вторник, 30 мая 2017 г.

Детский роуд-муви из ниоткуда в никуда

Детский роуд-муви из ниоткуда в никуда
(«Гуд бай, Берлин!» реж. Фатих Акин, Германия, 93 мин.)

П.И.Филимонов
Не устают радовать российские (видимо) переводчики иностранного кино. С чего они решили, что будет хорошей идеей перевести название фильма, в оригинале бесхитростно называвшегося «Чик» по кличке одного из главных героев, как «Гуд бай, Берлин!», непонятно совсем. Просто совсем. Про Берлин в фильме речи не идёт, если я правильно помню, город действия кино вообще не называется. Может быть, конечно, продвинутые зрители, много путешествовавшие и могущие по нюансам картинки влёт определять местность, и признают в показываемом на экранах городе столицу Германии, не знаю. Мне представляется, что в болезненном сознании переводчиков фильм как-то скоррелировал с песней хранителя марихуаны Егора Бортника и друга его Александра Умана, и одновременно с фильмом Вольфганга Беккера 2003 года, но это исключительно мои домыслы. Тем более, что ничто в фильме «Гуд бай, Берлин!» не связывает его ни с одним из указанных произведений.

«Гуд бай, Берлин!» - довольно милое и душевное тинэйджерское роуд-муви, пронизанное мультикультурализмом, как и положено фильму Фатиха Акина, любовью всех ко всем, и, как это ни странно, неким пиететом перед совдеповскими реалиями.

Второй главный герой фильма, мальчик с непроизносимой не только для немецкого, но и для русского рта фамилией Чичачов (по кличке «Чик») – эмигрант откуда-то из постсоветского пространства. Толком мы так и не понимаем, откуда же его родители переехали в Германию, сам Чик называет себя то валахом, то аж цыганским евреем, упирая на то, что и такие тоже есть, ведь, к примеру, существуют же евреи французские. Особую трогательность придаёт тот факт, что играет Чика актёр монгольского происхождения Ананд Батбилег, то есть, в национальном смысле, как, впрочем, и почти всегда у Акина, всё просто максимально запутано. Зато с антуражем всё максимально прозрачно: Чик ходит в типичном пост-советском спортивном костюме, с не менее типичной причёской и гигантской цепурой «парня с раёна», пьёт водку прямо на уроках, что, впрочем не мешает ему быть лучшим учеником класса, в частности, по математике, и, наконец, актом максимального протеста против косности буржуазного общества угоняет «Ниву».



Впрочем, в центре повествования – фигура не Чика, а его немецкого друга Майка, мальчика из глубоко неблагополучной семьи, с алкоголичкой-матерью и склонным к семейному насилию зажиточным папашей, который открыто сожительствует то ли с секретаршей, то ли с какой-то другой сотрудницей. В классе Майк тоже, разумеется, является изгоем, в личной жизни, естественно, ничего не ладится, и его знакомство с Чиком, развивающееся по типичным канонам вражды, перерастающей в крепчайшую дружбу, становится для него выходом к новым горизонтам, перезапуском и так далее.

Мальчики бесцельно катаются по Германии на угнанной (откуда она там вообще взялась?) старой, еле-еле тянущей «Ниве», попадают в самого разного рода приключения, знакомятся с разными новыми людьми, в том числе бездомной девушкой Азой, в которую Майк тут же (безответно) влюбляется, позабыв-позабросив свою школьную безответную же любовь, Татьяну. И, конечно, Майк переосмысливает свою жизнь, взрослеет, мужает, меняется в поведении и оценках – всё, как положено в настоящем большом роуд-муви.


Фильм, в общем, неплохой, местами смешной, но какой-то слишком уж каноничный для такого рода фильмов. Хотя, может быть, если бы я увидел его в шестнадцать лет, он произвёл бы на меня совсем другое впечатление. А так – что-то среднее между мейнстримом и социальной драмой на один раз. Хотя Чичачов и правда забавный.   


суббота, 27 мая 2017 г.

