Серьёзные щи Ридли Скотта

 

Серьёзные щи Ридли Скотта («Гладиатор 2»/“The Gladiator II“, реж. Ридли Скотт,  США-Великобритания, 148 мин.)

П.И.Филимонов

Этого фильма ждали, этот фильм рекламировали, вокруг этого фильма выстраивали истории. После его выхода, пожалуй, можно констатировать, что, в случае Ридли Скотта, возраст окончательно взял своё, повернуть или хотя бы остановить время у режиссёра, известного прежде всего своими фантастическими фильмами, не получилось. Как бы печально это ни было, таков естественный ход вещей. Из него бывают исключения, присущие людям неординарным, но Ридли Скотт, как я давно подозревал, таковым не является. Просто крепким профессионалом. И этот профессионализм, надо сказать, никуда не ушёл.

Мы получили очень натужно скроенную поделку, в которое многое вызывает вопросы, хотя зрелищем, конечно, нас обеспечили по полной программе. Персонаж Поля Мескаля сначала изображает ненависть к Риму и скорбь по поводу убитой жены, потом довольно внезапно (осторожно, спойлеры) становится на иные позиции и вроде бы и не против попредседательствовать в Риме, провести туда свои идеи. Рано или поздно бастард императора даже начинает топить за республику, вызывая один из главных вопросов фильма.

Максимально вольно обошёлся Скотт со своими сценаристами и с исторической подоплёкой дела. Понятно, что это никак не исторический фильм, а вот именно, что классический пеплум, то есть история во втором «Гладиаторе» служит там только фоном для разработки довольно житейской истории об утерянном, но обретённом вновь сыне. Так что если вы думаете, что немного узнаете об истории Древнего Рима из этого кино, то – нет. Вы не узнаете совсем ничего, или даже нет – то, что вы узнаете, будет прилично противоречить настоящему историческому дискурсу. Также довольно  сложно разобраться в том, кому и зачем он должен, по мнению создателей, отомстить – Ханно сам теряется здесь во всех этих хитросплетениях.

Ридли Скотт старается, ничего не могу сказать. Стараются и актёры – вторая часть фильма начинается, к примеру, с эпичного поединка Паскаль vs Мескаль, и даже если авторы не закладывали эти рифмующиеся фамилии в возможное поле считываемых подтекстов этого боя, они не удосужились их устранить. Не менее прекрасен боевой носорог, которого персонаж Мескаля выводит из себя в своём первом серьёзном бою.

А самое главное, что режиссёр в этом фильме максимально серьёзен. В век победившей пост-иронии он по-прежнему живёт классическими образцами жанра, такими, как старый «Бен Гур» или почему-то помнящаяся мне со времени детства «Битва за Рим». На одном квадратном сантиметре картины сосредоточено столько пафоса и героизма, что невольно начинает казаться, что это ту мач. Слова типа «долг», «обязанность», «слава», «совесть» персонажи фильма упоминают налево и направо, жонглируя ими и составляя неправдоподобные в своей паточной приторности цепочки.

Все благородны (ну кроме главного антагониста в исполнении Дензела Вашингтона, из которого тоже не сильно получается трикстер – всё потому же, потому что why so serious, как говаривал другой, более успешный кино-трикстер).

Очень тяжеловесное кино получилось. Но не без увлекательности.

 

Словно бабочка к огню

 

Словно бабочка к огню («Субстанция»/”The Substance“, реж. Корали Фаржа, Франция-Великобритания-США, 141 мин.)

П.И.Филимонов

Отчего-то «Субстанцию» взялись ругать все, кто ни попадя. Мол, и так всё понятно, мол, разжёвывание пережёванного, мол, бодипозитив ваш задрал и так далее. Но, послушайте, нужно помнить одну важную вещь. Этот фильм выиграл Каннский фестиваль в номинации за лучший сценарий. Следовательно, со сценарными мерками и стоит к нему подходить.

Для Корали Фаржа это всего-то второй полнометражный фильм, так что прямо гигантского режиссёрского опыта у неё ещё нет. Хотя важно ли это? Бывает ведь и так, что режиссёр с самого первого фильма стреляет настолько метко-метко-метко, что редко-редко-редко не попадает, так что, пожалуй, этот критерий нерелевантен. Я могу предъявить ей только излишнюю, как мне показалось, затянутость фильма, который можно было закончить примерно в трёх разных местах до того, как он на самом деле закончился, хотя при этом самый финальный кадр «Субстанции» - прекрасен безговорочно. Он рифмует и закольцовывает историю, а такой вид концовки — всегда один из самых выигрышных.

Что же касается неоспоримых достоинств «Субстанции» - то это как раз её сюжет, даже не сюжет сам по себе, а одна, но гениальная мысль, озарившая сценаристку. А поскольку сценаристка и режиссёрка в данном случае едина в двух лицах, то вот видимо ей и захотелось выплеснуть на зрителя совсем всё, что она напридумывала. Если чужие сценарии резать проблем не составляет, то свой, конечно, жалко, особенно если сама видишь, что он удался.

Идея Фаржа — оригинальна не по замыслу, но по исполнению. Ведь что такое хорошая идея в случае художественного произведения? Это его, если угодно, идеологическое наполнение — если идея в этом произведении вообще есть (её наличие не обязательно, и не всегда влияет на качество и восприятие самого произведения). Но это самое идеологическое наполнение нужно как-то подать, нужно сделать его максимально привлекательным для потребителя данного художественного продукта, короче говоря — идею нужно упаковать в максимально красивую упаковку. В идеале, чтобы потребитель и не понял, что он только что эту самую идею проглотил. В случае кино это свойство называется зрелищностью.

Зрелищный ли фильм «Субстанция»? Несомненно. Пропихивает ли Фаржа свою идею под максимально визуально привлекательным соусом? Да, без всяких вопросов. Ну и всё. Фильм интересно смотреть, местами противно, но это уже особенности жанра, Фаржа играет с нами на тонком льду боди-хоррора, притом, опять-таки, боди-хоррора, идеологически направленного. И сквозь этот лёд не проваливается. А значит, честь ей, хвала ей, респект ей и прочие подобные воздаяния.

Картинка «Субстанции» красива, и это как раз тот случай, когда можно без преувеличения сказать «красива до безобразия». Все уже отмечали, как прекрасна Маргарет Куолли, но ведь и Деми Мур очень даже ничего, пока с её персонажкой не случается то, что случается — в чём вины её (персонажки), нет никакой, это всё сучка Маргарет, как вы понимаете. Но ведь Деми Мур, мало того, что прекрасна — и не только «для своего возраста», а и безотносительно — она ещё и невероятно смела. Потому что для того чтобы сниматься в таком виде, в котором она снимается большую часть фильма, женщине требуются немаленькие такие яйца. И прекрасная Маргарет ей в этом вопросе тоже конгениальна.

