та мимолётная молодость, по которой мы все так убиваемся, когда она заканчивается. 

Две Европы

 Две Европы («Знать»/“Cildenie“, реж. Юрис Курсиетис, Латвия-Эстония-Греция, 98 мин.)

П.И.Филимонов

Не так часто попадают на наши экраны фильмы соседей с юга. «Знать» Юриса Курсиетиса тоже прошла довольно ограниченным прокатом, а между тем сравнить было бы весьма интересно и показательно. Все мы тут восторгаемся мультфильмом про котёнка и потоп, но это же не всё, чем может нас заинтересовать кинематограф Латвии. Впрочем, после более внимательного изучения прокатных планов, выяснилось, что в конце февраля его будут показывать ещё, уже как будто с обычной частотой. 

Фильм Юриса Курсиетиса, между прочим, поднимает резко актуальную для нас проблему – как прямо сейчас, так и в более широкой перспективе. Фильм рассказывает историю одной немецкой пианистки, которая полюбила одного латвийского бизнесмена. Да настолько полюбила, что вышла за него замуж, переехала в Латвию и попыталась вписаться в местный контекст. Бизнесмен, в свою очередь, её тоже полюбил, да настолько, что спонсировал несколько её проектов. И она вся такая неземная-неземная, чистое искусство, Бетховен и Хиндемит. А он такой практичный и приземлённый, рубка леса и тысяча изделий из дерева. 

И вот к нему приходит полиция и предъявляет ему обвинение в коррупции, мол, для того, чтобы получить разрешение на рубку латвийского леса (на котором он, собственно, и сделал себе состояние) он давал взятки чиновникам. Как это говорится, в особо крупных размерах. И его, натурально, могут теперь посадить. А Анна (жена и пианистка) вообще не может это уложить в своей голове – взятки, коррупция, нечестность. И проекты её, сталбыть, финансировались за счёт преступных денег? А для мужа её это обычная жизненная рутина, потому что он, как и мы все, выходец вот оттуда, откуда и мы все, и ничего сверхъестественного для него в этом нет. Так все живут, почему же он должен по-другому?

Я далёк от иллюзий, что в так называемой «старой» Европе всю коррупцию уже полностью изжили и истребили на корню. Но мне всё-таки кажется, что в странах, избежавших коммунистической заразы, и одновременно не являющихся, например, Италией, как минимум, отношение к этой сфере общественных отношений слегка другое. Хотя можно ли назвать Германию страной, избежавшей коммунистической заразы? Ладно, зайдём с другой стороны. Недаром Курсиетис делает свою героиню пианисткой, максимально далёкой от «реальной» жизни и «реальных» проблем. Как бы она мужа ни любила, осознание того, что он не совсем такой, каким она всё время его считала, больно бьёт по её тонкой артистической натуре. Притом, что в кадре мы не имеем стопроцентных доказательств вины латвийского бизнесмена. Но живя практически внутри всего этого, давайте будем честны, ну какой шанс мы можем дать ему на то, что он этого не делал?

Ещё одной точкой столкновения двух миров здесь выступает так называемая «повесточка», в частности, феминизм. Среди друзей мужа Анны есть священник местной церкви, крайне консервативный господин, прямым текстом, конечно, не говорящий, где, по его мнению, место женщины, но дающий это понять. Противостоит ему не то сестра, не то подруга Анны из Германии, для которой его воззрения (и это, кстати, не самый ужас-ужас в смысле взглядов, который может быть, для местных реалий это почти прогрессивный священник) выглядят такими же дремучими, как воззрения какого-нибудь племени каннибалов Борнео (ничуть не хочу обидеть этих прекрасных людей).

Курсиетис, надо сказать, довольно к нашему обществу безжалостен. Работать нам ещё и работать, пахать нам ещё и пахать до нормального мира. Ну а что нам остаётся, других вариантов у нас нет. 

