По вторникам в редакции Киноптикума принято спорить.
Раздали слонов, "Оскаров" то есть. Дебатов по этому поводу, как ни странно, не произошло: все же согласны, что Лео - хороший актер, а роль - слабая.

Но тут выяснилось неожиданное, к "Оскарам" отношение не имеющее.

Тот, кто знает П.И. Филимонова, догадывается, что он никогда не рвет на себе волосы от досады. Но только не в этот раз.

Дело в том, что он недавно на сеансе отличного и рекомендованного Киноптикумом фильма "Дэдпул" изменил своей привычке педантично досматривать финальные титры до конца. И он так и не узнает, чем же все это закончилось. Но ведь помнил же, что вся Marvel-овская кинопродукция содержит в себе сюрпризик после титров!
Оказывается, что Филимонов старается в 99 процентах случаев досиживать до конца, внимательно читать фамилии тех, кто имел отношение к созданию фильма, и проклинать всех тех, кто срывается с места и мешает следить на строчками на экране.
"Это, какой-то невроз пытливого ума и вечное сияние чистого разума", - решила про себя Ксения, которая ненавидит любые очереди и любое бессмысленное на ее взгляд ожидание чего-либо. Ну ведь нет же у нас культуры досмотра фильма до самого конца! Ей даже в 1980-90-х не приходило в голову досматривать тупые making of фильмов с Джеки Чаном.

Неужели так важно знать вот эти нюансы?

Оказывается, да!
Только так можно узнать, сколько именно раз прозвучало слово "ниггер" в фильме "Джанго освобожденный", о чем Терри Гиллиам решил напомнить зрителям в своей "Теореме Zero" и чем по настоящему заканчиваются "Трудности перевода".

А вы смотрите титры до конца?

Цена вопроса, или Старые русские бабки

Не успели пропеть первые вторничные петухи, как в редакцию киноптикума вбежала позитивно настроенная Ксения Репсон.
- Откуда такое благорасположение духа? - спросил её невыспавшийся и вообще мизантропичный Филимонов. - Билеты в кино вон всё дорожают и дорожают. Скоро вообще пойти будет не с кем, не на что и никак.
- Ой, это всё вообще неважно! - возразила Ксения. - Мне вообще всё равно, сколько стоит билет в кино. Что-что, а это мне всегда дёшево. Даже будучи проездом в таких киномекках, как Хельсинки либо Лондон, где цены в кино - не чета нашим, покупала там билеты за лютое бабло, и не жалела ни разу. Вот в театр или там на концерт, допустим, подумала бы ещё.
- Наоборот, - не успустил возможность вторничной дискуссии мизантропичный Филимонов. - Наоборот, вот если бы к нам, скажем, приехал Ник Кейв со своими семенами или другой какой-нибудь отец-основатель и властитель дум, пошёл бы за любые деньги. Или, допустим, если бы усилиями равноапостольного Айвара Похлака как-нибудь бы обустроился товарищеский матч раквереского "Тарваса" с "Барселоной", тоже побежал бы и за ценой бы не постоял. А тут - нет. Есть какие-то пределы. в конце концов, всегда можно подождать, закрыть глаза и уши от текущих на них со всех сторон спойлеров и посмотреть фильм дома. А ты чего вообще радостная такая?
- А радостная я потому, - пояснила Ксения, - что пришла с доброй вестью. Наш первый конкурс "Поцелуй в диафрагму" успешно завершился. Билеты в кино выиграли: Коэла Малкина  - 2 штуки и пользователь Геннадий Казадоев - 1 штуку, поскольку поленился и не указал актёров, совершающих в кадре лобызательные движения. Билеты действительны в кинотеатр "Сыпрус" на любой сеанс по выбору одаренных.

Просим счастливцев связываться с Ксенией, а остальных высказываться по поводу относительной и абсолютной дороговизны билетов в кинотеатры, и вообще, на что вам денег жалко, а на что нет.

• Сын Саула. Еврейский взгляд

Коэла Малкина

Конечно, фильм  страшный; смотреть его тяжело, захлёстывают эмоции. Иногда это ощущение собственной беспомощности, невозможности помочь герою, иногда – раздражение, непонимание, зачем ему ребе и кадиш посреди этого ада... 

Но попробуем отвлечься от эмоций. В конце концов, это не первый и наверняка, не последний фильм о Холокосте.

