Хаос, демография, кулинария

 Хаос, демография, кулинария («Кухня»/“La coсina“, реж. Альфонсо Руиспаласиос, США-Мексика, 139 мин.)

П.И.Филимонов

Когда-то, когда мне в моей школе впервые дали классное руководство группой девушек и, кажется, одного юноши, специализировавшихся на гостиничном деле, одна из этих девушек спросила у меня, какую книгу я бы посоветовал прочитать людям, которые интересуются данным бизнесом. Я не смог тогда придумать ничего лучше, как рассказать им про «Отель» Артура Хейли. 

Не знаю, как бы я реагировал на аналогичную просьбу сейчас, но я точно знаю, что, если бы у меня спросили будущие повара, я бы обязательно посоветовал им сходить на фильм Альфонсо Руиспаласиоса. В моём представлении, «Кухня» как раз довольно точно показывает, что происходит, как происходит и зачем происходит за кулисами обыкновенного, довольно популярного и довольно успешного, но в то же время не самого дорого ресторана в большом городе. За вычетом одного нюанса.

Что происходит – происходит хаос. Хаос достаточно организованный и достаточно контролируемый, но хаос. Десятки людей одновременно делают (или пытаются делать) свою работу, у них нет одного, как это модно сейчас говорить, центра принятия решений, они орут в пространство и друг на друга, они успевают перешучиваться, флиртовать и конфликтовать, при этом их работа, точнее, сумма их многочисленных работ видна со стороны невооружённым взглядом. 

Как происходит – происходит хаотично и очень, очень мультикультурно. В этом как раз и состоит тот нюанс, который отличает ресторан, показанный в «Кухне» от любого другого аналогичного по уровню и ценам ресторана. Хозяин этого ресторана Рашид пытается обходить американские законы о мигрантах и принимает на свою кухню – полулегально и нелегально – работников из самых разных стран, оказавшихся в стране их мечты по самым разным поводам и самыми разными путями, вследствие чего к хаосу рабочему на его кухне добавляется и хаос этнический, когда каждый говорит на своём языке, не все всех понимают, но из этого тоже создаётся какая-то новая реальность, хоть как-то этот хаос обуздывающая. 

Зачем происходит, становится понятно в конце фильма, когда, после эмоционального срыва одного из поваров – можно было бы сказать, что центрального персонажа фильма, но этот фильм – полифоничен, в нём, пожалуй, нет центральных и периферийных персонажей – в кухню снова приходит Рашид и обвиняет того в том, что он «остановил его мир». Собственно, всё это вращается, хороводит, дремтит и колотится исключительно по воле одного человека, который является царём и богом этой маленькой, но очень шумной вселенной. И пророком его выступает шеф-повар на этой самой кухне, который, впрочем, не обязательно проводит волю пославшего его бога. Владелец ресторана, выходит, тот единственный человек, которому нужно, чтобы вся эта хаотическая карусель пела и плясала, нужно не в целях банального зарабатывания денег для поддержания себя в жизнеспособном состоянии (как всем остальным), а в целях экзистенциальных, онтологических, для каковых, например, боги и создают свои вселенные и – как правило – бросают их потом на произвол судьбы. Такова их божеская природа.

«Кухня» - маленький слепок нашего мира, со всем тем хаосом, любовью, ненавистью,  демографическим разнообразием и гастрономическими удовольствиями, которые являются его неотъемлемыми частями. 

«Наполи» и совершенство

 «Наполи» и совершенство («Партенопа»/“Parthenope“, реж. Паоло Соррентино, Италия-Франция, 136 мин.)

П.И.Филимонов

Во-первых, хочу сказать, что, как бы это ни было невозможно, казалось бы, ещё месяц назад, но я, окончательно запутавшись в придаточных конструкциях, вынужден констатировать: Челесте далла Порта – актриса ещё более красивая, чем Маргарет Куолли. Такого не может быть, но это правда. Если какой-нибудь режиссёр захочет вызвать у меня лично синдром Стендаля в его терминальной стадии, ему нужно просто взять и снять их обеих в одном и том же фильме. Боюсь, что такой эстетической дозы мой изношенный временем организм не выдержит.

Во-вторых, о чём бы ни снимал Соррентино, он, в конечном итоге, снимает про Неаполь, местами про футбол и если не напрямую про Марадону, то с отсылками к нему так это точно. «Партенопа» - не исключение. 

В-третьих, название «Великая красота» относится не к одному конкретному фильму Соррентино, а чуть ли не ко всему его творческому методу, что ли. «Партенопа» - как раз про красоту. Про красоту одноимённой девушки, которая одновременно олицетворяет Неаполь. Которую любят все, что очень понятно и объяснимо, потому что как не любить такую красоту, к тому же ещё и профессора антропологии. За два с небольшим часа экранного времени каждый зритель-мужчина влюбляется в неё ничуть не меньше её экранных кавалеров, а если вы вдруг скажете, что нет, значит, у вас просто нет сердца. 