Должен держаться корней

Должен держаться корней («Настоящая боль»/“A Real Pain“, реж. Джесси Айзенберг, США-Польша, 90 мин.)

П.И.Филимонов

У некоторых людей в жизни настают такие моменты, когда они садятся и начинают раздумывать, откуда они есть пошли. В результате этих раздумий они потом составляют генеалогические деревья семьи, пишут мемуары, проходят гиюр, принимают ислам (в прямом смысле слова) и так далее. Вот Джесси Айзенберг снял фильм. Фильм довольно простой по форме и в то же время глубокий, если заглядывать в него. Другое дело, что в него необязательно заглядывать. 

«Настоящая боль» в аннотациях, опять-таки, преподносится комедией, но, конечно, она ей не является. Единственным комичным элементом в ней, возможно, выступает характер персонажа Кирана Калкина, который в определённом смысле играет человека-катастрофу. 

Завязка, да и сам сюжет «Настоящей боли» - проще некуда. Сам Айзенберг и Калкин играют двух двоюродных братьев, у которых умерла их любимая еврейская бабушка. И перед смертью бабушка попросила их посетить маленький польский городок, где она родилась, и откуда уехала после второй мировой войны, успев до этого пройти через концлагерь. Братья едут не совсем самостоятельно, они примыкают к маленькой туристической группе из четырёх (без них) человек, плюс гид – целью которой является так называемый тур «еврейского наследия». 

Братья диаметрально разные что по характеру, что по образу жизни. Дэвид (Айзенберг) – довольно типичный американец с крепкой семьёй и стабильной работой, очень правильный, интровертный, всего лишь изредка сидящий на андидепрессантах. Бенджи (Калкин) – человек без нормальной работы, семьи, по фильму даже складывается подозрение, а не живёт ли он часом, как герой Тома Хэнкса из «Терминала», в аэропорту. Дэвид сложно сходится с людьми и принимает программу тура как данность. Бенджи считает своим долгом залезть каждому члену группы под кожу, раскритиковать гида и проявлять максимальную самостоятельность, граничащую с довольно бессмысленным бунтарством. Более-менее взрослый Дэвид и более-менее подросток Бенджи, у которого, как мы довольно скоро узнаём, за спиной есть опыт неудачной попытки суицида. 

В общем, два мира, два Шапиро, как говорится. Объединяет их то, что любое благополучие – только видимость, ничто не хорошо, даже в случае Дэвида внешне подрихтованный фасад всего лишь прикрывает кучу внутренних проблем, боли и неустроенности.

И вот как будто по мнению Айзенберга-сценариста и Айзенберга же режиссёра причиной всего этого является холокост. Как будто Айзенберг подталкивает зрителей (ну или лично я так понял) к пониманию того, что тот ужас, та катастрофа, которые происходили с евреями в Европе в конце тридцатых-первой половине сороковых годов двадцатого века, сказываются на жизнях всех без исключения потомков пострадавших до сих пор. В разной степени, в разном смысле, но сказываются. 

И очень сложно оценивать, насколько в этом своём представлении Айзенберг может быть близок к истине. Просто я не в материале. Но обаятельному человеку, а Айзенберг – человек, бесспорно, обаятельный, хочется верить. И тогда это ну совсем не комедия. А кино о травме. В единственном числе как обобщающее понятие. 

Ломка органики

 

Ломка органики («Апатия»/“Quet Life“, реж. Александрос Авранос, Франция-Германия-Швеция-Эстония-Греция-Финляндия, 99 мин.)

П.И.Филимонов

Этот фильм, скорее, чем Серебренниковскую балладу о Лимонове, можно назвать первой ласточкой подлинно эмигрантского кинематографа. Ну а что, в первую волну русской эмиграции развилась эмигрантская литература, а кино продолжает оставаться важнейшим их искусств, так что всё логично – теперь мы будем иметь ещё и эмигрантское кино. Фильм не имеет чётко выраженной страны выхода, действие происходит, да, в Швеции, но это довольно формальная привязка, герои – русские, бежавшие из страны понятно от чего. Режиссёр, правда, грек, но это преодолимая трудность.