Так что кто бы что ни говорил, это одно из лучших киновпечатлений года, один из тех фильмов, когда из двух с половиной часов экранного времени примерно два ты не замечаешь его течения. К последнему получасу, повторю, есть вопросы, но объясняются они, наверное, пока ещё неопытностью Фаржа. Надо было резать, резать даже где-то безжалостно — было бы лучше.

Ну и кроме того, это смешно. Такая вот аналитика.

Лучший способ разбить яйцо

Лучший способ разбить яйцо («Время жить»/“We Live In Time“, реж. Джон Кроули, Великобритания-Франция, 108 мин.)

П.И. Филимонов

Существует такой отдельный жанр кино, довольно недавно внедрившийся в нашу жизнь, но уже, наверное, можно сказать, занявший в ней прочное место. Это кино про рак. Сюжет там, как правило, более-менее один и тот же. Есть счастливая пара/семья, мы какое-то время наблюдаем их сладкую, немножко даже паточную жизнь, и потом бац! – один из них заболевает раком. Они решают вместе бороться, не сдаваться и так далее, но в классических фильмах жанра это ни к чему не приводит, всё равно кому-то из двоих приходится умереть.

Дальше возможны нюансы. Этим раковым больным может быть мужчина из пары, а может быть женщина.  Умирающий может смириться со своей участью и показать нам пример достойного умирания, а может не смириться. Пара даже может и расстаться из-за этой болезни – притом как по инициативе выживающей стороны (которая в этом случае выставляется сукой и скотиной), так и под влиянием благородной умирающей стороны, которая не хочет, чтобы её любимый/любимая видел/а, как он/а мучается и страдает. У пары могут быть, а могут не быть дети, отношения умирающего члена пары к ним – ещё одна вариативность этого в целом довольно одинакового сюжета. 

Самое ужасное в фильмах этого жанра – это то, что они всё равно работают. Сколько бы ты ни говорил себе, что видел такое уже десятки раз, что всё предсказуемо, что вот сейчас они будут выдавливать из тебя слёзы, а вот сейчас – жизнеутверждающий смех – ты всё равно ничего не можешь поделать со своими базовыми инстинктами и реагируешь на все триггеры, как собака Павлова. 

«Время жить» почти ничем от всех этих фильмов не отличается. Разве что актёры тут особенно прекрасны – супругов играют Флоренс Пью (умирающая) и Эндрю Гарфилд (выживающий). Разве что жанр раковой мелодрамы здесь прилично переплетён с ещё одним новым трендом последнего времени – фильмами про кулинарию. Альмут, персонажка Пью – известный повар, которую как раз на фоне повторно развившегося рака яичников приглашают в сборную Великобритании на Бокюз д’Ор. Ей бы полечиться как следует, но она, как всякий амбициозный человек, хочет оставить след в истории, тем более, что смерть, кажется, близка, так что она, не сказав мужу, решает поучаствовать. Потом-то она мужу скажет, и он поймёт, и примет, и поддержит – вообще, кажется, главное, что играет Эндрю Гарфилд в этом кино – это понимание и поддержка. 

Ну и что, ну и можно придираться к особенностям жанра, но ведь, если подумать, когда нам всем придёт время умирать (не важно, от рака ли или от какой другой болезни), мы более-менее будем вести себя так же, как герои этих фильмов. Именно с теми небольшими вариациями, что там предлагаются. Так что, может быть, всё это разнообразие раковых мелодрам дано нам как раз и именно что в качестве ролевой модели. К тому же это один из немногих, кажется, приемлемых способов, которым коммерческое кино пытается говорить со зрителем о смерти. Тема неудобная, что уж тут скажешь, но необходимая. Если любовь, которая тоже выпала на долю героев «Времени жить», достаётся не каждому зрителю, то со смертью всё гораздо проще и прозаичнее. В целом, в своём роде это хорошее кино. Эмоции оно высекает искренние и ровно такие, какие авторы фильма и закладывали. Технично, умело, в рамках жанра.  

Подают холодным

 Подают холодным («Сыновья»/“Vogter“, реж. Густав Мёллер, Дания-Швеция, 101 мин.)

П.И.Филимонов

Эва работает охранницей в тюрьме. Складывается впечатление, что у Эвы нет никакой другой жизни, она сильно сконцентрирована на своей работе, человечно относится к заключённым и так далее. Какое-то время назад разные комики много шутили о том, что жизнь в скандинавской тюрьме будет получше, чем в иной стране на свободе. С тех пор понятие «свободы» в иной стране, кажется, несколько подызменилось, а фильм «Сыновья» показывает нам, что жизнь в скандинавской тюрьме вовсе не такая уж и приятная. Всё-таки тюрьма есть тюрьма.

Особенно она неприятная в блоке для особо опасных преступников, куда Эва решает перевестись после одного случая. Дело в том, что жизнь Эвы не всегда вращалась исключительно вокруг её работы. Когда-то у неё был сын, но случилось так, что он попал в тюрьму, где его в мелкой бытовой ссоре зарезал сокамерник. И вот теперь этого сокамерника перевели в тюрьму, где работает Эва. В тот самый блок для особо опасных. И она хочет туда попасть. Чтобы мстить. 

И у неё всё получается. Она добивается перевода, она не сразу, но осваивается с новыми требованиями к охране – в блоке для особо опасных совсем другое отношение к заключённым и другие, например, меры безопасности, и она начинает мстить. Она, как кажется поначалу, не хочет прямо извести этого брутального Миккеля, убийцу своего сына, она всего лишь хочет сделать его жизнь в тюрьме максимально невыносимой, не выдавая при этом себя. 

Но довольно скоро всё выходит из-под контроля. Эве трудно себя контролировать, трудно сохранять холодными месть и свой разум, слишком уж сильные чувства она в себе разбередила. История, показанная датским режиссёром Густавом Мёллером, вкратце сводится к борьбе человека с самим собой, борьбе двух начал. Ветхозаветного принципа «око за око, зуб за зуб», и новозаветных «возлюби ближнего своего» и «простите врагам вашим». Хотя, конечно, в фильме тема религии никак не педалируется, даже не затрагивается, это я исключительно для наглядности.

Или, если хотите, это тема борьбы человеческого и звериного элемента, которые присутствуют в каждом из нас. И присутствуют на примерно паритетных началах.

