То, что бывает с другими

 

То, что бывает с другими

(«Всё прошло хорошо», реж. Франсуа Озон, Франция, 103 мин.)

П.И.Филимонов

Принять ислам. Отбросить копыта. Протянуть ноги. Сыграть в ящик. Уйти за радугу (пафосно и слащаво). Обрести вечный покой. Отдать богу душу. Сколько ещё существует эвфемизмов, означающих «умереть»? И это только в одном отдельно взятом языке. Объяснимо, хотя и удивительно, что мы не говорим о том процессе, который нам всем предстоит пройти, что мы стремимся как можно меньше о нём думать и всячески смазывать его значение, если уж речь о нём и заходит.

У Франсуа Озона, режиссёра, несомненно, интересного, плодовитого и заслуживающего всяческого внимания и изучения, среди его многочисленных полотен попадаются фильмы-концепции, которые, есть такое ощущение, снимаются только ради того, чтобы обозначить феномен и высказать отношение Озона к нему. Года три-четыре назад он представлял вниманию публики фильм «По воле Божьей», только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть: педофилия среди католических священников – во-первых, существует, во-вторых – это плохо. Теперь вот «Всё прошло хорошо». Тоже из числа таких фильмов-деклараций.

Это кино про эвтаназию, если кто не в курсе. Про то, что Озон считает её возможным и даже естественным ходом вещей для некоторых людей. Андре, 85-летний герой фильма, пережил инсульт и вроде бы даже более-менее от него оправился, насколько это возможно в его возрасте и положении. Но мысль об эвтаназии как-то очень сильно в нём укоренилась, большую часть фильма кажется, что он собирается к ней прибегнуть исключительно назло собственным дочерям, вокруг одной из которых, Эммануэль, и вертится повествование.

По сюжету писать больше не о чем, правда, в отличие от «По воле Божьей» здесь есть даже некоторая интрига, не умирающая (ха-ха) до самого конца. У людей, подписавших заявку на эвтаназию, есть право передумать буквально до самого-пресамого конца, и мы, уже привыкшие к сумасбродному самодуру Андре и даже успевшие к нему немного привязаться, надеемся, что он этой опцией воспользуется. Ну мало ли, ну вдруг жизнь, как писал Даниил Хармс, победит смерть неизвестным природе способом.

Главное достоинство фильма «Всё прошло хорошо» - его лёгкость. Это почти комедия. Комедия про то, как человек решил добровольно уйти из жизни, а близкие ему в этом начинании помогают. Или, во всяком случае, не мешают. В этом смысле Озон не пошёл самым простым из возможных путей – не стал прошибать зрителя на слезу и расковыривать только-только зарубцевавшееся. Подготовка к смерти показана в фильме как достаточно обыденная вещь, как подготовка к путешествию, например, от происходящих в фильме мелких событий не веет безысходностью и какой-то мнимой мрачной торжественностью. Андре, а вместе с ним и его дочери (нужно, наверное, отдельно сказать, что одну из них, главную героиню фильма, играет мечта позднесоветских школьников Софи Марсо) живут одним днём и двигаются к намеченной цели поэтапно.

Озон бегло касается темы «эвтаназия и юстиция», вообще не заостряя на ней внимание, снова только обозначая контуры проблемы. Видимо,  не об этом он хотел нам сказать. И совсем, к счастью, не обращается к теме «эвтаназия и религия», иначе, как мне кажется, фильм грозил стать тяжеловесным и противоречивым. Видимо, и это отдельно радует, и не об этом. 

В общем, можно только позавидовать Франсуа и поставить себе цель обрести столь же лёгкое отношение к смерти, не предполагающее использование эвфемизмов и умалчивание о её фигуре.

      

Шёпоты, крики, сцены и стёкла

 

Шёпоты, крики, сцены и стёкла

(«Остров Бергмана», реж. Миа Хансен-Лёве, Франция-Бельгия-Германия-Германия-Швеция-Мексика, 112 мин.)

 П.И.Филимонов

В мире существует значительное количество известных режиссёров. Некоторая часть из них становится культовой. Из этих культовых ещё меньшая часть со временем приобретает статус икон. Не стиля, а профессии. Мы говорим «режиссёр авторского кино» и представляем у себя в головах кто Тарковского, кто Феллини, кто Куросаву.

Можно даже сказать, что в этом смысле киноманы делятся на легеря. Как в своё время поклонницы Лемешева и Козловского. Как сейчас фанаты Плющенко и Тутберидзе. Как дихотомия Толстой-Достоевский или там Пелевин-Сорокин. Только таких лагерей в кинематографе чуть больше. Но одним из самых значительных и мощным из них, несомненно, является лагерь поклонников, подражателей и эпигонов Ингмара Бергмана.