«Апатию» спродюсировала Чулпан Хаматова, которая и сыграла в ней главную женскую роль. Создала для себя рабочее место и заполнила его. Что как будто показывает циничному обывателю, что, с материальной точки зрения, всё у Чулпан Хаматовой неплохо.

Фильм – о том, что, оказывается, существует такой психологический синдром у детей – при попадании в новую стрессовую обстановку, они закукливаются, как будто самоустраняются из мира, в «Апатии» это называют «засыпают», но, по сути, впадают в некую лишённую реакции кому на дни, недели, месяцы, годы. Во время этой комы с детьми может происходить что угодно – в застоявшейся крови образовываются тромбы, которые потом становятся причинами сверхранних инфарктов, инсультов и прочих удовольствий, не совместимых с жизнью.

Окей, ещё один психологический синдром, про который мы не знали. В мире есть десятки тысяч психологических синдромов, про которые мы не слышали, вот нам ещё один. Другое дело, что, по данным шведских статистиков (отсюда Швеция) он чаще всего возникает в семьях беженцев.

Метафора понятна предельно. Жизнь беженца тяжела и полна неожиданностей. Не все выдерживают. А они ведь тоже люди – и так далее. Мы все в курсе, никто не против.

Наверное, Чулпан Хаматова хотела высказаться про свою текущую жизненную ситуацию. Наверное, ей приходится непросто в новой стране в новых условиях. И всё бы было хорошо, и можно было бы с чистым сердцем пожалеть что её героиню, что персонажа Григория Добрыгина, который по фильму приходится персонажке Чулпан мужем.

Если бы не некоторая натужность, с которой актёры этот материал изображают. Я прежде всего говорю про русскоязычных актёров. Понятно, что сами они в этом совсем не виноваты, понятно, кто или что виновато во всём этом – но акцент у них топорный, новый способ нахождения в кадре они пока не придумали. Старая органика сломана, новая пока не наросла. Что Хаматова, что Добрыгин очень стараются, и история, на самом деле, имеет потенциал, но вот что-то не бьётся – по эмоциям, по характеру, по искренности.

Единственный момент фильма, в котором Чулпан явственно оживает и на минуту становится той Чулпан, которую мы знаем, это когда они с Добрыгиным везут своих коматозных дочерей в машине и вдруг включают «Провал» СБПЧ, и Хаматова начинает подпевать. Это – её, тут она понимает, тут протискивается старая органика, как будто ей вдруг разрешили нести русский триколор на берлинском митинге, если вы понимаете, о чём я.

Что ж, процесс отряхивания праха нечестивого города от ног своих долог и труден. Для начала Хаматову можно похвалить за смелость, что она на этот путь вступила. Можно надеяться, что дальше будет лучше.  

Сорок девять с половиной оттенков

 Сорок девять с половиной оттенков («Плохая девчонка»/”Babygirl”, реж. Халина Рейн, США, 115 мин.)

П.И.Филимонов

Николь Кидман снялась в фильме, который в официальных источниках относят к жанру «эротического триллера». Не будем заглядывать в паспорт Николь (хотя мимолётный любопытный взгляд туда скажет нам, что актрисе на данный момент полных 57 лет, но разве это важно, вон Деми Мур 60, а как она прекрасно выглядит в «Субстанции», особенно когда переформируется в молодую себя), просто скажем, что смелости австралийской диве не занимать. Не припомню, чтобы Николь в более молодые годы играла что-либо столь же откровенное, разве что вот у Кубрика в «С широко закрытыми глазами» тоже было что-то подобное. Впрочем, это мои личные тараканы, для меня Кидман всегда была не про секс. Про какие-то другие женские качества – да. Нежность там. Любовь даже возможно. Яркость и неповторимость. Но не про секс. 

