Между двумя песнями

Между двумя песнями («Наоборот»/“Volveréis“, реж. Хонас Труэба, Испания-Франция, 114 мин.)

П.И.Филимонов

Как известно, люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Потом часто разводятся. Испанский режиссёр Хонас Труэба и его персонажи, актёр Алекс и тоже режиссёрка Але не видят в этом ничего особенного. Обычная жизнь, которую они проживают. Собственно, мы даже не знаем причины, по которой они решили развестись, фильм начинается с того, что они принимают это решение и всё. 

Вроде бы никто никому не изменял, во всяком случае, ни у кого из пары нет никаких связей на стороне. Может быть, просто устали друг от друга, может быть, совместная жизнь исчерпала себя, неизвестно. Но они остаются в хороших отношениях. Каждый раз, когда они сообщают очередным знакомым о том, что решили развестись, один из них (чаще – муж, не знаю, важно ли это) обязательно добавляет: «но у нас всё хорошо». И, чтобы доказать то ли окружающим, то ли, в первую очередь, самим себе, что это действительно так, что можно хрестоматийно «остаться друзьями» и так далее, они придумали устроить вечеринку по случаю развода. Как свадьба, но только развод. И весь фильм посвящён этому плану и подготовке к его осуществлению. 

Потому что их друзья и родственники не очень верят, в то, что они всерьёз. В то, что они всерьёз разводятся, в то, что они всерьёз решили это отметить, в то, что у них серьёзно «всё хорошо». 

И с течением фильма и зритель как-то тоже постепенно перестаёт в это верить. Мы как будто от одной популярной советской песни спускаемся до другой, той, где «расставанье – маленькая смерть». Как будто они всё время вместе, как будто они не ругаются, как будто они честно занимаются подготовкой к этой вечеринке по случаю развода, но что-то в настроении фильма неуклонно ведёт нас – да и, кажется, героев тоже – к осознанию того, что ни один из них не будет в дальнейшей жизни счастлив. Неважно, будет ли эта дальнейшая жизнь одинокой, или у них появятся новые партнёры – кажется, всё равно это будет уже не то. 

При этом нам почти не показывают флэшбеков из их совместной жизни, собственно, мы видим её кусочек только один раз, когда пара садится пересматривать старое видео одной совместной поездки. Тогда – в момент этого пересматривания – накатывает вообще невероятная грусть, потому что ну вот как же, ну вот было же, ну вот куда же оно всё делось, ну вот зачем же они взяли и сами всё порушили?

На это режиссёр ответа не даёт. Да и можно ли дать ответ на этот вопрос? Просто такова людская природа, люди не ценят того, что имеют, они просто вытаскивают по кирпичику из этой уникальной совместной дженги, пока она неизбежно не рушится окончательно и бесповоротно. 

Потому что счастье так мимолётно? И если удалось зафиксировать его момент в той поездке уже не помню, куда, не то в Италию, не то во Францию, то пусть он хотя бы там останется. А мы споём песню – любую из двух, или даже из трёх, включая ту, которую поёт Але на всё-таки состоявшейся вечеринке. Потому что так всё устроено у этих псевдосоциальных животных. 

Лайка роллинг стоун

Лайка роллинг стоун («Никому не известный»/“A Complete Unknown“, реж. Джеймс Мэнголд, США, 141 мин.)

П.И.Филимонов

В байопике Джеймса Мэнголда мы на протяжении двух часов двадцати минут видим, как Тимоти Шаламе изображает Боба Дилана. Изображает успешно, правдоподобно, с учётом того, что я никогда не видел Дилана в жизни, и только пару раз смотрел записи его концертов. 

Кроме того, Эдвард Нортон изображает Пита Сигера, Бойд Холбрук изображает Джонни Кэша, а Моника Барбаро изображает Джоан Баэз. Все с большей или меньшей степенью достоверности. Всё это всё равно концентрическими кругами расходится вокруг Шаламе, изображающего Дилана. Он, как известно, даже поёт в этом фильме сам, что, конечно, преисполняет нас ещё большего преклонения перед талантами Шаламе, но не очень приближает нас к Дилану.