Шведский классик – настолько неоспоримая величина, что даже сериальный римейк «Сцен из супружеской жизни» становится хитом, что даже фильмы, подобные «Острову Бергмана» получаются хорошими и что-там такое всколыхивают. Если бы меня заставили выбрать сторону в этом необъявленном противостоянии лагерей киноклассиков, я бы выбрал как раз Бергмана. Если бы мне сказали, что я до конца своих дней буду смотреть всё время один и тот же фильм, я бы серьёзно взвесил «Шёпоты и крики».

«Остров Бергмана» - это просто оммаж великому (чего тут стесняться) шведу. На шведский остров Форё, где Бергман часто жил и много снимал, приезжает пара кинематографистов, чтобы впитать ауру и атмосферу, а заодно поработать над своими новыми отдельными фильмами. А дальше, за одним значительным исключением, глыба Бергмана подминает их под себя и превращает в типичных персонажей его фильма – со ссорами без поводов, с внезапно проснувшейся ревностью, непониманием, отстранением и остранением. Весь поздний Бергман – это про отношения, и, как подмечает Крис (Вики Крипс) в беседе со своим мужем Тони (Тим Рот), есть единственный фильм Бергмана, где люди счастливы – и тот про детство. Бергман – это про несчастных людей.

И так бы оно, вероятно, всё и было бы, если бы не упомянутое значительное исключение. Крис пишет на острове сценарий, и персонажи этого сценария выходят с экрана её ноутбука (или на чём она там пишет, процесса мы не видим) и внедряются в жизнь острова. Если взять отдельно, то история персонажей Мии Васиковски и Андерса Даниэльсена-Ли тоже очень бергмановская, ещё более бергмановская, пожалуй, чем история Крис и Тони. Но – и вот тут мы должны вспомнить, что фильм этот снял всё-таки не дух Бергмана, а вполне реальная Миа Хансен-Лёве, которая, может быть, Бергмана и любит, и уважает, и даже где-то преклоняется, но, тем не менее, является по отношению к нему другим отдельным человеком, а значит, видит мир совсем не так. Две отдельные истории слипаются, их уже не разъединить, и это самый прекрасный твист "Острова Бергмана". 

По мере того, как фильм движется вперёд, персонажи смешиваются и врастают один в другого, две истории взаимопроникают, причём очень быстро и до такой степени, что в какой-то момент не то что не разобрать, а становится уже более-менее не важно, наблюдаем ли мы реальность или работу фантазии авторки, созданной фантазией другой авторки. Когда в «Острове Бергмана» становится меньше Бергмана, он от этого, как ни странно, только выигрывает.    

Разные способы самоедства

 

Разные способы самоедства

(«Сядь за руль моей машины», реж. Рюсуке Хамагучи, Япония, 177 мин.)

 П.И.Филимонов

Никогда раньше не слышал про режиссёра Рюсуке Хамагучи, но это исключительно моя проблема. Фильмы, которые идут три часа и не являются при этом блокбастерами, делятся на две категории. Те, где ты мучительно и обречённо ждёшь, когда же они закончатся, параллельно подыскивая себе, чем бы заняться, чтобы как-то скоротать время их просмотра. И те, в которые ты погружаешься и довольно быстро перестаёшь замечать, что все разумные пределы времени уже пройдены, а действие разворачивается так неспешно, что ты только-только втянулся, и можно ещё часа три.

Фильм с неуклюжим по-русски названием «Сядь за руль моей машины» (это дословный перевод с английского, про японский ничего не могу сказать, странно здесь другое: когда нет необходимости придумывать альтернативные русские названия, переводчики прям горазды, а когда это даже где-то напрашивается, они оставляют максимально неудобопроизносимую конструкцию) снят по рассказу Харуки Мураками, и, возможно, часть обаяния ему придаёт как раз хорошая литературная основа. В фильме очень длинная завязка, и это тоже придаёт ему своеобразия. Вступительные титры, например, появляются минуте на сорок пятой.

Маститый японский театральный режиссёр находится в состоянии дичайшего личностного кризиса. Сначала у них с женой от пневмонии умирает четырёхлетняя дочь. Потом (проходят годы, но у Мураками так всегда, может на двадцать пять лет уйти одна страница, а потом следующие пятьсот страниц - минут на сорок-сорок пять) он узнаёт о том, что жена ему изменяет. В конце, конечно, он будет бравировать тем, что знал это всегда и что это ничего вообще не значит, любила она всё равно его, но, кажется, он всё-таки в тот момент лукавит. Потом от внезапного кровоизлияния в мозг умирает сама жена.