И вот кино, в котором ей нужно играть что-то вроде БДСМ- романа с молодым человеком (Харрис Дикинсон, тоже уже вполне засветившийся в нескольких фильмах, даже у нас тут, в «Киноптикуме», фигурировавших). Там ещё замут в том, что Кидман – директорка фирмы, а Дикинсон в той же самой фирме стажёр. То есть, вы понимаете, как тонко всё сделано – она доминирует над ним в профессиональной сфере, а он уже потом – доминирует над ней в сексуальной сфере. А, какой поворот!

Там с героиней Кидман такая беда, что она не может кончить (во всяком случае, в первой половине фильма), потому что её во всех отношениях положительный и творческий муж (честно говоря, довольно никакой Антонио Бандерас,  ну потому что там и играть, кажется, нечего) не так подходит к вопросу. Ей нужно, значит, пожёстче, а он как-то всё делает нежно и ласково. 

Но отношения Кидман со стажёром тоже не так-то просты. Казалось бы, чего там, бросай курить, вставай на лыжи – в смысле, уходи от Бандераса и пусть этот молодой, раз уж он на тебя так запал, дрючит тебя жёстко, пока силы хватает. Но она играет такую странную недотрогу (во всяком случае, какое-то время) – ей и хочется, и колется, она подаёт персонажу Дикинсона очень противоречивые сигналы, чем немало путает и его, и зрителя. Наделённые властью женщины – такие загадочные. 

Но всё-таки у них всё заверчивается, и тут выясняется, что дальше режиссёрка не придумала. Собственно говоря, кажется, единственным побудительным мотивом к созданию этого кино и была идея о том, что если в обычной или профессиональной жизни ты обладаешь некоей властью над людьми, то в скрытой от посторонних половой сфере тебе, наоборот, хочется подчиняться и терпеть всяческие консенсуальные унижения. (Тут можно представить, например, как одна безопасно-интернетная дама страпонит одного там престарелого лидера государства, и сердце сразу радуется). Но как бы и всё – ну вот сделала ты этот свой стейтмент, мы такие с ним согласились, посмотрели на голую Николь Кидман, подумали, что вот бы мы видели её такой ну хоть двадцать лет назад (при всём отсутствии эйджизма и лукизма, есть какие-то объективные вещи). И что? 

И ничего. Кидман кончает, больше ловить нечего, кино подходит к концу, всё скомкивается. Семейные ценности нам важнее, чем безрассудный и безудержный секс на стороне. Занавес. 

Словом, скажу вам крамольную мысль, но, если вам очень хочется пощекотать что вы там себе щекочете фильмами про БДСМ, заморочьтесь и найдите хорошее порно на эту тему. Там и с разговорами тоже бывают. 

Страсти нехристовы

 Страсти нехристовы («Аврора»/“Aurora“, реж. Андрес Маймик, Райн Тольк, Эстония, 110 мин.)

П.И. Филимонов

Отечественное кино работает какими-то всплесками, вспышками, включающими в себя сразу несколько выбрасываемых из чёрного ящика его существования наружу артефактов. То мотопилы как квинтэссенция эстонского слэшера, то вдруг очень приятная, очень трендовая «Аврора». Прямо кино-кино. 

Много ли мы знаем о существующих в Эстонии религиозных сектах? Я – почти ничего. А между тем, они есть, они живут какой-то жизнью и оказывают на своих членов временами мягкое, а временами и вполне себе жёсткое давление. Не знаю, подпадают ли они формально под определение тоталитарных, мне лично кажется, что любая секта любой религии тоталитарна по своей сути, но авторы фильма не совсем в этом решили покопаться. Творческий тандем Тольк-Маймик задался вопросом, который большинству людей в голову не пришёл бы. Как проходят любовные романы между людьми из секты (скованными запретами и отчасти внутренним тоталитаризмом) и людьми вне её? А тем более, если эти внешние раздражители – не просто люди, а люди творческие, художественные, богемные, свободные, никаких (в том числе и устоявшихся) ограничений не принимающие. И всё это притом ещё и на фоне местного не очень, как мы все знаем, эмоционального темперамента, внимания к правилам приличия и неумения-нежелания раскрываться перед людьми.