Новое, французское, однотипное, хорошее

Новое, французское, однотипное, хорошее
(«Будущее», реж. Миа Хансен-Лёве, Франция, 102 мин.)
Ничего не могу с собой поделать, невозможно отделаться от литературных аллюзий. Такова уж специфика мозга, можно три тысячи раз извиняться, она, по всей видимости, уже никуда не денется. Идущий сейчас на наших экранах французский фильм «Будущее» режиссёра Марии Хансен-Лёве непроизвольно напомнил мне книгу Мишеля Уэльбека «Карта и территория». Попробую объяснить и как-то свести эти два абсолютно не похожих друг на друга произведения к одному знаменателю. Что в них общего – то, что оба они произведения французской творческой мысли начала двадцать первого века. И оба они, как мне показалось, добиваются одного и того же эффекта примерно одними и теми же средствами. Как книга, так и кино, при всём несходстве своих сюжетов, коллизий, характеров главных героев, да и степени дарования авторов (нельзя сравнивать зелёное и тёплое, это понятно, но всё-таки, уж извините, Уэльбек для меня это Уэльбек) добиваются крайне эмоциональной реакции читателя и зрителя посредством крайне отстранённого и внешне аэмоционального повествования.



Бог с ней, с книгой, понятно, что я буду ещё десятки лет носиться с ней, как с писаной торбой, оставим её и перейдём ближе к фильму. Во-первых, это уже второй фильм за последнее недолгое время, в котором в центре внимания Изабель Юппер. Только, в отличие от фильма «Она», здесь она находится не в экзистенциальном, а, на первый взгляд, вполне себе жизненном кризисе. Внезапный развод с мужем, смерть матери и отказ издательства издавать очередную книгу учитель философии в исполнении Юппер воспринимает, кажется, очень даже философски, как и положено. То, что обычного человека могло бы запросто сбить с ног, столкнуть с рельсов и выволочь из колеи, на героиню Юппер вроде бы как и не действует. Она забирает оставшуюся без присмотра кошку матери и едет куда-то в медвежий угол жить на природе и общаться с молодёжью, по приглашению одного своего бывшего ученика. Выдержать марихуану и столь типичные ночные молодёжные дискуссии обо всём ей, правда, удаётся недолго, но, тем не менее, ни о каком отчаянии, депрессии, наложении на себя рук и речи не идёт.
«Будущее», по большому счёту, фильм простой и честный. Он не обманывает зрителя и не играет с ним ни в какие ассоциативно-аллюзионные игрушки. Название железобетонно объясняет, о чём фильм. Даже в шестьдесят лет можно начать новую жизнь. Даже человеку, который уже прожил их пусть и несколько. Или, во всяком случае, начинал жить с начала несколько раз. Качество этой очередной жизни, допустим, будет уже совсем не такое, как если её начинать в тридцать, даже и в сорок, дело не в этом.
Дело в самом факте. Пока человек жив и здоров, пока он способен самостоятельно себя обслуживать, ничто не заканчивается. Всегда можно сбросить кожу и обнулиться. Само сознание этого даёт какой-то гигантский всплеск позитива, хотя нельзя сказать, что фильм уж прямо-таки жизнеутверждающий.

Здесь Хансен-Лёве как раз стремительно расходится с Уэльбеком, посыл которого в «Карте и территории» ровно противоположен. Потому книга Уэльбека своей неэмоциональностью оказывает гораздо более сильное эмоциональное влияние на человека, чем «Будущее» - своей. Плохие концы и общий пессимизм обычно гораздо действеннее хэппи-эндов и улыбающихся имбецилов-оптимистов. Но тенденция налицо, можно даже предположить, что придут критики поумнее нашего и назовут этот новый художественный приём каким-нибудь прекрасным и ассоциативным термином, которым мы потом будем козырять и гордиться, что заметили его одними из первых. Пока будем радоваться тому, что будущее- есть. Что бы кто ни говорил.

    

воскресенье, 14 мая 2017 г.

Слишком много икры

Слишком много икры
(«Я, Даниэль Блейк», реж. Кен Лоуч, Великобритания-Франция, 100 мин.)