Фильм называется не «Сын», а «Сыновья», как мне кажется, потому, что – то ли после смерти родного сына, то ли изначально – Эва воспринимает всех заключённых в любом блоке как своих сыновей, как людей, за которых она несёт некоторую ответственность и которым она может подарить некоторую иллюзию если не любви, то хотя бы заботы. Настолько, насколько это возможно в условиях тюрьмы. Всех, кроме Миккеля. Но это исключение лишь подтверждает правило. А потом и оно перестаёт быть исключением. И Миккель, на каком-то своём уровне, прекрасно это понимает и начинает Эвой манипулировать. К тому же у него есть и формальный повод для шантажа. 

Словом, это психологическая драма о противоборстве разных частей человеческого организма. В результате рассмотрения кейса Мёллер приходит к определённому выводу, который я здесь не буду спойлерить, но о котором, собственно, можно догадаться по всё тому же самому названию фильма. 

Зеркало для героини

 

Зеркало для героини («Милая»/“Elskl
ing“, реж. Лилья Ингольфдоттир, Норвегия, 101 мин.)

 

П.И.Филимонов

Как известно, люди встречаются, влюбляются, женятся, ругаются, разводятся, начинают друг друга ненавидеть, и всё это порой одновременно в разных порядках и комбинациях. Норвежский фильм «Милая», так же известный как «Достойная любви» - о второй части этой парадигмы. Там, где ругаются и разводятся.

Впрочем, про ту часть, где влюбляются, он тоже немного говорит, потому что одно, что логично, не бывает без другого. Невозможно возненавидеть кого-то, предварительно его не полюбив (ладно, это я загнул), невозможно развестись, предварительно не поженившись.

Мы видим норвежскую женщину средних лет по имени Мария. Нам ничего не показывают про историю её первого брака, мы только знаем, что он был, и эпизодически в фильме встречаем её первого мужа, от которого у неё двое детей. И вот несмотря на этих самых двоих детей и в целом непростое положение работающей разведённой женщины Мария без памяти влюбляется в Зигмунда, часто гастролирующего музыканта, выходит за него замуж и рожает ещё двоих – чтобы никому не было обидно.

Но история совсем не про это. Мария пытается совмещать свою увеличившуюся семью и работу, про которую ей лично кажется, что она у неё скорее есть, тогда как Зигмунду, например, кажется, что её у неё, скорее, нету – в результате чего портятся нервы и характер, добавляется стресс и дурное настроение. Короче, однажды, прямо на наших глазах Мария с Зигмундом ругаются практически на пустом месте – да так, что Зигмунд в одностороннем порядке говорит жене, что всё, хватит, баста, капут, развод и точка.

А она же его любит, и жизни без него себе не представляет. Ни в каком из смыслов. А он вроде бы и тоже неплохо к ней относится, но быть с ней вместе уже не хочет, он как будто переступил этот этап и двинулся дальше. Старшие дети от первого мужа винят в разрыве мать, называя её всякими нехорошими словами, что тоже не прибавляет Марии позитивных эмоций.

И мы наблюдаем женщину, во-первых, по классике, на грани нервного срыва, а во-вторых, женщину в период кризиса среднего возраста. Оказывается, и у них он бывает – ну или что-то, максимально к нему приближённое. Метафора режиссёрки предельно проста – для того, чтобы научиться жить в новых обстоятельствах, Марии нужно эти обстоятельства для начала принять. А для того, чтобы их хотя бы принять, Марии нужно принять себя. А это сделать – как раз с учётом сложившихся обстоятельств – достаточно непросто. Всю свою жизнь Мария воспринимала себя через призму других людей – если её любили окружающие, то она и чувствовала осмысленность своего существования. Теперь это сломалось, почти все окружающие безоговорочно заявили ей, что они больше её не любят, и какое-то время кажется, что этот шок для Марии окажется неподъёмным.

Получается, ей нужно найти совсем другой взгляд на вещи, ей нужно полюбить себя безотносительно других людей, посмотреть на себя в зеркало и каким-то образом постичь дзен самодостаточности. Что для женщины, привыкшей самоидентифицироваться через семью, крайне сложно.

Ну а потом уже и все сопутствующие обстоятельства – если любишь, отпусти – и тому подобное. Это терапевтический фильм об умении достойно расходиться и достойно принимать поражения. Крайне рекомендуется людям, у которых в личной жизни не сложилось. Надежды он не подарит, но спокойствию может научить.    

Вечные истины

 

Вечные истины («Дикий робот»/”The Wild Robot”, реж. Крис Сандерс, 102 мин.)

П.И.Филимонов

Этому мультфильму предрекают чуть ли не «Оскар» в номинации за лучший анимационный фильм. С одной стороны, понятно, почему, с другой стороны, хотелось бы разобраться.

Мультфильм довольно детский, про то, как робот-помощник со сложным именем-аббревиатурой в результате непонятно чьей ошибки оказался в лесу, полном разнообразных животных. Робот запрограммирован помогать всем, кто эту помощь закажет, и во всём, о чём они его попросят. Поскольку животные его ни о чём не просят, он (точнее, она, потому что робот идентифицирует себя в женском гендере), начинает помогать по своему усмотрению. Сначала это приводит к недопониманию, но со временем, конечно, роботесса и животные проходят вместе через многие приключения, и становятся настоящими друзьями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Особое место в лесной жизни роботессы, которая сокращает своё имя до Роуз, занимают гусёнок-сирота, воспитанием которого она занялась после того, как случайно разрушила его гнездо и убила его родителей, и лис, изначальной целью которого было гусёнка сожрать, но потом они как-то все сдружились и стало не до этого. Так что в конце, когда им с животными предстоит уже решительная битва против остальных роботов, далеко не таких добрых и эмпатичных, как Роуз, они выступают единым фронтом.

Всё понятно, ничего нового – но в добрых детских мультфильмах, наверное, его и не нужно. Дружба, взаимная верность столь непохожих организмов преодолевает межвидовые преграды и недопонимание – очень типичный сюжет.

И в общем, нет никаких претензий к этому мультфильму, доброй хорошо прорисованной истории, со всеми полагающимися составляющими – нехитрым юмором, ясно считывающейся моралью, разнообразными запоминающимися характерами.

Но вот про «Оскар» - ну я не знаю. Конечно, совсем рано об этом говорить, но, если этот мультфильм действительно получит премию – ну как-то это будет немножко, ну, разочарованием, что ли. Именно потому, что слишком уж он простой, слишком уж он незамысловатый, слишком уж он детский. Я понимаю, что это лично моя претензия, что, возможно, кинокритики и уж тем более киноакадемики уже пресытились сложновыдуманными работами, и после Миядзаки им как раз хочется простоты и понятности.