Получается «Аврора». Неприятная история о том, как дочь основателя одной из таких сект имени самого себя (Маарья Йоханна Мяги тут тоже держится в тренде последнего времени, выносящего к нам на посмотреть чудовищно внешне красивых актрис) влюбляется в распиздяйского художника Ленни (Йорген Лийк), и как ничего, понятно, хорошего из этого не проистекает. 

Удивительно здесь, во-первых то, что такая история в принципе могла произойти. Аврора вроде бы до этого момента не проявляла никакой склонности к бунту, послушно выполняла всё, что говорил ей её просветлённый папаша, пела христианский рок с мужем и его друзьями и вела скромный и даже где-то благодетельный образ жизни. Потом пошла учиться в Тарту – потому что скучно ей стало – и, понятно, город затянул и испортил благодетельную девушку. 

И оказалось, что всё там есть. Как и во всех. И выпить она может, и авантюризм в ней присутствует, вполне нормальный она человек, как выяснилось. Что конкретно в случае Авроры ничего её непривычный образ жизни не смог в ней подавить, что человеческое начало победило. Хотя ей, конечно, тяжело. Ей тяжело и приходится бороться не столько даже с внешним давлением, сколько со всеми теми раскалёнными внутренними стержнями, которые торчат из неё тут и там, заставляя в прямом смысле есть землю. 

А Ленни не очень-то склонен ей помогать. Ленни идёт по жизни смеясь и уверен, что так будет и дальше на всём обозримом её протяжении. Конечно, никто из нас не знает, как долго эта самая жизнь продлится, но в какой-то момент выясняется, что для Ленни Аврора – лишь одна из многих, просто новое интересное приключение, разнообразия ради. И даже если потом мы всё-таки склоняемся к тому, что это не совсем так, что Ленни тоже влип серьёзнее, чем думает, уже поздно.

Потому что, помимо того, что человек внезапно смертен, Аврора – девушка нежная и хрупкая. Как цветок. Как цветок. 

Красивое

 Красивое («Носферату»/“Nosferatu“, реж. Роберт Эггерс, США, 132 мин.)

П.И.Филимонов

Этот фильм ждали долго и со всё нарастающим саспенсом, как и положено в лучших традициях жанра. Этот фильм нам рекламировали, как самый страшный фильм ужасов если не вообще в истории, то уж точно как самый страшный фильм про вампиров. Этот фильм должен был установить новые каноны и непреодолимую планку готического ужаса в наших сердечках. 

И вот он вышел. И осадочек остался. Ну ладно, мы уже не маленькие, чтобы напропалую верить рекламе, да и нельзя сказать, что «Носферату» Эггерса был бы совсем уж провалом, но, на мой взгляд, он уступает некоторым другим фильмам того же автора. Как минимум, «Маяку» с его атмосферой настоящего безумия, так точно. 

Здесь этой атмосферы нет. Вроде бы, безумие должно присутствовать, сама история довольно мрачная и безнадёжная, плюс прекрасная дочь прекрасных родителей Лили-Роуз Депп играет одержимую, истеричку в клиническом смысле этого слова – если вдруг кому-то придёт в голову рассматривать эту историю в реалистическом ключе. Вроде бы за безумие, как, например, и в «Маяке», отвечает у Эггерса достаточно безумный сам по себе Виллем Дафо, но тут он бегает и скачет пожилым смешным козликом, который если и съехал со своих маленьких безвредных катушечек на почве демонологии, то достаточно безобидно и уж совсем нестрашно.