Сама Партенопа не любит никого, кроме разве что вечно пьяного (но не молодого) американского писателя-гея в исполнении Гэри Олдмена. Что тоже объяснимо, потому что Гэри Олдмен, потому что харизма, потому что писатель, потому что алкоголик. Потому что красавица и чудовище. Что не означает, что всех остальных она держит на расстоянии. Нет. Она позволяет насладиться своей красотой всем в равной степени, никому не отдавая очевидного предпочтения. 

Что, в свою очередь, не означает, что она ведёт себя как женщина без прочных моральных устоев. Партенопа, как и Неаполь, рада всем, осознаёт свою красоту и несёт себя миру как дар, погружаться в который (во всех смыслах) позволено избранным. Избранным лично ею. 

Это немножко история жизни прекрасной Елены нашего времени, которую никому нафиг не сдалось похищать, потому что мужчины в частности, да и люди в целом измельчали в том смысле, что подойти к красивой женщине стесняются, поражённые величием этой красоты. Но в большей степени это история Неаполя, воплощённого для Соррентино в этой Партенопе, открытого всем и не открывающегося в то же время никому – потому что открытость бывает разной степени. 

И точно так же, как Харуки Мураками, когда говорит о чём-то, то непременно при этом говорит о беге, Паоло Соррентино, о чём бы он ни говорил, говорит о футболе. Конкретно – о «Наполи». Ещё более конкретно в «Партенопе» - о его последнем чемпионстве, а значит, хотя конкретно он в фильме не упоминается – и о Хвиче. 

Таким образом, можно путём несложных логических подтасовок сказать, что «Партенопа» - фильм о Хвиче Кварацхелии. И это тоже будет правдой. 

Потому что она как будто обо всём. О красоте этого мира. О синеве Тирренского моря. О сладости итальянского воздуха. О безжалостности итальянского солнца. О вкусе пасты и апероля. О тарахтении «Веспы». О терпкости фалангины и пьедироссо. О жизни, которая прекрасна, несмотря ни на что. 

Как и все фильмы Паоло Соррентино. 

Яркие цвета смерти

Яркие цвета смерти («Комната по соседству»/“The Room Next Door“, реж. Педро Альмодовар, Испания, 106 мин.)

П.И.Филимонов

Несмотря на все призы и обласканность вниманием публики и критики, это не лучший фильм испанского мэтра. Нет в нём характерных альмодоварских приёмов, нет неожиданных твистов, нет подвешенности в воздухе каких-то сюжетных ходов, нет весёлых и разнузданных геев и транс-людей, придающих стандартному фильму Альмодовара атмосферу клоунады и бесконечного карнавала, вскрывающих, тем не менее, серьёзные проблемы.

С другой стороны, это не обязательно означает, что Альмодовар постарел. Возможно, войдя в зрелый уже по любым меркам возраст, он просто решил в очередной раз поэкспериментировать и снять что-то совсем не похожее на то, что он делал раньше. Серьёзное, камерное, про то, про что люди обычно стараются на говорить и даже, по возможности, не думать. В этом смысле это, наоборот, классический Альмодовар – никогда этого человека не смущал выбор табуированных или полутабуированных для общества тем. 

Как все уже знают, это фильм про смерть. Конкретно – про эфтаназию. Две героини фильма (кроме них ещё незначительную роль играет Джон Туртурро, но его персонажем можно было бы вполне пренебречь) в исполнении Тильды Суинтон и Джулианны Мур воплощают два кардинально разных подхода к этой не слишком приятной для человечества теме. Ну или, если хотите, две разных стадии на шкале Кюблер-Росс. Героиня Суинтон ещё до начала фильма прошла весь путь, дошла до этапа принятия и, собственно, вносит его в фильм в момент своего первого же появления в кадре. Что понятно с учётом всех обстоятельств и, наверное, в её случае представляется чуть ли не единственно верной моделью поведения. 

Героиня Джулианны Мур собирается ещё какое-то время пожить и пожить неплохо, поэтому поначалу она смерть отвергает, боится и игнорирует. Как и большинство из нас. И она учится и проходит этот путь, эти пресловутые стадии прямо перед нашими глазами, вместе с нами и немного за нас. Не уверен, что она доходит до конца, для этого у неё нет прямых предпосылок (как у героини Суинтон), но свою ригидность в отношении смерти она всё-таки несколько пересматривает. 

Альмодовар находится в том возрасте, когда мысли о смерти человека, думается, посещают всё чаще. Не знаю, экстраполировал ли он историю персонажки Суинтон конкретно на себя, но он показывает нам довольно простую историю о довольно мужественном способе ухода. Хотя есть нюансы. Этот способ связан с другим человеком, это немного выход за рамки известной формулы, что свобода действий одного заканчивается там, где она начинает ограничивать свободу действий другого. Да, героиня Мур как будто соглашается на эту поездку сама, но соглашается кто знает почему – из ложно понимаемой дружеской эмпатии (хотя вроде бы их с персонажкой Суинтон прямо «бестиз» назвать нельзя), из исследовательского интереса, из сострадания? 