Традиционный анализ еврейского текста подразумевает обращение не только к первому, второму смыслу, а ещё и к Танаху (Ветхому завету). То есть рассматривается духовная, астральная проекция происходящего. Кем же является герой фильма в этой проекции? 

Кажется, у Саула Ауслендера не только фамилия говорящая, но и имя, «непредсказуемый восточный властелин, который колеблется между внезапным великодушием и неуёмной яростью (возможно, с маниакально-депрессивным оттенком), всегда храбрый, несомненно одарённый, но балансирующий на грани помешательства и временами преходящий её» -- Саул, первый царь народа Израиля и основатель единого Израильского царства. Саул, который возвысил юного Давида, фактически сделал его сыном, женив на своей дочери; потом пытался его убить. Саул, покончивший самоубийством в битве с филистямлянами.  

Параллели, пусть не очевидные, имеются. Герой фильма, будучи членом зондеркоманды, «убивает» мальчика. И тогда становится понятным, зачем он ищет ребе – спасти народ и себя тоже. В общем, хочется верить, что он не повредился в рассудке, а просто понимает, что и сам вскоре погибнет, и этот кадиш и по нему тоже. Ибо «по ком звонит колокол»... Без боязни Саул ищет ребе, громко произносит молитву, бежит из лагеря с самозванцем-«ребе» - 

чистое самоубийство в этой битве. И конечно, гибнет со своими товарищами, как еврейский царь Саул со своими сыновьями. Кстати, источников, помогающих восстановить факты правления (да и существования) Царя Саула не сохранилось.

Кроме, конечно, 1-ой и 2-ой Книги Царств. В этом смысле фильм "Сын Саула" – «памятник неизвестному еврею». Был ли Саул или не был, не известно, но подобный  страшный путь прошли многие. 

Из  иудейской истории известно, что  преемником Саула стал умный, сильный, талантливый царь Давид; Давид, победивший Голиафа; идеальный властитель. После Второй Мировой войны появилось государство Израиль, произошло Возрождение еврейской истории, государственности. Поэтому, наверное, фильм называется не «Саул», а «сын Саула». Название дарит пусть маленькую, но Надежду. Амен. 

Зачем вы травите?

П.И. Филимонов

Братья Коэны сняли фильм о кино, и одновременно фильм для тех, кто не представляет себе жизнь без теорий заговора. Для всех тех людей, которые считают, что американцы не высаживались на Луну, Элвис и Цой живы, а Пол Маккартни, напротив, мёртв и был подменён в 1966 году. И лично для Кирсана Николаевича Илюмжинова. Сняли смешно и непросто.

Фильм «Аве, Цезарь!» рассказывает о нескольких днях из жизни Эдди Мэнникса (в исполнении Джоша Бролина), должность которого я бы перевёл как «Профессиональный решатель проблем». Что бы ни случилось на студии, какая бы часть тела ни стряслась на просторах Голливуда переломной порой 1951 года, на помощь приходит Эдди. Общество идиотов сценаристов-коммунистов похитило кинозвезду? Другая кинозвезда не справляется с необычной для себя ролью? Третья кинозвезда не может найти третьего мужа, остро ей необходимого по причине внезапной беременности (от другого кинодеятеля, какая разница)? Скандальные близнецы-критикессы грозят разоблачительными статьями? Вместо Чипа и Дейла Эдди Мэнникс заворачивается в чёрный плащ и поспешает. И да, разруливает, успокаивает, отбивает атаки. Складывается устойчивое представление, что ни один актёр, ни один режиссёр в киноиндустрии не решает ровным счётом ничего. Всё держится на плечах таких, как Эдди, и вот ещё таких, как загадочный мистер Скенк, проявляющий себе только голосом в телефоне, но являющийся единственным во всём фильме – мире кино – человеком, который может диктовать Мэнниксу условия, навязывать ему свою волю. Ну, разве что за исключением жены Мэнникса, пожелания которой он всё равно, впрочем, не выполняет, из-за чего безумно переживает и заглаживает свои проступки ежедневными походами на исповедь.