Впрочем, это всё, конечно, манипуляции и гадания на кофейной гуще. Будет как будет. В любом случае, эффект «Дикий робот» оставляет очень положительно терапевтический, плюс там набросано актуалочки на самые разные темы – от климатического активизма до ненавязчивой пропаганды пацифизма в целом, так что и взрослым людям с претензиями смотреть его будет не то чтобы неприятно. Да и кому не хочется хотя бы на 100 минут снова погрузиться в детство и посопереживать симпатичным героям в их борьбе против несимпатичного мира. Особенно если быть изначально уверенным, что их борьба завершится, скорее, успешно. Потому что так уж устроена анимация, если она традиционная западная, а не как у этих непонятных японцев.

 

Золото бесконечных повторений

 Золото бесконечных повторений

П.И.Филимонов

О чём же нам петь ещё

 

О чём же нам петь ещё («Тень»/“Vari“, реж. Яак Кильми, Эстония, 94 min.)

П.И.Филимонов

 

Новый отечественный фильм по сценарию Индрека Харгла как будто рассказывает про одного из самых колоритных эстонских писателей Юхана Лийва. Как будто, по идее, этот фильм прикидывается байопиком про автора, интересного, как минимум, своей биографией. На деле же «Тень» оказывается четвёртым фильмом про аптекаря Мельхиора, разве что действие происходит немного в другую эпоху и при других обстоятельствах.

Удивительным образом складывается впечатление, что Индрек Харгла как сценарист умеет сочинять хорошие детективные истории – и ему всё равно, что там происходит на фоне.  Если в «Аптекаре Мельхиоре» главной движущей силой расследования выступал выдуманный средневековый чувак, то в «Тени» эта задача возложена на и без того хрупкие плечи сумасшедшего литератора Юхана Лийва. Оправданием себе Харгла приводит историческую справку о том, что в течение определённого количества лет исследователи ничего о жизни Лийва знать не знают и ведать не ведают, так что вполне можно предположить, что всё это время он знай расследовал преступления, как не в себя. И не исключено, что нас ждут теневые сиквелы и триквелы.

Собственно, сама детективная история очень даже на уровне, многочисленные убийства с продуманным мотивом и неожиданной развязкой – и немножко альтернативной истории в духе "Линкольна - охотника на вампиров", допустим. Убедительно? Не очень. Помимо всего прочего, психически больной человек, а кажется, что душевное расстройство Лийва является доказанным фактом, не представляется реальным кандидатом на трезвый и взвешенный анализ происходящих событий, опирающийся на дедукцию – или что там ещё. В теории, если бы люди, подобные Юхану Лийву, и могли расследовать преступления, это было бы, скорее, посредством каких-то наитий, инсайтов, логически не объяснимых щелчков в их загруженных проблемами вселенных головах. Да, наверное, технически всё это можно было бы свести к формальной логике, с которой они обозревали происходящее, и которая потом в эти самые озарения превратилась способами, неведомыми самим визионерам – так бы я ещё поверил. А харглаский-кильмиский Лийв, словно шекспировский принц, кажется безумным только в очень определённых обстоятельствах, только при каком-то конкретном ветре или давлении ртутного, как это говорили по всесоюзному радио во время моего детства, столба. При отсутствии этого давления он ведёт очень даже адекватный образ жизни, вкрадчиво расспрашивает селян о причинах и следствиях происходящих событий, сопоставляет и делает выводы.

Да, Пяэру Оя делает ему безумные глаза, но они тоже не глаза буйного безумца или даже тихого помешанного с манией (каким, согласно описаниям, был Лийв, в какой-то момент объявивший себя королём Польши, например). Это глаза просто усталого человека, глаза творца, который видит то, что недоступно «простым обывателям», и именно за счёт этого и прозревает криминалистическую истину тоже. Только без холмсовского кокаина, нировульфовских орхидей или агент-куперского кофе. Для Лийва в роли следовательской странности как раз и выступает поэзия. По логике сценариста и режиссёра, именно так и получается.

Словом, всё хорошо с этим фильмом, зрелищность, актёрские работы, достойная детективная история, непонятно только одно. При чём тут Юхан Лийв? Так-то да, никто не мешает Индреку Харгла и опекающим его режиссёрам и дальше идти по тому же пути, навалять что-нибудь про Крейцвальда, мотающегося по деревням не в поисках фольклора, а с целью расследования случаев конокрадства в Вырумаа. Ну или про Яака Йоалу, например, выводящего на чистую воду убийцу в герметичной обстановке студии звукозаписи.         

Идиоты на минималках

 

Идиоты на минималках («Гипноз»/“Hypnosen“, реж. Эрнст де Геер, Норвегия-Швеция, 98 мин.)

П.И.Филимонов

Кажется, это некая особенность Скандинавских стран. В смысле, когда государство, со всеми его системами, работает настолько хорошо, что людям почти не надо прилагать усилий для жизни, они склонны против общества бунтовать, притом этот бунт носит, пусть и довольно невинные, но вычурные формы. Любят тамошние граждане притвориться идиотами, походить голышом, посовокупляться на публике или, к примеру, опуститься на четвереньки и полаять собачкой – потому что их что-то смутно не устраивает, а что и чем конкретно, они сказать не могут. Так было тридцать лет (мама родная!) назад во время «Идиотов» фон Трира, так, чуть в сниженном ключе, происходит и сейчас в «Гипнозе» де Геера.

Мы имеем молодую пару, Веру и Андре, увлечённую созданием своего стартапа, который может получить крупное финансирование в случае, если они выиграют всенорвежский конкурс этих самых стартапов, где, по сути, нужно максимально убедительно и креативно рассказать потенциальным инвесторам о своём проекте. Их проект связан с «женским здоровьем», точнее нам не сообщается, впрочем, подробности здесь, по всей видимости, и правда не важны. Они придумывают историю, в которой причудливым образом переплетаются якобы диагностированная у Веры гемофилия и менструация – типа, если бы Вера не знала о своей болезни, она могла бы ежемесячно умереть от потери крови. Закавыка в том, что это враньё – никакой гемофилии у Веры нет, это всё завлекалово для инвесторов, приём, чтобы их презентация звучала максимально драматично и многообещающе в финансовом смысле.

Параллельно Вера пытается бросить курить, и как раз накануне поездки на конкурс стартапов Андре рекомендует ей попробовать в этой связи гипноз. Что Вера и делает.