Впрочем, он похож, что уж тут говорить. Если попробовать рассмотреть это произведение искусства как полноценный и нормальный фильм, а не бенефис Шаламе, можно сказать, что главным конфликтом в нём является противостояние «тру» и «нетру» бардовской песни, или, как она почему-то называлась на заре своего существования в США, фолк-музыки. К «тру» крылу относится уже упомянутый Пит Сигер, дядечка, который прославился в пятидесятые, бренча на банджо (то ли фишка у него такая была, то ли на гитаре не выучился) и распевая в основном околополитические песенки. Теперь Пит Сигер и его друзья стеной стоят за идеалы, бардовская песня не может играться в электричестве, не может исполняться в составе банды, исполнитель должен быть на сцене один, и голос его должен одиноким, но сильным призывом вдохновлять молодёжь айдахщины на подвиги.  К «нетру» принадлежит наш протагонист, который (в исполнении Шаламе) считает, что музыка границ не имеет, дозволено всё, и мерилом является только талант.

Ясно, какой позиции сочувствуют авторы фильма, ясно, какой позиции придерживаемся и мы, зрители. Не только потому, что Шаламе в разы обаятельнее Эдварда Нортона (в этой роли, исключительно в этом образе Пита Сигера), но и потому что мы смотрим на всю эту историю уже с некоторого временного отдаления и знаем, кто победил. 

В целом Мэнголд снял просто качественный байопик, который, однако, не является ни шедевром кинематографа, ни новым его словом. Качественный крепкий мейнстрим, но кто сказал, что такие фильмы не нужны? К тому же уже выросло некоторое поколение людей, которые знают и любят Шаламе, но не в курсе, кто такой Боб Дилан, и этот фильм выполняет для них образовательную функцию. Думаю, в этом его несомненное достоинство, и за это что режиссёру, что Шаламе нужно сказать спасибо. 

Вполне возможно, что Шаламе получит за эту роль Оскара, шансы, полагаю, достаточно высоки. Вполне нормально, что у этого фильма есть свои поклонники. Только вот всё равно мне кажется, что Боб Дилан – слишком сложная и слишком важная в мировом масштабе фигура, чтобы с ним было всё так благостно, просто и причёсано (несмотря на растрёпанную шевелюру Шаламе). Так что всё равно лучшим байопиком про Боба Дилана остаётся «Меня там нет» Тодда Хейнса. Прости меня, Тимоти. 

Наша жизнь с точки зрения

 Наша жизнь с точки зрения («Присутствие»/”Presence”, реж. Стивен Содерберг, США, 85 мин.)

П.И.Филимонов

Кто-то написал, что после этого фильма Стивена Содерберга фильмы о привидениях и призраках уже никогда не будут восприниматься по-старому. Не уверен, мне кажется, это вообще довольно лимитированный по своим выразительным средствам жанр, и сказать в нём новое слово довольно трудно. Содербергу удалось, путём одного очень логичного хода. Удивительно как раз то, что никто не додумался до этого раньше. А дальше можно разбрасываться сколько угодно большими словами – что он закрыл жанр, переизобрёл его и прочее, прочее. Не думаю, что это так. У подобного рода нишевых жанров есть свои традиции, и они будут продолжаться, просто все будущие режиссёры такого рода фильмов будут держать содерберговское «Присутствие» в уме. 

Простой логический ход, до которого никто раньше не додумывался, заключается в том, чтобы показать события в доме с привидением с точки зрения самого, собственно, привидения. Ну а что, раз вы, авторы-режиссёры, наделяете эту, как говорили в шоу «Битва экстрасенсов», сущность сознанием и мотивацией – логично будет предположить, что это – какая-никакая, но личность. Со своими взглядами на ситуацию и своим представлением о добре и зле. Что она вроде той собаки, всё понимает, только сказать не может. Или, в данном случае, сделать. Хотя странно, конечно – как книжки с места на место перекладывать, так оно пожалуйста, а как действительно человеку помочь, так сразу бесплотность и не могу дотронуться? Не стыкуется что-то немножко у Содерберга. 