Потому что за страх тут отвечают другие люди. За страх тут отвечает лично Билл Скарсгорд, которому, похоже, медленно, но верно уготовляется участь второго Роберта Энглунда, играть всевозможных демонов, монстров и прочих Голлумов в огромном количестве грима и без сильного актёрского напряжения. И да, Скарсгорд справляется. Его Дракула ака Носферату страшен и величествен. При этом то, что он, по сути, весь фильм домогается любви Лили-Роуз, только усугубляет ситуацию. Они, в смысле, демоны там и чёрные силы, любви не знают, так что наделяют её одним им понятными определениями, для них любовь означает уничтожение всего человечества, кроме объекта их любви. Оно, может, и для всех так, но не настолько в прямом смысле. 

Это красивый фильм. Визуально захватывающий. И Эггерс не был бы мастером жанра, если бы и здесь не было каких-то сцен, когда всё ёкает, ты подпрыгиваешь на кресле и с лёгким ожиданием смотришь вокруг – не завизжит ли вдруг кто из присутствующих с тобой на сеансе сограждан. У меня не визжали. Думаю, что тоже подпрыгивали. А в некоторых местах почему-то даже смеялись, хотя уж кажется, никакого комизму Эггерс в «Носферату» не закладывал. Разве что тот же попрыгунчик Дефо в некоторых моментах пережимает с гротеском (хотя, может быть, так всё и задумано).

В общем, конечно, фильм этот смотреть надо. Хотя бы для того, чтобы понять и увидеть, до чего, как говорится, дошёл прогресс – в частности, прогресс спецэффектов, призванных создавать страшное. 

Но новым словом он всё-таки не стал. Как не стал и эталоном жанра. С другой стороны, это всё чёртова реклама – и наверное, трудно ожидать эталонности от одного из самых условных жанров кинематографа вообще – вампирской готики. 

Но красиво. Глаз не оторвать.

Ирландские скрепы

 Ирландские скрепы

(«Мелочи жизни»/”Small Things Like These”, реж. Тим Милантс, Ирландия-Бельгия, 98 мин.)

П.И.Филимонов

Если вы думали, что настоящий Киллиан Мёрфи снялся в «Оппенгеймере», то вы, всё-таки, ошибаетесь. Настоящий Киллиан Мёрфи может быть только в Ирландии. Одной из самых страстных стран Европы, страсти в которой, тем не менее, почти никогда не прорываются наружу бурным потоком, как могло бы быть в какой-нибудь более южной и более пузырящейся солнцем стране. Здесь всё  - в глазах и в мелкой мимике лица. И если уж человек начинает действовать, то уж это значит, что его надо было так достать, чтобы уж достать. 

Ирландия – страна католическая. Католическая примерно в том же смысле, в каком католическими странами являются Польша и отдельные пережитки в Испании с Италией – не очень знаю про Латинскую Америку в этом смысле. Католическая - в смысле скрепная. Нельзя того, вот этого и ещё с десяток позиций. Потому что Христос терпел и нам велел. Потому что в библии про аборты нигде не написано. Потому что удел женщины – подчиняться и рожать. А если что, на правильный путь наставят священники. Мне кажется, там тоже вполне могли бы ввести какой-нибудь закон об оскорблении чувств верующих. А может, он там и есть, не знаком я с ирландским законодательством. 

И вот вам Киллиан Мёрфи и его персонаж – угольщик в маленьком ирландском городке. Где все всех знают, где градообразующим предприятием является женский католический монастырь, а жизнь течёт очень размеренно и рутинно, согласно издревле установленным законам. Ещё Святой Патрик, возможно, их устанавливал. А кто по этим законам жить не хочет, будет, во-первых, в духовном смысле проклят, а во-вторых, в физическом смысле подвергнут, как минимум, остракизму. А как максимум и пострадать может. Потому что – ну что  - Христос терпел и нам велел.

И вот вам Киллиан Мёрфи и его персонаж угольщик. Обычный маленький человек, семьянин, отец пяти дочерей, вполне скрепный ирландец. И вот он видит творящуюся несправедливость и жестокость. И вот он пытается сдержать в себе самые понятные в этой ситуации чувства и позывы, потому что скрепы, общественное порицание и неписаный договор. И у него не получается. 