И как будто после этого гипноза – или так только кажется Андре? – она кардинально меняется, её приоритеты переворачиваются с ног на голову. Похоже, ей уже не так важна эта победа в конкурсе стартапов, а главное, Вера категорически отказывается врать. А на вранье – ну то есть, вот на этой истории с гемофилией – у них там строилось вообще всё. С другой стороны, Андре по-прежнему, если не ещё больше, хочет выиграть, хочет самореализоваться, хочет стать бизнесменом года и ролевой моделью века. И, разумеется, у них всё перестаёт ладиться, включая отношения.

И хотя, казалось бы, интереснее было бы проследить Веру, чтобы ещё больше запутать зрителя – так загипнотизирована она всё-таки или нет – режиссёр сосредоточивается на Андре. То есть, получается проявляет нетривиальный взгляд на вещи и рассматривает их с неожиданной стороны, как и свойственно художнику, пусть даже и (совсем чуть-чуть) эпигонскому. Андре нужно выбрать, что для него важнее – вот этот самый успех в бизнесе, общественное признание, самореализация, успешный успех – или Вера и их отношения.

Не то чтобы интрига была очень велика – не в том смысле, что сразу понятно, что  выберет Андре – нет, непонятно. В том смысле, что режиссёр не пытается сделать из этого драматический триллер. Жанрово, если честно, фильм вообще непонятно что – и не комедия, как мог бы быть, и не социальная драма, и даже не сатира на современное общество, хотя к ней, пожалуй, ближе всего. Это, наверное, его главный недостаток – не очень понятно, с какой стороны всю эту историю рассматривать.

Впрочем, сцена, в которой Андре всё-таки свой выбор делает, многое компенсирует. Она режиссёру, определённо, удалась. Даже если весь фильм снимался ради этой единственной сцены, можно сказать, что это тот случай, когда такой подход оправдывает себя.

Католицизм, солидарность и счастье

 

Католицизм, солидарность и счастье

(«Женщина с…»/“Kobieta z…“, реж. Малгожата Шумовска, Михал Энглерт, Польша-Швеция, 132 мин.)

П.И.Филимонов

Убьём интригу в зародыше – за многозначительными тремя точками в названии этого фильма, по всей видимости, скрывается то или иное именование мужского полового органа. Думаю, режиссёры хотели назвать фильм попросту «Женщина с членом», но то ли решили внести некий флёр неясности, то ли – и это, пожалуй, в свете моей аргументации, связанной с этим фильмом, которая как раз вот тут же и воспоследует, более вероятно – пошли на поводу у цензуры, государства, общественного мнения, нужное подчеркнуть.

Коротко – это фильм от трансгендерной женщине, которая родилась и прожила значительную часть жизни в теле мужчины. Дело происходило в позднекоммунистической, потом в посткоммунистической Польше, где Аньела, которую тогда звали Анджеем, успела жениться и родить сына. Но всю жизнь она чувствовала дискомфорт, в какие-то моменты жизни он был больше, в какие-то меньше, и наконец, уже ближе к нашим дням решилась на переход.

Всё достоинство этого фильма – это исключительно страна его производства. Каким-то общеизвестным фактом, какой-то избитой истиной является то обстоятельство, что Польша – одна из самых консервативных стран Европы в вопросах межполовых отношений, в вопросах так называемых «традиционных ценностей» и нетерпимости к лгбт+ людям. В силу большого влияния в обществе католической религии, в силу каких-то исторических причин – не имеет даже значения. И как раз тот факт, что режиссёры сняли этот фильм именно на польском материале, говорит о их смелости и общественной позиции. Это такой классический фильм – высказывание, фильм-заявление, фильм-назывное предложение. О том, что «и у нас есть эта проблема, мы и в этом смысле являемся частью мира».

А чисто художественных открытий или (скажем шёпотом) больших достоинств кино не несёт. Понятное дело, что Аньела мучается сначала от того, что не может открыться миру, потом, когда решает пренебречь условиями и таки открыться, от неприятия этим самым миром, включая самых близких людей – родителей, жену, друзей, да почти всех вокруг, кроме сына, который единственный поддерживает своего отца (и не скажешь ведь «бывшего», потому что по факту Аньела продолжает оставаться отцом своего ребёнка). И ей тяжело, но в то же время она не собирается отступать, потому что она решила принять себя и прожить хотя бы остаток жизни в том теле, которое совпадает с её психологической внутренней картиной мира. Ну и как бы всё. На этом конфликт фильма исчерпывается. Не знаю, и не хочу предполагать, как можно было бы эту историю вывернуть так, чтобы она стала интересной не только с антропологической, но и, к примеру, с психологической точки зрения, но так лёгкое разочарование после фильма остаётся.

Все мы знаем, что жизнь трансгендерных людей нелегка даже в самых прогрессивных обществах, каковым Польша, как снова все мы знаем, не является. Все мы сочувствуем Аньеле, при том, что никаких видимых репрессий против неё со стороны государства не применяется. Все мы можем каким-то образом самоидентифицироваться с ней, хотя бы в том смысле, в каком мы, люди эмпатии, можем самоидентифицироваться с униженными и оскорблёнными по любому принципу. Есть, несомненно, определённая группа людей, которая сможет самоидентифицироваться с Аньелой полностью, но, сдаётся мне, для них в этом фильме совсем не будет ничего нового.

 

Какое-то количество человек для танго

 

Какое-то количество человек для танго

(«Джокер: безумие на двоих»/“Joker: Folie a Deux”, реж. Тодд Филлипс, США, 138 мин.)

П.И.Филимонов

Об этом фильме нужно знать две вещи. Во-первых, несмотря на то, что, по словам всех панически настроенных обозревателей, он «проваливается в прокате» (что вполне может быть и правдой, хотя вот у нас зал был почти полон), это хороший фильм. Если бы ещё в нём поменьше пели, он был бы хорош вдвойне. Вот пение в нём, превращение его в мюзикл – хотя все мы об этом знали задолго до того, как он вышел на экраны – совершенно не мотивированно, непонятно, зачем введено, разве что у режиссёра сработала банальнейшая из логических цепочек – Леди Гага – пение – мюзикл. В остальном, это очень неожиданное прочтение истории, ставшей уже классикой, с мастерским твистом в конце.

Во-вторых, это не фильм по комиксам. То есть, формально, он, конечно, вышел из вселенной DC, он был бы невозможен без предыдущих фильмов о противостоянии этих двоих – в смысле, Джокера и Бэтмана. Но если конкуренты из «Марвел» пошли по дороге типа самоиронии и глумёжки над собственными ценностями (если это можно так назвать), то ребята из DC повернули в совсем неожиданную сторону, что, безусловно, заставляет испытывать к ним непредвиденное уважение.