Как, мне показалось, не очень стыкуется и главный твист «Присутствия». Нам, конечно, на протяжении фильма намекают, точнее даже говорят прямым текстом через медиумный рот, что у этого конкретного привидения, вдобавок ко всему, ещё и какие-то временные сдвиги в голове (если это можно назвать головой), и оно путает прошлое, настоящее и будущее. Ну ладно, мы это услышали и запомнили. И всё равно -когда главный твист открывается нам полностью, я попытался  переуложить в голове всю историю с учётом этого нового знания. У меня не получилось, но вполне вероятно, что дело во мне, у меня всегда были сложности с пониманиями парадоксов времени, сериал «Тьма», к примеру, меня в своё время просто сломал. 

Так что моё предложение будет такое – не забивать свои хорошенькие головки тщетными усилиями всё понять, а просто отпустить, поверить Содербергу, что он это всё продумал, что там всё сходится и бьётся, и насладиться зрелищем. Фильм это вполне позволяет. Он короткий, динамичный, история (если к ней не возвращаться в самом конце фильма) предельно простая и понятная, привидение – дикое и симпатишное. 

Приём привиденческого ПОВ, кстати, говоря, тоже ничуть не напрягает, оно, по Содербергу, видит всё не в каком-нибудь инфракрасном или ультрафиолетовом изображении, как классические Терминатор и Хищник, а так же, как мы. 

К тому же это немножко фильм для ленивых зрителей. Кроме всё того же ломающего голову и потому необязательного к осмыслению твиста в «Присутствии» нет никаких подводных камней – всё показывается и разжёвывается. Менее интересно от этого не становится. Хотя, справедливости ради, страшным этот фильм назвать никак нельзя. Он занимательный, изобретательный, остроумный в смысле хитропридуманности, но не пугает никогда ни разу. Как будто получается, что раз уж мы смотрим историю с точки зрения сущности, то чего нам уже бояться, мы – получается – и есть она. 

Получилась, в общем, безделушка, но со вкусом.      

Милый эскапизм панелек

Милый эскапизм панелек («Чёрная дыра»/“Must auk“, реж. Мооника Cийметс, Эстония, 115 мин.)

П.И.Филимонов

Это второй фильм Моники Сийметс, и все без исключения критики отмечают глобальную тематическую и выразительную пропасть между «Чёрной дырой» и первым фильмом режиссёрки «Товарищ ребёнок». Первый её фильм был поставлен по автобиографической прозе Леэло Тунгал, про первые послевоенные годы, уплотнение советской оккупации, депортацию – и всё это глазами ребёнка. 

Второй фильм рассказывает нам о современности, и глазами бог знает кого только там не смотрят. «Чёрная дыра» состоит из нескольких самостоятельных новелл, герои которых пересекаются по касательной, как и полагается в фильмах такого жанра. Единственное, что объединяет два фильма Сийметс – и второй тоже поставлен по произведениям современной эстонской литературы, в этом случае, рассказам Кивиряхка и Кыомяги. 

Рассказы- один абсурднее другого, чем, в общем-то, в современной эстонской литературе решительно никого не удивишь. В одном из них прилетевшие на Землю инопланетяне нанимают на работу двух пробивных женщин в блестящих лосинах для того, чтобы исследовать организмы землян. Работа максимально не пыльная – они лежат на инопланетных кушетках, инопланетяне вынимают у них из тела разные органы, а потом засовывают обратно. Боли женщины при этом не чувствуют, порой, наоборот, чувствуют некоторое приятное возбуждение. 

Во втором рассказе неприкаянный, но фанатичный житель панельки влюбляется в роковую красотку из соседней панельки, которая соблазняет его в окне лёгким и пикантным пеньюаром и шедевральной причёской от лучших куафёров столицы. Красотку играет Екатерина бывшая Новосёлова, а ныне Линнамяэ, закрепляясь тем самым в статусе главной эротической дивы современного кинематографа страны. Ничего не имею против, но почему-то как кому надо в кино раздеваться, так сразу зовут её, как будто нет в стране других красивых женщин. Разнообразили бы как-то, что ли.