П.И.Филимонов
Вот хороший вроде бы режиссёр Кен Лоуч, по всем показателям. Послужной список, то, сё, опыт опять же. Вот и тема вроде бы актуальная, тяжести жизни в капиталистическом обществе для людей, которые, скажем, чуть подотстали от стремительно уносящегося куда-то там поезда. Пожилого человека, лишившегося по болезни работы, и матери-одиночки сложной судьбы. Вот и главный герой в исполнении Дэйва Джонса вроде как такой симпатичный, что сил нет, и мастер на все руки он, с чувством юмора у него всё в порядке, добрый, отзывчивый, людям помогает. И жалко вроде его, естественно: в борьбе одинокого, компьютерно неграмотного (что особенно подчёркивается) пожилого человека с системой победитель известен заранее.



А вот не цепляет «Я, Дэниел Блейк». Вот все вроде как компоненты, полагающиеся цепляющему фильму, налицо, а не цепляет. Смотришь за перипетиями жизни героя холодно и даже равнодушно. Потом начинаешь думать, что с тобой не так. Может, ты просто бесчувственная скотина, в чём тебя неоднократно и обвиняли за твою умеренно насыщенную событиями жизнь? Или не можешь сжиться с героем в силу возрастных различий? Может, рассказ о тяжёлой судьбе молодой девушки, например, или о трагичной жизни беспризорных детей в каких-нибудь трущобах Калькутты проняли бы тебя больше? Не знаю. Всё может быть. самым простым объяснением видится вот какое. Всё это нам уже показывали. Не раз, не два и не три. Я навскидку помню шведский фильм «Вторая жизнь Ове» примерно той же тематики. Там, правда, старик мучается проблемами не столько  социальными, сколько экзистенциальными, но суть от этого меняется крайне мало. И, думается, что таких фильмов есть ещё. Про одиноких стариков (почему-то стариков, мужчин, в смысле, в таких фильмах эксплуатируют больше, чем женщин, видимо, потому что мужчины в среднем живут меньше, и одни остаются реже, так что их и жальче), которым какие-то обстоятельства в частности, или несправедливое устройство общества в целом не дают спокойно дожить тот маленький остаток лет, который у них ещё есть. С самого начала читавшейся смертью главного героя в конце.


Как мы все знаем из классики советского кино, даже красная икра может человеку опостылеть. И, кажется, история с «Даниэлем Блейком» очень на это похожа. Нет, опостылеть грамотно скроенное кино нам пока что всё-таки не может, но равнодушными, как уже было сказано, делает. И это, к сожалению, вопрос первенства, как бы банально это ни звучало. Кен Лоуч, если бы вдруг ему взбрело в голову поговорить со мной об этом, мог бы сколько угодно утверждать, что замысел «Даниэля Блейка» пришёл ему в голову, ещё в начале двухтысячных, когда никаких «Ове» ещё и в проекте не было. И я даже ему поверю. Но я видел шведский фильм (и возможно, какие-то ещё подобные, сейчас не помню, но устойчивое ощущение затасканности материала не может базироваться на одном-единственном фильме) раньше. И поэтому «Я, Даниэль Блейк» уже не зашёл. Ну или не так зашёл, как мог бы.


А так да. Так – классический Лоуч. Полудокументальная стилистика. Английская глубинка. Простые люди с их простыми проблемами. Не унывающий, несмотря на все невзгоды, старик. Умирающий в конце, что, повторюсь, не является никаким спойлером, ибо ясно с самого начала. Лоучу и самому уже восемьдесят лет, и, может быть, это и есть второе простое объяснение увиденному? Он просто снимал о том, что интересно ему в силу его возраста, проецируя судьбу своего персонажа на свою собственную. Или наоборот. Или нет. И просто мы с ним здесь не совпали. А эмпатии не хватило. Видимо, она как-то странно в моём организме распределена. Проэмпатировав какому-либо далёкому от себя горю один раз, второй раз эмпатировать тому же самому я не могу. Ну,  не Даниэль я Блейк, что там говорить. Это не значит, что все такие же.      


суббота, 6 мая 2017 г.