В фильме целый ряд интриг. Мэнникса пытаются переманить в авиакомпанию «Локхид» на большие деньги. Как уже говорилось, группа коммунистов-сценаристов похищает неустойчивую во всех отношениях кинозвезду (Джордж Клуни самоироничен, что делает ему честь не в первый раз).  Звезда вестернов (прекрасный Олден Эренрайх) пытается пробиться в новом для себя амплуа и параллельно расследует дело о похищенном коллеге. Беременная Скарлет Йохансен плавает в русалочьем хвосте с синхронистками и ищет третьего мужа. И так далее, и тому подобное. Так или иначе, все эти истории замыкаются на Мэнниксе, который умудряется крутиться в бешеном водовороте событий, ничего не забывая и ни разу не теряя голову. Ну, может быть, один-единственный раз он срывается и даёт по сусалам Джорджу Клуни, утомлённому алкоголем и коммунистической пропагандой.

Теория заговора налицо. Кино снимают не режиссёры и никак не актёры. Главные роли там играют идеологи, денежные мешки вроде загадочного мистера Скенка, и умельцы обделывать дела, такие, как Эдди Мэнникс. Все сценаристы – евреи, коммунисты, русофобы, жидобандеровцы (нужное подчеркнуть), и потому их фильмы так нас оболванивают. Всё актёры – клинические идиоты, погрязшие в половой распущенности, и попадают в кино только через постель. Режиссёры – ещё большие извращенцы. Кстати, одного из извращенцев-режиссёров восхитительно играет Кристофер Ламберт, постаревший "Горец", которого не сразу-то и узнаешь в этой острохарактерной роли.

И ещё об актёрах. В своё время я довольно долго привыкал к мысли, что Леонардо ди Каприо – хороший актёр, и что нет ничего постыдного в том, что я так считаю. Теперь, кажется, мне придётся привыкать примерно к такой же мысли относительно ещё одного голливудского красавчика. Так вот. Ченнинг Татум – тоже хороший актёр. Роль его небольшая, но уморительная. Его встреча в назначенной точке с Гигантской Советской Подводной Лодкой, и последующее отплытие в Страну Справедливости и Равных Возможностей – под протяжные песни русских политкаторжан – на мой взгляд, лучшая сцена этого фильма. Не считая сцены съёмок мюзикла «Мы весело танцуем».

А так, да. Всё так и есть. Нас оболванивают. Всё решено за нас. В «Кока-Коле» растворяются зубы. В поп-корн кладут таллий. В любом голливудском фильме скрыт двадцать пятый кадр, призывающий ненавидеть всё русское.

Нет, ну зачем, а?     

«Сын Саула»: мертвые хоронят своих мертвецов

Николай Караев

Обыкновенный человек посреди толпы. Мужчины и женщины разговаривают – испуганно, робко, затравленно; слов не разобрать, смешение языков поистине вавилонское – венгерский, польский, идиш, и еще немецкий, но на нем в основном орут приказы; кто-то рыдает, кто-то кричит, кто-то молится. То и дело слышны одинокие выстрелы.

Обыкновенный человек молчит. Он занят. Он работает. Он провожает людей в помещение, где все они раздеваются, деловито помогает старикам расстегнуться, следит за тем, чтобы одежда была развешена аккуратно. Когда голые люди заходят в следующее помещение, молчаливый человек закрывает и запирает за ними дверь. Слышатся крики. За стеной люди умирают в муках. Дверь открывается, и молчаливые люди начинают вытаскивать трупы.

Без единого слова – как безъязыкие, как рабы, как мертвецы. Таковы трудовые будни зондеркоманды (особой бригады) Освенцима, составленной из евреев, которые служат гитлеровцам, помогая убивать других евреев. Обыкновенные люди, обыкновенный концлагерь, обыкновенный нацизм.

Бесконечный кошмар

Гран-при Каннского кинофес­тиваля и «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм «Сыном Саула» более чем заслужены – и вряд ли кто удивится, если фильм венгра Ласло Немеша возьмет вдобавок и «Оскар» (как лучшая зарубежная картина). Это если не новое слово в кинематографии, то, по крайней мере, удачная попытка найти необычный способ выражения сложного месседжа. Обычно, увы, бывает наоборот: в стандартной голливудщине месседж опускается до уровня понятного обобщенной «аудитории» способа съемки-монтажа-озвучки.

Здесь нас с первого кадра бросают в тесный мирок героя, сознание которого сужено донельзя, до размеров экрана, а то и хуже. 90 процентов времени камера сосредоточена на Сауле (непрофессиональный актер Геза Рёриг, венгерский эмигрант, живущий в Америке), а то, что происходит вокруг него, дается вторым планом, размыто, как если бы зрение расфокусировалось вконец. Может быть, потому, что невозможно воспринимать ужасы Освенцима напрямую – организм реагирует на кошмар, абстрагируясь от него, как бы отдаляя действительность. Впрочем, по крайней мере на зрителя неясный второй план воздействует сильнее, чем откровенный первый.