Эта новелла, главную мужскую роль которой играет Урсель Тильк, вообще получилась самой путаной. Тут и какая-то мафия, и ясновидящие, и загадочный австрийский продавец пылесосов (Кристо Вийдинг), и снова те же инопланетяне, которым на этот раз потребовался кулинарный мастер-класс. 

В третьей новелле нам показывают историю любви двух девушек, одна из которых убежала ко второй от мужа-абьюзера, а вторая дала слово, что защитит её от всего-всего-всего, но тут в квартире откуда ни возьмись появляется гигантский паук и ставит эту готовность служить и защищать под сомнение. 

Короче, намешано много, и намешано смешно. Абсурд и невозможность на фоне типичных таллиннских панелек, в которых живёт так называемая «другая Эстония». И эта-то «другая Эстония» и ищет спасения от своей довольно всё-таки, будем честны, безрадостной повседневной жизни хоть где – хоть в запретной и опасной любви, хоть в торговле пылесосами, хоть в инопланетном вивариуме. 

Ну и что тоже типично, как для этих авторов, так и для бережно обращающейся с авторским текстом режиссёрки – за счёт здорового и присущего эстонской культуре абсурда тяжесть и возможная депрессивность ситуации снижается и перерастает в весёлое придуривание. Так и живём, и это не худший, как мне кажется, вариант.  

Подземелья Ватикана

Подземелья Ватикана («Конклав»/“Conclave“, реж. Эдвард Бергер, Великобритания-США, 120 мин.)

П.И.Филимонов

«Конклав» ругают за анекдотическую концовку. Те, кто ругают, скорее, правы, чем нет, эта концовка немножко выдаёт всю затею с головой. Тем не менее, я не совсем согласен с этой ругательной позицией. И вот почему. 

Как говорил блаженный и немного опасный сумасшедший Лев Гумилёв, народы делятся на пассионарные и какие-то там ещё, видимо, непассионарные. Пассионарные – это молодые народы, у которых либо вот только-только развилась государственность, либо они без году неделя как отпочковались в отдельный народ, либо там, я не знаю, провозгласили на своей территории Пьемонтскую Народную Республику и радостно херачат теперь по пролетающим в небе гражданским самолётам. Весёлые, злые и страшные для окружающих. Непассионарные, наоборот, живут в спокойствии, их давно ничего не тревожит, всё у них устойчиво, стабильно и предсказуемо. Степенно и рутинно. Единственное, что с такими народами, по словам Гумилёва, происходит, это медленное, но неизбежное угасание и исчезновение. Потому что нет в их непассионарных тестикулах больше ни капли молодого и наглого тестостерона. Неважно, что нам хочется жить в условиях непассионарного мира, пассионарии всё равно и всё время норовят постучаться к нам откуда-нибудь снизу с неясными, но, скорее всего, враждебными намерениями. 

Кажется, подобное происходит с религиями. Есть религии молодые, злые, наглые, взрывающие ночные клубы и тычущие ножи в лицо лауреатам Букеровской премии, а есть религии старые, устоявшиеся, с которыми уже ничего внезапного произойти не может, единственная интрига в которых – это вот эти выборы (чаще всего) престарелого первосвященника на пожизненную синекуру. 

И вот Эдварду Бергеру удалось сделать из этого рутинного события настоящий триллер. Там есть некоторый налёт «Кода да Винчи», не спорю, но откровенных натяжек даже как будто и не замечается. Оказывается, и там, за закрытыми дверями Сикстинской Капеллы, бурлит какая-то жизнь, кипят прям настоящие страсти. Оно и понятно – если ты посвятил свою жизнь служению католической церкви, то пост папы – это вершина карьеры, выше не будет уже вообще ничего, выше даже теоретически условный коллективно западный мир ничего не придумал. Потому что светские владыки – лишь пыль на подошвах красных папских туфель. Так и действительно ведь когда-то было. И если до наших дней эта иерархия дожила только в представлениях и в головах только самих кардиналов, то ведь и это ничего не значит. Тут уж не бытие определяет сознание, прости, Карлуша, а ровно наоборот. 