«Мы вместе ждали смерти или сна»

«Мы вместе ждали смерти или сна»
(«Ноктурама», реж. Бертран Бонелло, Франция, 130 мин.)
Несмотря на все сдвиги и пертурбации мировой истории с географией, несмотря на весь хаос, что захватывает даже самые цельные, как ещё недавно казалось, умы, несмотря на всё моё удивление этому факту, Париж и Франция вообще, кажется, продолжают оставаться одним из самых главных интеллектуальных центров европейской мысли. В особенности если говорить о молодёжи, о бунтующем сегменте истеблишмента, о тех, кто всегда шёл в авангарде борьбы с буржуазностью (пусть даже потом, с возрастом и получением чуть большей образованности, самым естественным образом в эту буржуазность вливаясь, но сейчас не об этом) и затхлостью старого мира. В следующем году исполнится уже 50 лет со знаковых для всей европейской культуры парижских событий 1968 года, и фильм режиссёра Бертрана Бонелло показывает, что пятьдесят лет с исторической точки зрения – ничто, тлен, пустяки, плюнуть и растереть. Ниспровергателей основ всегда хватает. И всегда будет хватать горячих пассионариев, готовых ради своих (а чаще чужих) идей пойти на преступление, на акт террора, на, как это называют герои фильма, «экзамен». Может быть, даже, тем и важнее, что они, эта семёрка из «Ноктурамы», так и не могут на протяжении всего фильма внятно разъяснить, за что или против чего направлена их акция. Не в этом дело. Дело, в том числе, как мне кажется, и в их возрасте. Который с каждым новым поколением становится всё меньше.




Но фильм, полагаю я, всё-таки не только о политическом терроризме и акционизме. И в этом его, пожалуй, главная сила. Фильм «Ноктурама» - один из лучших фильмов о смерти, которые я видел. Именно этим он потрясает, именно во второй его половине совсем перестаёшь отрываться от происходящего и – всё уже поняв относительно сюжетных линий – делаешь внутри себя ставки на предмет того, кто умрёт последним. Потому что то, что умрут они все, становится ясно достаточно быстро, чуть ли не с самого начала фильма. В этом смысле Бертран Бонелло достаточно бесхитростен. Его хитрость, мастерство и умение - в другом. Вот в этих повторах, например, когда начало одной и той же музыкальной композиции, прерываемое криком «Полиция! Бросьте оружие!» и первым выстрелом, мы просматриваем  ипрослушиваем раз пять, глазами и ушами разных героев, для которых эти звуки - предпоследнее (перед выстрелом), что они слышат. Вообще, конечно, длинная финальная сцена фильма – его самое сильное место. Как мне показалось, всё остальное являлось лишь подготовкой для этого мощнейшего высказывания. Притом, что не меньшей по силе является и банальность его содержания. Но кто сказал, что мощная мысль непременно должна быть оригинальной? Возможно, именно тривиальность в миллиардный раз повторённого утверждения как раз и поднимает его над уровнем обычных ментальных конструкций.
А потом ты думаешь, что не только зритель, но и сами дети изначально всё знали. Знали, что никто из них не выживет и знали, что эти двенадцать – или сколько там – часов в пустом торговом центре – это всё, что у них осталось. Хотя нет. Сила второй половины фильма как раз в том, что они об этом не думают. Это ты, зритель, всё это видишь, знаешь и понимаешь, и от этого создаётся в глазах смотрящего определённый эффект, не красота, в данном случае, что-то в разы посильнее.
Умирают они некрасиво, что тоже важно. Некрасиво и мгновенно, без пафосных моментов, прощальных поцелуев и закрывания друг другу глаз, как это обычно бывает в кино. Я бы сказал, что умирают они как раз, как в жизни, но я ни разу в жизни не видел, как застреливают человека. Думаю, тем не менее, что всё это примерно так и выглядит. Очень буднично, просто и как-то технически. Данью кино – только играющая на весь торговый центр музычка. И ещё очень хорошо, что Бонелло не приберёг никаких кадров на потом, там можно было бы показать, как выносят трупы, как стрекочут камеры и бегут по набережной Сены сексапильные репортёрши с развевающимися на ветру причёсками, как плачут родители убитых, много чего ещё.

Потому что потом ничего не будет. Привет.