Саул – член зондеркоманды. Мы не знаем, когда происходит действие фильма (судя по восстанию, это 1944 год, однако внутри концлагеря время будто остановилось, тут нет ни лет, ни дат), мы знаем лишь, что Саул делает то, что делает. Ведет других в газовую камеру, моет полы, таскает трупы в печи, перегружает пепел, сортирует вещи. Экономика лагеря смерти, а равно и его логистика, и его социология представлены в «Сыне Саула» блестяще. Это, по сути, производственное кино – по аналогии с производственным романом. И если вас подташнивает при мысли, что для кого-то ежедневное убийство живых людей может быть «трудовыми буднями» – поверьте, это ничто в сравнении с тем, что ощущаешь, когда смотришь картину Немеша.

При всем при том члены зондеркоманды – живые люди. Обыкновенные. Тут есть евреи, венгры, поляки, русские; русский – самый решительный из всех, он горит идеей поднять восстание, грезит расстрелом немцев. Абрахам (Левенто Молнар) пытается организовать бунт и ведет по этому поводу переговоры с «оберкапо» (бригадиром) Бидерманном (Урс Рехн). Саул ко всему этому причастен, но делает то, что его просят сделать, словно бы во сне. Пробуждается он – это, собственно, и есть завязка сюжета, – когда в процессе уборки газовой камеры опознаёт в подростке своего сына.

На самом ли деле это его сын – неясно, да и неважно. Когда Саул его находит, мальчик агонизирует, хрипит, он уже не жилец. И Саул задумывает сделать невозможное: уберечь тело сына от вскрытия, выкрасть его, найти раввина, чтобы тот прочел над покойником кадиш, и похоронить по еврейскому обычаю. Возможно ли сделать все это в концлагере? Оказывается, да.

Палачи и жертвы

Только вот наблюдать за метаниями Саула страшно. Ведь он сам, своими руками отправляет в газовую камеру других евреев, среди которых есть, возможно, и его собственный сын, и словно бы не чувствует ничего по этому поводу, и ничто не заставляет его кинуться на палачей или хотя бы начать сговариваться с товарищами по зондеркоманде (восстание готовят другие). Саул пробуждается, но не к борьбе: все, чего он хочет, – похоронить сына по иудейскому обычаю. Что происходит у него в душе, мы не знаем, понять эту психологию непросто. Саул не боится рискнуть жизнью, но рискует он ею не ради живых, а ради мертвеца. И получается, что мертвец хоронит своих мертвецов.

На этом уровне фильм Немеша продолжает до сих пор не утихающую дискуссию о том, насколько Холокост стал возможен благодаря «сотрудничеству» его жертв, благодаря смирению, с которым люди шли на бойню и – в том числе – работали в зондеркоманде Освенцима.

Это удивляло даже нацистов; комендант Освенцима говорил: «Ведь все они совершенно точно знали, что по окончании акций их постигнет та же судьба, что и тысячи их товарищей по расе, уничтожению которых они оказали немалое содействие. И всё же они проявляли усердие, которое меня всегда изумляло». О сотрудничестве глав еврейских общин с нацистами писала в свое время Ханна Арендт, рассорившись в итоге с израильскими друзьями. О еврейском Сопротивлении, каким оно могло бы быть, снял «Безславных ублютков» Квентин Тарантино.

Вопрос это страшный, но важный. Люди, готовые стать палачами, как показывает история, находятся всегда, но что делает Саула Саулом? Надежда каким-то чудом выжить? Фатализм, обусловленный верой (на что, кажется, намекает фильм)? Или же в таких обстоятельстах почти любой из нас будет покорно вести людей на смерть, таскать трупы, оттирать полы от крови, потому что наша психика так устроена, потому что мы слабы и где-то глубоко внутри это осознаём, и отстраниться, представить себе, что это лишь кошмарный сон, нам куда легче, чем ринуться на убийцу в безумном самурайском порыве, – чем и пользуются все убийцы и палачи мира? Не дай нам всем Бог когда-нибудь оказаться перед подобным выбором.

Текст был впервые опубликован в Postimees.

Отстань, я не сплю!