Тодд Филлипс взял комикс и сделал из него фактически артхаусное кино. Именно потому, как мне кажется, массовый зритель туда и не пошёл. Шутка ли, в фильме про Джокера первые реальные трупы начинают появляться минут за пятнадцать до конца, до этого мы наблюдаем знаете что? – моральное уничтожение, слом главного героя, затем отчаянную попытку обрести себя за счёт внезапно нагрянувшей любви, только чтобы показать нам, что он никакой не супергерой, а всего лишь человек.

Это приводит к довольно удивительному эффекту. Весь фильм, глядя на то развенчание короля, которое происходит с Артуром Флеком, ты постоянно думаешь, более того, ты уверен, что вот-вот, вот ещё пять минут, и он восстанет, переродится в бесстрашного могущественного Джокера и наваляет им всем так, что мир покажется им с овчинку, а то и поменьше. А этого всё не происходит и не происходит. И вот уже от фильма остаётся всё меньше и меньше времени, и вот уже эта метаморфоза, которая должна случиться, получается, что будет всё грандиознее и грандиознее, и ты думаешь, что в этом и заключается главная суть фильма, что вот сейчас он обернётся к лесу задом, а к тебе передом, быстро разметает их всех, и граждане довольные разойдутся по домам.

Нет. Более того, конец в этом смысле совсем не героический. Конец, как говорит один мой любимый литературный блогер, слегка даже опрокидывающий, конец – такой, что заставляет несколько пересмотреть все имевшиеся на тот момент взгляды на франшизу.

И Хоакин Феникс, конечно, хорош. Хоакин Феникс выдаёт здесь нам нового Джокера, даже не того, которого он же сыграл в первом фильме. Новый Джокер – это не глумливый маньяк, каким был Джон Николсон и даже не психопатическое воплощение зла, какими, в разных смыслах, были Хит Леджер и сам Феникс. Новый Джокер – это человек, как говорится, слишком человек. Сломленный, потерянный, какое-то недолгое время хорохорящийся, но всё это – пшик и мыльные пузыри перед грубой силой.

Жалко, что Леди Гага, при всём её таланте, в том числе и актёрском, не очень смогла в Харли Квинн. Одному Финиксу сложно вывозить. А тут ещё и песни.

Бузина и родственники

 

Бузина и родственники

(«Мегалополис»/“Megalopolis“, реж. Фрэнсис Форд Коппола, США, 138 мин.)

П.И.Филимонов

Кажется, что все уже знают всё, что происходило вокруг этого фильма. Была у Фрэнсиса Форда Копполы мечта, и он не произносил о ней речей и не пел о ней песен, а тихонько её лелеял и всё пытался найти финансирование. Время шло, финансирование не находилось, а Фрэнсис Форд не молодел. Он понимал, что осуществление мечты находится под угрозой, и решил, что самая лучшая мечта – это та, за которую ты сам заплатил. Фрэнсис Форд продал свои винодельни и/или виноградники (там не так важно, важен, скорее, тот факт, что они у него были) и на вырученные деньги купил жене гребёнку, а себе, значит, кино.

И получилось что-то очень странное. Адам Драйвер, сыгравший в «Мегалополисе» главную роль, роль гениального архитектора Катилины, говорил в одном интервью, что ценит этот фильм, например, больше, чем все «Звёздные войны», вместе взятые (надеюсь, всё-таки он имеет в виду те «Звёздные войны», в которых ему лично довелось сниматься) хотя бы за то, что на площадке не тёрлись продюсеры, указывающие режиссёру, что ему делать.

И вот, знаешь, Адам, может, оно и лучше было бы, если бы тёрлись. Ну, прости, это просто предположение, ничего личного, и Коппола, конечно, великий режиссёр, и все мы любим «Крёстного отца» и «Апокалипсис сегодня», а некоторые ещё тайно обожают и «Разговор» и «Дракулу», но – ну Адам, давай будем честны. Это какая-то очень странная конструкция, склеенная каким-то картофельным клейстером, лишь бы держалась – но она не слишком держится. Почему всех этих людей зовут древнеримскими именами? Как какой-то неуклюжий масон, начитавшийся Дэна Брауна, Коппола переносит в современные США (ну а что это ещё может быть за страна) мистику и помпезность Древнего Рима – и конструкция не работает. И главный конфликт – архитектор Катилина, помимо всего прочего, обладающий способностью останавливать время (я слышал, этот предмет проходят на четвёртом курсе архитектурных вузов) хочет построить город-сад, и не через четыре года, а как можно быстрее, чтобы там яблони, значить, цвели, и все бегали абсолютно голые, но в очень положительном смысле. А ретроградный мэр города (Джанкарло Эспозито, наверное, имеет в виду мэра Джулиани, хотя это не обязательно) почему-то хочет ему помешать. Чем мэру так не угодил будущий город золотой, не слишком из фильма понятно. Возможно, там бродят не те животные, или звезда в небе не горит.

Кроме того, в истории замешан стареющий, но всё никак не умирающий банкир (вот кто прекрасен, как всегда, так это Джон Войт в его роли), и разной степени опасности гангстеры, политики, роковые красотки и прочее население условного Рима. И Катилина, до предела обостряя накал конфликта, влюбляется в дочь мэра, причём девушка отвечает ему взаимностью.

И всё это происходит в каких-то немножко сюрреалистических декорациях, немножко похоже на компьютерную игру, но довольно плохо продуманную компьютерную игру, такую игру, которую как раз и разработал бы восьмидесятишестилетний человек, не имевший до этого никакого соприкосновения с другими играми. И происходит как-то нелепо, сумбурно, как будто умелый, но уже дементный повар набросал в кастрюлю всё подряд, что нашёл в холодильнике и теперь надеется, что из этого получится удобоваримый продукт.

Немножко всё это неудобно, неудобно смотреть на беспомощность великого режиссёра перед своей же собственной мечтой. Ну, или ещё вариант – не дорос я пока.

Фигура умолчания

 

Фигура умолчания («Мой Марчелло»/“Marcello Mio“, реж. Кристоф Оноре, Франция-Италия, 120 мин.)

П.И.Филимонов

Уже, выходит, почти лет тридцать назад умер актёр, который для нескольких поколений любителей кино в нашей части света олицетворял европейское кино. Ну или был одним из таких олицетворений. В силу того, что в Советском Союзе показывали не так много европейских фильмов, таких всенародных кумиров было, кажется, более-менее трое. Девушки могли влюбляться либо в Бельмондо, либо в Алена Делона, либо вот в Марчелло. Мастроянни, понятно. Плюс к тому, Мастроянни ещё был одним из любимых актёров у Федерико Феллини, поэтому, сам, быть может, не желая того, стал персонажем довольно культовым и для так называемых продвинутых киноманов.