Потому что он человек. Потому что именно человечность играет в «Мелочах жизни» Киллиан Мёрфи. Потому что сквозь всё это насованное, намазанное и нанесённое самыми различными ветрами всё равно просачивается подлинное, то, из чего человек, даже в скрепной стране, по идее, и должен состоять. Чувство сострадания. Чувство справедливости. Понимание, что иногда приходится встать против всех на заведомо обречённый путь просто потому, что ты считаешь это правильным. 

Конкретно в этом фильме персонажу Мёрфи либо сходит его бунт с рук, либо, что вероятнее, мы просто не видим всех последствий. Кино обрывается многозначительным открытым концом как раз сразу после демарша персонажа Мёрфи. Кажется, если заглянуть за последние кадры, можно почти наверняка увидеть, что позиция персонажа в обществе, его положение в этом городе и социальный вес изменились достаточно бесповоротно. Но последние кадры, тоже кажется, демонстрируют нам, что он, в общем-то, знал, на что шёл. 

Не такие уж большие у персонажа Киллиана Мёрфи яйца в этом фильме, но они всё-таки есть. И хорошо, что такие люди встречаются хотя бы в кино. 

Что мы делаем, когда теряемся

 Что мы делаем, когда теряемся

(«Пересечение»/“Crossing“, реж. Леван Акин, Швеция-Дания-Франция-Турция-Грузия, 106 мин.)

П.И.Филимонов

Это атмосферное кино, которых вы, вероятно, видели уже довольно много. И увидите ещё довольно много – так уж сложилось, что наша эпоха представляет огромный простор для слома человеческих судеб, смены места жительства и вообще радикального изменения своей судьбы – и далеко не всегда по собственному желанию человека. 

«Пересечение» - с одной стороны, как будто грузинское кино в его лучших классических проявлениях. В нём есть два неприкаянных и никому особенно не нужных путешественника, которые едут в Стамбул из Батуми, чтобы найти родственницу одного из них. Там такая история, что у главной героини фильма, учительницы на пенсии Лии, умерла сестра. А перед смертью наказала непременно найти её (сестры) дочь, стало быть, Лиину племянницу Теклу, которая подалась в Стамбул за лучшей жизнью и за большей свободой (как ни странно, но в контексте фильма это так), да так там и потерялась. С Лией увязывается молодой человек Ачи, который, по сути, ей никто, младший брат дальнего знакомого. Ачи просто совсем нечего в этом Батуми делать, а в Стамбуле можно найти работу поприличнее, да и вообще большой город – большие возможности. 

И вот они едут. Почти без денег, два одиноких субъекта, которых ничто не связывает. За тридевять земель непонятно зачем. Дальше грузинское кино плавно заканчивается (кажется, как раз во время их поездки на пароме) и переходит в кино о повесточке и толерантности. Потому что в Стамбул потерянная Текла переехала не просто так. Потому что потерянная Текла – трансперсона, и старорежимной Лие почти невозможно принять этот факт. Потому что, когда в современной Грузии, под воздействием одной соседней страны, принимают законы о гей-пропаганде, они же не просто в пустоту стреляют. Они же понимают, что это найдёт отклики и благодатную почву в консервативном гомофобном обществе, которым, при всех его прочих прелестях, несомненно является грузинское общество. 

И происходит очень медленно принятие. Очень медленное – по меркам этого недлинного фильма – осознание того, что мир разнообразнее, чем мы все думали, что инаковость не обязательно должна быть враждебна, что человек остаётся человеком во всех его видах и ипостасях. Всё то, что мы прекрасно и так знаем в теории, но всё ещё не всегда готовы принять на практике. 