Рейф Файнс играет кардинала Римской Католической церкви, ответственного за процедурные вопросы при проведении конклава. Параллельно он ведёт свою интригу за избрание той кандидатуры, которая была бы лично для него наиболее приемлемой. 

И заворачивается целый детективный сюжет, который стороннему наблюдателю – в наши дни, исключительно в наши дни – скорее всего, покажется бурей в стакане воды, но для персонажей фильма «Конклав» это - самое главное событие как минимум этого года не только их жизни, но и жизни всего человечества. А главное ведь - в отношении человека к тому, что он делает. 

«Конклав» - очень хороший герметический детектив. Только ищут не убийцу, а того, кто из этого ограниченного количества съехавшихся на сходняк чуваков станет новым папой. 

И концовка не показалась мне анекдотической. Да, в реальной жизни так бы, скорее всего, не было. Но в плане сценарного твиста такой поворот всего лишь показывает изобретательность авторов истории. Хотя нельзя сказать, что этот вариант совсем в течение фильма не прочитывается. Там и сям разбросаны намёки. Но так и полагается в хорошем детективе, где зритель может почувствовать себя умнее главного сыщика. 

Ну а Файнс поборется с Шаламе-Диланом за Оскара.

Наши ожидания

 Наши ожидания («Анора»/“Anora“, реж. Шон Бейкер, США, 139 мин.)

П.И.Филимонов

«Анора» как-то очень громко ворвалась в нашу жизнь ещё до того, как мы её увидели. Изо всех новостных каналов нам сообщили, что американский фильм про русских выиграл Канны-2024, а ещё там играет Юра Борисов, и это триумф воли и торжество земледелия. 

Разные люди писали и говорили о том, что это очень смешной фильм, что очень давно не было таких по-настоящему смешных комедий, что это чуть ли не возвращение жанра к истокам и его очищение от всякого рода налётов и субстратов, накопившихся за годы социалочки и прочей подобной сопутствующей ржавчины.

И вот «Анора» на экраны вышла. И даже те, кто борется с пиратом в себе и удержались эти несколько месяцев от того, чтобы не смотреть этот фильм, когда, как будто, официально было нельзя, а физически уже можно было, и ничего бы за это им не было, фильм-таки посмотрели. И выяснилось, что, во-первых, это не про русских. Ну да, русские там есть, кто же спорит, но есть, например, и очень колоритные армяне, впрочем, все они всё равно мазаны одной и той же немножко клюквенной какой-то эссенцией, и служат только фоном для выражения нехитрой главной мысли фильма. 

Мысль, в целом, можно сформулировать предельно просто: работницы рынка сексуальных услуг тоже имеют а) права и б) чувства. Не знаю, возможно, «Анора» так зашла на американском рынке в качестве некой антитезы «Красотке». Она как бы выворачивает классический фильм Гэри Маршалла наизнанку и показывает «Красотку» курильщика – вроде того, что как всё это бывает в реальной жизни. Ну или не в реальной, а в сконструированной Шоном Бейкером представляемой жизни сына русского олигарха в Америке. 

И да, Юра Борисов в «Аноре» тоже есть. И Юра Борисов за «Анору» уже обласкан не наградами, так номинациями на всё-всё-всё, но правда – ну что такого необычного делает в «Аноре» Юра Борисов? Играет довольно обаятельного гопника с плохим знанием английского – за исключением этой последней особенности, это классический типаж Юры Борисова – таким мы его видели в десятках и десятках русских сериалов, когда их ещё смотрели. 

Возможно, на моё восприятие «Аноры» повлияли мои ожидания. Настолько поначалу этот фильм почти все превозносили, превозносили именно как победу чистого жанра, что планка была задрана неимоверно высоко. Однако, как говорил ещё один обаятельный русский парниша, «наши ожидания - это наши проблемы», никто не говорил, что Шон Бейкер обязан их оправдывать. 