Ещё у него был роман с одной из самых красивых женщин своего времени, Катрин Денёв. Они никогда не состояли в официальном браке, но зато у них родилась дочь, Кьяра. Которая – в силу обстоятельств самого разного порядка, и генетических не в последнюю очередь – стала актрисой и, в свою очередь, музой французского режиссёра Кристофа Оноре. Всё, как пел один там Мирон, переплетено, вы же понимаете.

В этом году, посреди всей этой смертной любви, которая нас всё плотнее окружает, Марчелло Мастроянни незаметно исполнилось сто лет. Я не знаю, как рассказывать людям, которые, например, не видели «Сладкую жизнь», что такое Марчелло Мастроянни с точки зрения истории кинематографа. Я не говорю про «Восемь с половиной», не говорю именно потому, что мне кажется, что в историю он вошёл, именно купаясь в фонтане с Анитой Экберг. Фильм «Мой Марчелло» - скорее всего, предназначен для людей, которые хоть как-то это помнят.

Кристоф Оноре и Кьяра Мастроянни не стали идти проторенным путём изготовления байопиков. Они сделали хитрее. Кьяра – дочь Марчелло – в фильме играет саму себя, актрису и дочь великого актёра Марчелло, которая в какой-то момент жизни решила стать своим отцом. Кьяра одевается в Марчелло и начинает существовать в его образе как на съёмочной площадке, так и вне её. Как мне кажется, самое потрясающее в этом фильме – степень сходства, буквального портретного сходства отца и дочери. Ну или актёрского подмечания Кьяры. Она курит ровно так, как в кино курил Марчелло – держа сигарету как буто всеми пальцами руки, словно перекатывая её между ними. Она оборачивается на ходу, так как это делал Марчелло в некоторых знаковых сценах Федерико, как бы пританцовывая, привставая на цыпочки. Федерико, кстати говоря, в фильме вообще не присутствует. Потому что это фильм не про Феллини. Это фильм про Марчелло Мастроянни, вероятно, такого Марчелло, которого мы не знали, которого знали сами итальянцы, совершенно немачистского мачо, определившего образ рефлексирующего кинозадротика на годы вперёд.

Это, конечно, признание дочери в любви своему отцу – я не знаю, в каких отношениях были Кьяра и Марчелло при жизни последнего, да это и совершенно не важно, в рамках этого фильма это не имеет никакого значения. Это признание Кристофа Оноре в любви актёру, которого продолжают помнить и почти через тридцать лет после его смерти, который, в некотором роде, продолжает определять каноны итальянского кинематографа – ладно, сузим, мужских образов в нём – до сих пор. Это воспевание ушедшего от нас навсегда неореализма. Это один из лучших фильмов о кино, которые я видел. Это немножко и мой Марчелло тоже.

Мальчики и девочки

 

Мальчики и девочки («Задира»/“Scrapper“, реж. Шарлотта Риган, Великобритания, 84 мин.)

П.И.Филимонов

Это дебютный фильм британской режиссёрки. И я даже не знаю, надо ли это учитывать при его оценивании. С одной стороны, вроде бы и да – типа не судить строго, мало ли кто как начинал, ещё разовьётся, ещё вырулит куда-нибудь в свою колею. С другой стороны, фильм кажется уже довольно зрелым по исполнению, если не по теме. Так что с точки зрения ремесла всё с Шарлоттой Риган уже хорошо.

Двенадцатилетняя девочка Джорджи после смерти матери живёт одна, всячески ухищряясь обманывать систему надзора и соцработников. Взрослым она говорит, что с ней живёт её дядя по имени Уинстон Черчилль, и взрослые ни о чём не догадываются, конечно, мало ли как могут звать британского дядю. Чтобы имитировать существование дяди, она просит продавца местного магазина записывать от его лица голосовые сообщения, которые потом проигрывает во время телефонных разговоров с учителями и соцслужбой – такими предсказуемыми людьми, что все их вопросы она может предугадывать заранее. Деньги она зарабатывает тем, что, вместе со своим непутёвым другом Али (в таком фильме просто обязан быть немного нелепый друг главного героя), ворует велосипеды и продаёт их на запчасти. Опять же, все вокруг, кажется, знают, что она ворует велосипеды, но она и не попадается, и никому даже в голову не приходит девочку сдать. Впрочем, возможно, в британской глубинке все люди действительно такие отзывчивые и эмпатичные, кто же их знает.

Так бы это всё, очевидно, и продолжалось (сколько?), но девочку находит её родной отец, который бросил её мать, видимо, ещё в процессе беременности, потому что у девочки нет о нём никаких воспоминаний совсем. Тут возникает единственная интрига и саспенс фильма, потому что какое-то время кажется, что что-то с этим папой может быть не так, вдруг он окажется нехорошим человеком, бандитом и наркоманом, и выудит у несчастной девочки все её скудные средства к существованию и оставит её в ещё худшем положении, чем нашёл. Тем более, что папаша сам очень молод, кажется, в какой-то момент там звучит фраза о том, что ему тридцать – то есть ребёнка он заделал в сравнительно бессознательном возрасте, и сам не до конца ещё избавился от детства.

Но это, соответственно, оказывается фильмом воспитания. Одна учится принимать людей, впускать в свою жизнь кого-то нового, делегировать ответственность за себя и за свою жизнь, другой учится эту ответственность брать на себя и быть отцом.

Фильм заявлен в анонсе как комедия, но это, видимо, комедия в более-менее античном смысле – в том смысле, что всё заканчивается хорошо, ну или, говоря осторожнее, открытым финалом.

Приятно в этом фильме, как минимум, то, что у молодой режиссёрки превалирует оптимистичный взгляд на жизнь и на людей, они у неё в массе своей хорошие, несмотря на все те житейские сложности, в которые погружены. Дети, как это за ними водится, играют хорошо, держатся в кадре естественно, так что на выходе получается довольно миленький продукт. Пусть даже и не сильно тяжеловесный. Посмотрим, что будет с Шарлоттой Риган дальше.

Танцы вокруг категории Б

 

Танцы вокруг категории Б («Любовь истекает кровью»/“Love Lies Bleeding“, реж. Роуз Гласс, Великобритания-США, 104 мин.)

П.И.Филимонов

Роуз Гласс как будто бы с первых кадров своего фильма заявляет, что сняла нарочитую подделку под фильмы категории «Б». Это видно по картинке, по звуку, по сюжету, где если любовь – то с первого взгляда и до гроба, если преступление – то максимально кровавое, если спецэффекты – то максимально кринжовые.