И снова жесточайший спор в «Киноптикуме». 

Нет, ну как это можно терпеть?

Отстань, я не сплю! Так говорит тонкий, умный, звонкий П.И. Филимонов, он же, по идее, как оголенный нерв смотрит самые лучшие фильмы и спектакли, вырабатывая о них свое высокоценное мнение, и выжимает этот секрет на страницы блога как божью росу.

Это, конечно, тайна, но он ходит временами с девушкой/ами в кино, и как любой совершенно нормальный человек, временами, если кино унылое или слишком спокойное, рубится. Нормально же! Даже держа ее за руку. Но когда его будят, он говорит именно это: «Отстань, я не сплю!».

Это сразу же напомнило женской части редакции «Киноптикума» одного приятеля, который любил покутить до утра, а когда у него в неведомую рань звонил будильник, он во сне, но совершенно бодрым голосом, отвечал ему, мол, занят, скоро наберу.

На самом деле, П.И. Филимонов считает стыдным засыпать рядом с девушкой в кинотеатре.

Really?

Ну, во-первых, когда кто-то с кем-то идет в кино, то первый вопрос, с кем, а не на что?

Во-вторых, поход в кино с кем-то – действо интимное и доверительное, тут не место комплексам. Если ты не готов провести два-три часа в темноте с кем-то, то как говорить тут о ночи, неделе, жизни и пока смерть не разлучит? Теплое и милое, с которым хорошо хоть в кино, хоть в театр, хоть в постель.  Только на/под ней/нём засыпать не стоит. А рядом – ОК, и приветствуется.

И кроме того, вот эти 10-15 минут живительного сна в театре или кино, они же часто обнуляют неделю хронического недосыпания. Плавали.

Филимонов! Спи! Твори! Люби! 

PS. А призовой конкурс "Всем чмоке" все еще продолжается. Он происходит в чуть более раннем посте. 

Конкурс поцелуев "Всем чмоке!"



Кто точнее и быстрее всех отгадает, что это за фильм и кто в нем целовался-миловался, тому, тому! Уж два билета в кино как минимум! ;)


1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

Удачи!

Ваш св. Киноптикум.

Обыкновенный Саул

П.И.Филимонов

Саул Ауслендер судорожно носится по концлагерю в поисках ребе. Камера ломаными движениями судорожно следит за передвижениями Саула Ауслендера. Саул Ауслендер хочет похоронить мальчика, которого называет своим сыном. Мальчика, которого убили у него на глазах. Какая невидаль. Кого здесь только не убивали у него на глазах. И что он прицепился к этому мальчику? Почему Саул Ауслендер называет его своим сыном, судорожно мечется по лагерю, только чтобы похоронить этого мальчика по иудейскому обычаю, подвергая опасности заговорщиков из числа сотрудников зондеркоманды. Впрочем, заговор так или иначе был бы обречён – помилуйте, какая зондеркоманда могла бы противостоять нормально вооружённой охране концлагеря, даже если бы им достался потерянный Саулом Ауслендером свёрток. Всё, что он сделал, это лишил людей иллюзии. На самом деле, довольно тяжкое преступление, одно из самых тяжких с точки зрения общечеловеческих ценностей. Только во-первых, Саулу Ауслендеру всё равно. А во-вторых, какие общечеловеческие ценности могут быть в Освенциме? Какие-то проблески ещё бывают, микроскопические вкрапления кварца в саже и человеческом пепле, или это так кажется. И Саул Ауслендер ухватывается за один из таких проблесков, за выдуманную им самим необходимость похоронить мальчика по обряду, с ребе, читающим кадиш.

Хотя – снова – возможно, и это иллюзия, возможно, Саул Ауслендер просто сошёл с ума, не выдержав картин лагерного быта, и это навязчивое желание похоронить мальчика – просто проявление его мании. Фильм «Сын Саула» венгерского режиссёра Ласло Немеша примечателен не столько и не только этим.

Невероятно потрясают в этом фильме две вещи. Во-первых, задний план повествования. В прямом смысле слова. Фоном для бесконечных метаний Саула Ауслендера служит смерть. На заднем плане, чуть не в фокусе, постоянно носят трупы, суют их в печь, разгребают лопатами человеческий пепел, и камера – следуя движениям мысли и тела главного героя – не останавливает внимание на всех этих событиях, не слишком их фиксирует, проезжает как бы между делом. Обыденность. Обыденность смерти, смерть как факт жизни, умереть как почистить зубы, сжечь труп, как завязать шнурки. Такое впечатление создаёт этот фильм о жизни (жизни?) в концлагере, и это, на мой взгляд, самое главное его достоинство.