Правда – я не понимаю, почему она так взлетела. Майки Мэдисон прекрасна и сексуальна, не спорю, Марк Эдельштейн не менее обаятелен, чем Юра Борисов, армяне, да, смешные, но, во-первых, не гомерически смешные, а так, на ухмыльнуться национальному колориту – и что? И как будто всё. Не очень выделяющийся из ряда других фильм – ни в какую сторону, ни в сторону высокого валирийского, ни в сторону низкого, но чистого жанра, отчего-то взял и выстрелил. Так бывает, что-то, вероятно, совпало у людей с этим фильмом, как-то он с ними срезонировал. 

Со мной нет, но возможно, как раз с вами – да. А мои ожидания – это мои проблемы.

Всё, что мы знаем о Мексике

 Всё, что мы знаем о Мексике («Эмилия Перес»/“Emilia Perez“, реж. Жак Одиар, Франция, 132 мин.)

П.И.Филимонов

Информационные порталы по культурке пишут нам, что мексиканцы крайне недовольны «Эмилией Перес». Мол, Одиар собрал в кучу все стереотипы, которые у людей бывают по поводу Мексики, и навалял развесистую кактусятину. Мол, Селина Гомес не так говорит по-испански. Мол, выучила она свой испанский, и акцент у неё не тот, и вообще, пусть бы лучше говорила на своём грингуанском, а они, мексиканцы, сами бы озвучили. Мол, никаких трансгендеров в их мачистской стране нет и быть не может, они вон и гей-пропаганду подумывают запретить (утрирую), и вообще. 

Тем не менее, «Эмилия Перес» - один из фаворитов предстоящего Оскара и, не только чисто теоретически, а даже и вполне практически, может провернуть такую же штуку, какую несколько лет назад провернули «Паразиты» - завоевать золотого мужичка и за лучший фильм на иностранном языке, и за лучший фильм вообще. 

Почему бы это? Просто совпало сразу много причин. Во-первых, это очень необычно по форме. Одиар снял кино на неродном для себя языке, да плюс ещё и мюзикл. Гангста-мюзикл. Все формальные признаки обычного мюзикла налицо, герои начинают петь (и плясать) когда им не хватает обычных слов, когда их переполняют эмоции, когда накал происходящего грозит расплавить больше не существующую плёнку в кассете операторской камеры. 

Во-вторых, инклюзивность. Если коротко, «Эмилия Перес» рассказывает историю адвокатессы, к которой обратился один из самых жестоких предводителей мексиканского наркокартеля (вот он, один из стереотипов), который, оказывается, всю свою сознательную жизнь хотел стать женщиной. Ну а что – это ощущение, эта дисфункция, она ведь не выбирает, на кого, так сказать, напасть, и не обязательно это должен быть какой-нибудь богемный мальчик-задротик. Может быть и брутальный мачо с золотыми зубами, переубивавший и запытавший до этого кучу народа лично. 

И адвокатесса соглашается. Потому что, если бы она не согласилась, кто его там знает, что бы с ней было, всё-таки, знаете ли, картель. И всё получается, ровно до того момента, когда превращённый обыкновенной хирургической магией в женщину наркобарон не понимает, что очень хочет видеть своих детей. Тех, которых как раз и родила ему (а теперь уже ей) плохо говорящая по-испански Селена Гомес. 

В общем, это довольно странное зрелище, дополненное ещё и тем обстоятельством, что поменявшего пол наркобарона играет натуральная трансгендерная актриса. То есть, всё по-честному. 

А дальше фильм открыт для интерпретаций. Одиар не даёт конкретных ответов по поводу того, зачем он снял так, почему он так вывернул сюжет (ну ладно, это более-менее понятно, во-первых, он часто снимал про бандитов, а во-вторых, довольно логично, что насилие порождает насилие и так далее). 

«Эмилия Перес» - необычное по форме кино, которое поднимает довольно типичные вопросы, с точки зрения содержания там всё более-менее мейнстримно, но вот за счёт очень уж причудливой формы оно и выделяется среди массы неонуара – или как там это ещё назвать. 

Словом, это стоит посмотреть, потому что новое слово в привычных киножанрах становится всё сложнее сказать, чисто в силу их исторического развития, а вот Одиару, как кажется, это удалось. 