И только потом начинается сама история. Этого режиссёра, по фамилии Кафуку (пляжей в фильме не показывают, но отсылка всё равно читается) приглашают в Хиросиму поставить чеховского «Дядю Ваню». Он набирает достаточно странную труппу, где люди говорят на разных языках, не понимая при этом друг друга, а на заглавную роль поначалу берёт любовника своей жены. В Хиросиме водителем к нему приставляют молодую девушку, у которой тоже всё плохо. До кучи всё не очень хорошо и у любовника, он же потенциальный исполнитель роли дяди Вани и, видимо, антагонист фильма.

И вот они очень медленно то все втроём вместе, то каждый по отдельности, то разделяясь на пары, переживают своё горе, свои депрессии, свои потерянности. Параллельно с этим Кафуку ставит дядю Ваню, девушка водит машину, а любовник пускается во все тяжкие (правда, мы этого до поры не видим и не знаем). И это не как любимый Мураками джаз, а скорее, как блюз, который, как известно – когда хорошему человеку плохо. А тут таких людей (несмотря ни на что) целых три.

И ни у кого из нас жизнь, по большому (да и по маленькому) счёту не сахар, существование счастья давно поставлено учёными под сомнение – так что смотреть это немного медитативное кино достаточно интересно и достаточно легко с кем-то из героев отождествиться.

Понятно, что никаких ответов и рецептов нам не дают, понятно, что решать, куда нас эта история привела, нам придётся самим, понятно, что наблюдение чужой реакции на горе ничем не поможет в выборе своей реакции. Но всё равно хочется верить, что мы отдохнём, увидим небо в алмазах, и будет нам покой и воля, пусть даже это уже и не оттуда.       

Можно составить город

 

Можно составить город

(«Париж, 13 округ», реж. Жак Одиар, Франция, 105 мин.)

 П.И.Филимонов

Есть такой отдельный поджанр кино – кино про города. Часто они организуются во всевозможные киноальманахи вроде «Раквере, я люблю тебя», но бывают и отдельные фильмы, что, впрочем, не мешает им быть построенным примерно по тому же принципу.

Как лучше всего можно описать город, особенно в кино? Как известно из одного источника, город живёт счастьем своих людей, поэтому да, лучший способ показать жизнь города – через истории его жителей. Какие истории не заставляют нас – зрителей – сильно отвлекаться от идеи города, уходить в философские дебри, думать о разных вечных вопросах? Правильно, истории о любви на фоне городского пейзажа. Ну, или шире, об отношениях вообще.

Истории эти могут совсем не пересекаться, как происходит в упомянутых киноальманахах или пересекаться по касательной, как происходит в новом фильме Жака Одиара «Париж, 13 округ». Одиар пошёл чуть дальше своих коллег по альманахам, и признался в любви даже не к целому Парижу, а к его маленькой части, одному конкретному городскому округу (что во вселенной киноальманахов, наверное, приравнивается к чему-нибудь вроде «Ыйсмяэ, я люблю тебя»). И рассказывает он истории отношений четырёх разных персонажей, один из которых, единственный мужчина из  главных героев, заходит в обе истории любви в разных качествах.

Потому что, в общем, всё просто. Это две истории любви, причём, проспойлерю, обе со счастливым концом. Обе не самые обычные, обе сильно связаны с сексом, но не как элементом и составной частью этой любви, а как процессом, в разных степенях эту любовь окружающим, что ли. В первой истории он, как это ни странно, становится триггером недопонимания персонажей, во второй, наоборот, объединяет двух героинь без того, чтобы он физически между ними происходил.

И всё это на фоне тринадцатого округа, про который я особенно ничего не знаю, и который Одиар как таковой и не показывает, никаких особенных планов архитектуры или ещё чего-либо подобного в фильме нет. Просто люди с их отношениями, особенностями и странностями, которых хватает. И не имеет, наверное, никакого значения, в каком конкретно округе Парижа, да даже и вообще в каком городе они живут. Такие истории, пожалуй, могли произойти в любом европейском городе. Потому что если подобные фильмы и альманахи и имеют какую-то мораль или там заложенный посыл, то они заключаются исключительно в том, что люди везде одинаковые, что в тринадцатом округе Парижа, что в Килинги-Нымме. Они любят и ненавидят, они заботятся и пренебрегают, они разговаривают и молчат, они ходят и бегают.

И тем не менее – зачем-то же такие фильмы называются именно теми топонимами, которыми они называются. Значит, всё-таки что-то в новом фильме Одиара есть эксклюзивно парижское, особенно пахнущее тринадцатым округом. И часть очарования подобных фильмов (а они, бесспорно, очаровательны) как раз в том и заключается, что в те места, о которых они рассказывают, большинство из их зрителей никогда не попадёт. А если и попадёт, то ничего не почувствует. А если и почувствует, то не свяжет с просмотренным когда-то фильмом. Даже несмотря на то, что в оригинальном его названии «13 округ» написан маленькими буквами и представляет из себя уточняющий подзаголовок.