Второе, чем впечатляет «Сын Саула» - движения камеры. Камера двигается как-то дёргано, нервно, смотрит на мир с точки зрения самого мятущегося Саула, в совсем другом жанре этот приём, чтобы было понятнее знатокам, в том случае, если он представлен в классическом виде, называется POV. В случае камеры и Саула формально этот приём не соблюдается, мы много и часто видим и самого персонажа, но по сути эффект соблюдён, мы видим этот концлагерный быт, вечные последние дни Помпеи почти глазами Ауслендера, чужака, который даже там умудряется ни с кем не слиться и ни к кому не примкнуть, что, перед лицом неминуемой смерти (ну, а чего ещё?) удаётся сделать единицам. Дело не в силе его личности и характера, нет, Саул, как представляется, человек достаточно слабый. Просто у него есть придуманная им самим себе миссия, которая и не даёт ему войти в коллектив, стать членом чуть брыкающегося, но всё равно ведомого на убой стада. Это не хорошо, и не плохо. Он просто один. Нельзя же всерьёз считать его товарищем молчаливого фальшивого ребе, который, в отличие от Саула, хотя бы предпринял попытку спастись. Саул мечется, мечется по лагерю, как пинбольный шарик в соответствующем автомате, и камера вместе с ним ударяется обо все имеющиеся бамперы и острые углы.  Очков это ему, понятное дело, не приносит, а конец всё равно один. Шарик, как бы умел ни был игрок, всегда скатывается вниз. А здесь и игрок-то не слишком умел.

Вообще смерть в фильме суетлива. Убивают и умирают в спешке, в суете, как-то заполошно. Никакого героического простирания рук и холодной стали во всё внезапно понявших глазах. Хорошее противоядие дешёвой пафосной героике. Уже почти никто из живущих на планете Земля не может наверняка утверждать, что знает, какова она была на самом деле – Вторая мировая война, но этот фильм показывает её ещё с одной из нескончаемых сторон. Я такой Второй мировой ещё не видел. 

Хот док

Снова о ДиКаприо. Не отпускает. 

Некоторые фильмы уже на стадии синопсиса вызывают волнение. Особенно документальные, потому, что в "Киноптикуме" порой считают, что современные доки часто круче фикшна, иногда жизнь подсказывает такие сюжеты, что ни одному писателю (слышь, Филимонов!) не снились. 

Сегодня речь идет о доке про конголезский национальный парк дикой природы Вирунга (показ 22 февраля в 19.00 в Сыпрусе), где живут человекообразные обезьяны и звероподобные люди, которые системно уничтожают их как класс. 

Ну история понятна: есть невинные бибизянки, есть злые дяди, есть хорошие спасатели. Фильм снимался в экстремальных условиях, съемочную группу браконьеры чуть не приняли за горилл и не расстреляли. "Вирунга" сгребла фантастическое количество наград на, кажется, всех фестивалях мира. Номинацию на "Оскар" тоже получила, но самого "Оскара" - нет.  

Казалось бы, при чем тут ДиКаприо. 

А вот они с "Оскаром" как два магнита, повернутые друг другу отталкивающей стороной. 

Лео, зайчик наш, в этом фильме оказался одним из исполнительных продюсеров. Оттак!

А фильм получился очень красивый. 

Однажды во вторник в редакции "Киноптикума" произошел спор

П.И. Филимонов заявил, что "Ревенант - тоска и тягомотина. На мой взгляд, худший фильм Иньярриту. Тем парадоксальнее будет, если именно за него Он таки получит Его. Вся актёрская игра здесь, по большому счёту, заключается в умении убедительно пускать пену ртом".
На что Ксения Репсон ответила, что по её мнению, ДиКаприо велик, и пускать ртом пену можно тоже очень талантливо и убедительно, но Лео уже слишком засиделся в девках и давать ему, в принципе, уже не комильфо. И как вариант - подождать, когда он уже окончательно покроется лысинами и сединами, сыграет дедушку Ленина, и вот тут уже выдать ему по полной за выдающиеся заслуги в кинематографе.