Девушка по имени Лу работает ресепшионисткой в спортзале где-то поближе к мексиканской границе. У неё есть сестра, которую, разумеется, абьюзит муж. Лу  сестру очень любит и только ради неё и не уезжает из этой богом забытой дыры на большую землю, к своей великой американской мечте (которой толком-то и нет). У неё есть папа, бывший преступник, что-то типа серийного убийцы, которого вдруг выпускают, хотя все же знают, что преступники бывшими не бывают, но он, в конце концов, нужен как для завязки, так и для развязки сюжета, так что ладно, его освобождение можно понять и простить. И у неё есть возлюбленная – взявшаяся ниоткуда культуристка Джеки, у которой как раз есть мечта – победить на всеамериканском конкурсе бодибилдеров. Джеки жрёт стероиды, зять Лу абьюзит свою жену, папа затаился и ждёт удобного момента, чтобы кого-нибудь порешить максимально неудобным для жертвы способом – нормальная провинциальная жизнь.

Потом, разумеется, все чеховские ружья стреляют, всё закручивается в какое-то подобие тарантиновского месива и в таком темпе продолжается уже до конца фильма, по ходу дела кажется, что это прямо острая сатира и пародия на фильмы категории «Б», а потом что-то так казаться перестаёт, и начинает, наоборот, появляться стойкое ощущение, что это именно как раз что фильм категории «Б» и есть. Прикидывающийся пародией на фильм категории «Б». Это как-то даже не из разряда, «так плохо, что хорошо», это какая-то следующая ступень - «так плохо, что снова плохо». Возможно, я не прав, и это всё-таки не трэш-кинематограф, который прикидывается таким трэшем, за которым умный и нахватанный зритель обнаружит его нетрэшные корни, но что-то мне кажется, режиссёрка слишком всерьёз восприняла свою миссию.

Или я отношусь к тем тупым зрителям, которым, для того, чтобы они поняли, что это комедия, нужен закадровый смех – в выверенных и высчитанных местах. Или ирония Роуз Гласс слишком тонка, или, опять-таки, наоборот, настолько тонка, что толста. Настолько толста, что тонка. Настолько тонка, что кажется, что толста, а она на самом деле тонка. Не знаю. 

Не сказать, что фильм совсем невозможно смотреть, вовсе нет. Он достаточно короток и динамичен. Опять же кровь, выдавленные глаза, избиение женщиной мужчины до смерти -  максимально же приятные для просмотра вещи, никто не спорит. Но как-то чуть-чуть слишком ту мач, или чуть-чуть слишком недостаточно – не могу понять, с какой стороны у неё рвётся.

Впрочем, радует то, что настоящая любовь преодолевает все преграды и побеждает все сопутствующие обстоятельства – и это даже не спойлер.

В общем, я вам так скажу. На нашем прекрасном кинофестивале „Pöff“ есть такая традиционная программа – «ночные мурашки» или как-то так. Так вот если вам нравятся фильмы, которые там обычно показывают, вам понравится и «Любовь истекает кровью».

Если нет – ну произведение искусства не обязано нравиться всем подряд. Вне зависимости от его категории.

Шестое чувство и система Станиславского

 

Шестое чувство и система Станиславского («Львица»/“Emalõvi“, реж. Лийна Тришкина-Ванхатало, Эстония-Латвия-Германия, 104 мин.)

П.И.Филимонов

Пишут, что фильм основан на реальной истории, которую я, видимо, пропустил. Пишут, что какое-то время назад, что-то там в двухтысячных, в Таллинне орудовали подростковые банды, которые делали какие-то страшные вещи, подсаживали ни о чём не подозревающих школьников на наркотики, нападали даже на их родителей и шантажировали всех всем, чем под руку попадётся. Банды Нью-Йорка, слово пацана, всё, что хотите, местного разлива.

Фильм прослеживает судьбу одной такой семьи, попавшей в колёса истории, под шестерёнки этих малолетних монстров. У вполне благополучной поначалу Хелены, которая работает медсестрой на скорой помощи, есть муж и двое детей – младший Сандер и старшая Стефи, с кем, собственно, и происходит беда. Она, что называется, связалась с плохой компанией. И всё, продолжая наши штампы, покатилось, как снежный ком. Если поначалу Стефи просто скучно со своими родителями, то дальше, в целях зарабатывания дешёвого авторитета у своих новопоявившихся друзей, она всё ниже спускается по наклонной дорожке порицаемых обществом наклонностей.

Хелена – женщина сильная, любящая и готовая защищать свою семью при любом возможном раскладе событий. Что она, собственно, с какого-то момента фильма нам и демонстрирует, вдруг превращаясь из токсичной орущей на дочку и читающей ей вслух моральный кодекс строителя капитализма мамаши во всё понимающую умудрённую жизнью львицу. Правда, метафора, кажется, всё-таки немного не дотягивает, никаких насильственных действий по защите своего потомства Хелена не предпринимает, она, скорее, прибегает к эскапистской тактике, тактике шоковой терапии, быть может, так что «львица» - это, пожалуй, просто красивый концепт в голове авторки фильма, который не очень проецируется наружу.

Зато наружу проецируются разные другие вещи, тоже не добавляющие, надо сказать, фильму естественности. Потому что если уж подростки вовлечены в банду, то они уж прямо совсем вовлечены в банду, вовлечённее не бывает. Они – воплощение зла и неуважения к взрослым. При этом до физического насилия они доходят только уже под конец фильма, когда строить более страшные рожи, видимо, просто не представляется больше возможным.

Относительно детской порнографии я не знаю, взяла ли  режиссёрка эту историю тоже из реальной жизни или сама думала-думала и придумала самый страшный, на её взгляд, способ шантажа.

Интересная история произошла и с развязкой этого фильма. Снова не знаю, но если Лийна Тришкина-Ванхатало задумывала такой конец изначально, то вот она прям молодец, потому что, несмотря на очевидные и слишком навязчивые ассоциации с шьямалановским «Шестым чувством», ей таким образом удаётся превратить довольно среднюю и не очень достоверную (вот, я это сказал) криминально-семейную драму в произведение какого-то совершенно другого жанра, вывернуть наши ожидания и достойно выбраться из той сложной ситуации, в которую она сама себя загнала.

Если же (как мне кажется в силу моей врождённой злонамеренности) такого плана не было изначально, и он пришёл как-то по ходу не то написания сценария, не то уже собственно съёмки, то это максимально интересный поворот, который можно сравнить, ну вот не знаю, с кулинарным вывертом, когда повар готовил-готовил стейк, а на выходе у него получился вовсе даже яблочный пирог. Как сказал один достойный человек по совсем другому поводу, «неожиданно, приятно, спасибо».