Типикал, икстримли типикал

 Типикал, икстримли типикал («Самокрутки»/“Pikad paberid“, реж. Меэль Палиале, Эстония, 98 мин.)

П.И.Филимонов

Некоторое количество лет назад, когда даже всадник Чума не скакал ещё по нашим пустошам и россошам, про всадника Войну же ещё и помину не было, предложил мне один знакомый продюсер работу. Работа была достаточно непыльная, а платили за неё хорошо. Работа заключалась в следующем. Там у него был сценарий одного впоследствии прогнозируемо провалившегося сериала. В том смысле, что сценарий был в процессе написания, я мог отслеживать этот процесс в прямом эфире. Где-то, буквально в одном со мной городе, сидел сценарист (которого мне потом даже показали) и писал серии – примерно одну в неделю. Моя задача сводилась к тому, чтобы прочитывать выходившие из-под его пера серии и говорить, что с ними не так. Действие в этом сериале происходило в Ида-Вирумаа, там фигурировало значительное количество русскоязычных школьников, сценарист же был титульной нации, хотя и выдавал себя за знатока русской подростковой души. Я не должен был лезть в смысловую часть сценария, предполагалось, что я визирую и, в случае необходимости, подправляю диалоги русскоязычных персонажей.

И не так с ними было вот что. Сценарист не учёл, что эстонские и русскоязычные подростки совершенно по-разному общаются между собой. Если эстонцы всё чаще в неформальном общении между собой прибегают, а то и почти полностью переходят на так называемый эстонглиш (эстонский язык с огромными вкраплениями не ассимилированного английского, главным образом, в лексике), то у русских подростков такого обычая в заводе нет. Ну нет. Потому что в интернете они, в основном (что, кстати, прискорбно, потому что отсюда их трепетная любовь к соседней стране) сидят на русском, и в игры играют тоже на русском. Эстонцы же, в силу отсутствия альтернативы, делают это на английском, эстоноязычный сегмент интернета значительно уже. 

Так вот, фильм Меэля Палиале снят на эстонглише. Это довольно забавно смотреть, но это полностью оправдано сюжетом и персонажами. Фильм рассказывает историю современной богемной и полубогемной эстонской молодёжи, которая курит много травы, бесцельно и бессмысленно тусит по клубам вроде почившего «Света»-бара и прочих хипстерских мест в Теллискиви, и в целом не знает, куда себя деть и что она хочет. Они понимают, что хотят жить по-другому, не так, как их родители, но как именно, они не слишком представляют. Они хотят заниматься чем-то таким творческим, вроде написания хип-хопа или вообще съёмок концептуальных видео под чужие хип-хоп трэки, но, может быть, это и не то, что им по-настоящему надо, они ещё ищут себя. И у них есть идея фикс о том, что из этой страны надо сваливать, главным образом, из-за климата, ну и немного потому, что «здесь ничего не происходит». 

Как ни странно, это больше всего похоже на «Ассу», только восемьдесят лет спустя, в другой реальности, без бандитов, блэкджека и пафоса. «Ассу» современного молодого человека. «Ассу», снятую изнутри. Вот если бы её снимал не снисходительно (но и с восхищением) глядящий на всю эту молодёжную возню мэтр Соловьёв, а какой-нибудь негр Витя, например. Который бы знал, что бунт этот, скорее всего, закончится пшиком, никаких «перемен» ни условные «мы», ни кто бы то ни было на самом деле не ждут, а больше этим своим так называемым ожиданием понтуются. Что так сотни лет было, и так сотни лет ещё будет. И человека не изменить, человек склонен много говорить, и мало следовать своим же собственным словам. Как будто звучит наоборот, да, как зрелый взрослый взгляд на ситуацию? Сложно сказать, возможно Меэль Палиале ухватил всё это дело инстинктивно. Или он прям умница. 

Но в этом многом говорении он – человек – как раз и прекрасен. В этом многом говорении как раз и заключается та мимолётная молодость, по которой мы все так убиваемся, когда она заканчивается.