Филимонов, который вот только что сам стал номинантом на премию фонда "Капитал культуры", на слове "лысина" пошел было точить перо, и все бы кончилось плачевно, если бы интернет не подкинул чудо-картинку.

На этом "Киноптикум" немедленно переключился на... эээ.
Ксения уверена, что фильм может называться как угодно, если в нём снялся Том Харди. Потому, что он и есть секс.

Theo Wargo / Getty Images

Филимонов снова упёрся. Леа Сейду, говорит, так должен называться этот фильм.

                                                                                                 Instagram

Внимание, конкурс!
Дорогой читатель, предложи свое название! Автора самого смешного позовем в кино!

Путешествие в Икстлан 2.0

P.I. Filimonov

Много ли вы знаете о колумбийском кино? Много ли вы знаете о джунглях Амазонии? Много ли вы знаете о Карлосе Кастанеде и друге его дон Хуане? Много ли вы знаете о волшебном ритуале айяхуаска?

Как бы вы ни ответили на поставленные выше вопросы, у меня для вас хорошие новости. В кинотеатре «Сыпрус» пока ещё демонстрируется чудный фильм «Объятие змея», выдвинутый в этом году на получение Оскара в номинации «Лучший фильм на иностранном языке». Фильм этот может как ответить на некоторые из ваших вопросов – если вы ответили на мои отрицательно, так и задать новые – если на мои вопросы вы ответили положительно. В некотором роде это такой фильм-матрёшка. Ты открываешь его, а оттуда лезет новый. Открываешь и новый, а там виднеется следующий, ещё меньше. И так далее.

Фильм колумбийского режиссёра Чиро Герры «Объятие змея» проще посмотреть, чем пересказать. Точнее, в пересказе он выглядит предельно скучно и лаконично. Фильм повествует о двух путешествиях, немца и американца, по джунглям Южной Америки, совершённым в два разных исторических периода. Объединяет эти два путешествия фигура проводника Карамакате, шамана и вообще последнего из могикан (в том смысле, что он действительно последний оставшийся в живых представитель своего племени, не могикан, разумеется) плюс загадочное и сакральное растение якруна, которое ищут оба путешественника. Ищут с разными целями. Причём оба находят. С разными исходами.

Вот и вся фабула. Но в хорошем кино дело никогда не было в фабуле. Я никогда не любил умные разговоры псевдобогемных клочковатых юношей о Кастанеде, пейоте, мескалине и прочих прелестях латиноамериканского быта, ведущиеся ими, главным образом, для привлечения таких же псевдобогемных золотушных девочек в полосатых чулочках. Я бы сажал этих юношей и девушек в кресла и в приказном порядке показывал бы им «Объятие змея». Хотя бы потому что в фильме есть один момент – ну, для меня он был чётким, как щелчок глиняного пулемёта Пустоты – когда ты на несколько минут выпадаешь из действительности. Вот просто не понимаешь, ты проспал последние сорок минут или нет, и что это такое тебе показывают, и почему всё вдруг совсем по-другому? Безо всяких расширяющих сознание средств, заметьте. Не считая кинематографа, разумеется.

Используя пафосный профессиональный жаргон тех же юношей и девушек, можно сказать, что фильм - о познании себя и о путешествии в глубины собственного существа. При этом снят он так, что тот самый пафос и голубой глаз расплываются в умелых руках оператора, грубо говоря, нам показывают постмодернистского, ироничного, где-то даже хипстерского дон Хуана. Есть огромный риск, намекает нам Чиро Герра, погрузившись в себя и изрядно там поблуждав, обнаружить совсем не то, на что ты рассчитывал. А то и вообще не обнаружить ничего. А на поверхность уже никак. Это билет в один конец. Вот и сиди потом, и думай, как жить дальше.  Совы, как говорилось в другом фильме, не то, чем они кажутся.

На вопрос, насколько реальным является превращение в обезьяну, каждый сможет ответить для себя сам, посмотрев «Объятие змея». Ответы, я полагаю, будут самыми разными, и, только рассматриваемые вместе, смогут дать сколько-нибудь внятную картину происходящего на экране, картину того, как, а главное, зачем это снималось.

Гарантирую, что это один тех фильмов, которые не скоро вас отпустят. Вне зависимости от того, понравится он вам или нет. А разве не это – цель наших бесконечных походов в кинотеатры?

А якруна сама по себе – дело десятое. 

P.S. 

Этим текстом мы начинаем блог о хорошем кино, которое показывают в Эстонии.