Притом в принятие больше не умеет Лия – наверное, в силу возраста и воспитания. Ачи – не очень понятно, то ли ему вообще всё равно, то ли он уже давно понял и смирился с разнообразием видов человека в мире. Но скорее всего, он просто об этом не думает, он просто впервые оказался более-менее один в большом городе, который не отторгает его, а предлагает некоторые возможности. И она даже как-то как будто нехотя, но этими возможностями пользуется. 

В целом, это разновидность роуд-муви. Но из-за грузинских корней режиссёра ли, грузинских актёров ли или исходно грузинской истории, это роуд-муви приобретает очень знакомые всем любителям грузинского кинематографа интонации супермягкой иронии и лёгкого остранения. 

Атмосферно, короче, закольцуем. 

Весёлые мясорубки

 Весёлые мясорубки

(«Мотопилы пели»/“Mootorsaed laulsid“, реж. Сандер Маран, Эстония, 117 мин.)

П.И.Филимонов

Приятно, что отечественные кинематографисты осваивают самые разнообразные жанры. Попыток снять качественный эстонский фильм ужасов уже было несколько, даже и замахи на слэшеры наблюдались. Но такого ещё точно не было.

«Мотопилы пели» - это эстонский комедийный слэшер слэш (простите) мюзикл. Одни герои режут других мотопилами, другие герои поют. Присутствуют ярко выраженные любовная линия и идиотизм. Именно идиотизм, нарочитый, хорошо выдержанный, и выделяет этот фильм из числа прочих ему подобных. Которых – подобных – на самом-то деле и нет, потому что слэшеры, в своей массе, серьёзны донельзя. 

В «Мотопилах» этой серьёзности нет совсем. Как будто авторы собрались снять какой-то капустник, в котором объединят все штампы разных киножанров, приправив их внутренними шутками для своих, а потом увлеклись и забабахали из этого прямо кино-кино. 

Если вам смешно от того, как пилой режут человеку задницу, и его забавно трясёт при этом, этот фильм для вас. Если вам смешно, когда примерно одинаковые братья-пильщики испытывают друг к другу совсем не братские чувства и обмениваются сладкими комментариями в процессе распилки очередной жертвы – этот фильм для вас. Если вас веселит стереотипная суровая мамаша, которая-то и заставляет своих затерянных на хуторе детей совершать все эти весёлые злодеяния, тот этот фильм для вас.

Если вы не готовы погрузиться в атмосферу весёлого идиотизма и на два часа – вот это уж гарантированно – забыть обо всех своих повседневных проблемах и даже, скорее всего, о тревогах экзистенциального характера – лучше не начинайте. 

«Мотопилы» - очень своеобразное зрелище, как вы уже поняли. И мне кажется, его авторы тоже поняли одну важную вещь. Ну или так само получилось. Поскольку кинематограф маленькой страны не может состязаться с финансовыми монстрами и признанными мастерами жанра, даже и пытаться не стоит. Возможно, это как раз и выход для маленьких кинематографов – снимать подобные пародии, капустники, балаганы.

Причём пародии же бывают двух видов. Бывают пародии тонкие, когда для того, чтобы понять, что это пародия, нужно владеть какими-то знаниями о пародируемом предмете, разбираться в тонкостях жанра и понимать отсылки и так далее. «Мотопилы» - пародия другого рода, такая пародия, когда ничего этого от зрителей не требуется. С первых же кадров этого нехитрого, в общем-то, кино вы понимаете, что авторы смеются над всем, над чем только им приходит в голову смеяться, включая самих себя и вас, зрителя. 

Так что, если уж вы пришли на это кино, позвольте им это сделать. Погрузитесь в атмосферу идиотизма, упоритесь вместе с авторами и получите удовольствие. Потому что этот фильм ни для чего другого не создавался. Создавался он исключительно для нашего с вами удовольствия. Просто нужно приложить небольшое усилие к тому, чтобы это удовольствие накрыло нас, немножко как наркотический такой приход. И тогда оно не отпустит вас до самых последних кадров. Не прямо вштырит-вштырит, но лёгкое приятное состояние оставит.