От классического Альмодовара в «Комнате по соседству» осталось то, за что я лично, например, очень люблю смотреть его фильмы именно в кинотеатрах – буйство ярчайших красок. Героиня Тильды Суинтон собирается умереть в комнате с невозможно красной дверью, а умирает в невозможно жёлтом свитере и с предельно возможными красными губами. Без полутонов, без оттенков, без недосказанностей. Жирно и кричаще. В цветах не смерти, но жизни. Надеюсь, жизни Педро Альмодовара как режиссёра, который ещё нас порадует. 

О депрессии в средние века

 

О депрессии в средние века

(«Дьявольская баня»/“Des Teufels Bad“, реж. Вероника Франц, Северин Фиала, Австрия-Германия, 121 мин.)

П.И.Филимонов

На примере этого фильма можно задуматься сразу о двух несовместимых вещах. Точнее, не столько они несовместимы, сколько существуют эти две мысли на очень разных полюсах пространства. Во-первых, можно подумать о странностях нашего кинопроката. Почему-то фильм, который более-менее прошёл во многих странах чуть ли не летом ещё, вышел у нас вот только недавно, прошёл очень ограниченным, так сказать, тиражом и почти не вызвал никакого ажиотажа. Хотя, когда он только засветился на своём первом фестивале, некоторые критики писали, что это чуть ли не новое слово в жанре «этно-хоррора».

Во-вторых, конечно же, никакой это не этно-хоррор. Люди, которые об этом писали, сознательно искажали факты. Или бессознательно, ведь может быть, что человек, пишущий про фильм, просто не понимает, что такое этно-хоррор как жанр. Это фильм про клиническую депрессию. И в этом смысле та вторая мысль, которая неизбежно поселяется в голове спустя уже основательное время после его просмотра (а я видел его, кажется, тем самым летом, когда про него много говорили), это мысль о причудливом развитии истории болезней.

Ведь далеко не все болезни, известные нам, существовали всегда. Болезням, как и прочим явлениям человеческой цивилизации, свойственно появляться, расцветать и исчезать точно так же, как каким-нибудь жанрам искусства, стилям архитектуры, модным тенденциям в одежде. Например, чумы сейчас почти уже нет, а вот многие психологические проблемы, наоборот, появились в последнее время. Или нет, не появились, а были диагностированы. Раньше всё это подпадало под зонтичное определение одержимости. Это сейчас медицина умеет различать разные её изводы.

И один из них – та самая клиническая депрессия, о которой и рассказывает нам «Дьявольская баня». Когда человек, в силу уж каких бы там ни было причин, не хочет. Не хочет что-либо делать. Не хочет выходить из дома. Не хочет вести праведную жизнь. Вообще никакой жизни вести не хочет.

Фильм снят членами семьи Ульриха Зайдля – Вероника Франц – его многолетняя партнёрша, а Северин Фиала – его племянник. Но, как мне кажется, это не даёт нам повода говорить о каком-либо протекционизме или непотизме. Да и об ученичестве, пожалуй, тоже. Тон фильма совсем другой, хотя он тоже рассказывает о довольно неприглядных вещах, но «Дьявольская баня» полностью лишена глумливой и сатирической составляющей Зайдля. Она максимально серьёзна, и это тот случай, когда эта серьёзность не кажется скучной, напротив, есть ощущение, что только так эту историю и можно рассказывать. Потому что какие уж тут шутки.

В некотором роде это тоже фильм про эфтаназию, как и последнее кино Альмодовара, только в ещё более радикальном смысле. В антиклерикальном смысле даже где-то. «Дьявольская баня» довольно смело показывает нам, что самоубийство в некоторых случаях не является самым худшим вариантом развития событий. И иллюстрирует этот свой тезис, демонстрируя, что может произойти в случае, когда самоубийство в обществе отрицается в силу церковных канонов.

Не хоррор, но страшно тем не менее.

Писатель Савенко

 

Писатель Савенко («Лимонов. Баллада об Эдичке»/“Limonov: The Ballad“, реж. Кирилл Серебренников, Франция-Италия-Испания, 138 мин.)

П.И.Филимонов

 

Когда Бен Уишоу поправляет очки, когда Бен Уишоу что-то такое всё менее вразумительное вещает-вещает-вещает, чуть заикаясь, когда Бен Уишоу поливает водой капиталистическую сучку-журналистку, зрителя, наблюдающего всё это, поневоле берёт оторопь – такого портретного сходства с реально существовавшим человеком, который до сих пор ещё не выветрился из памяти, я не помню давно. Притом оно именно что не только портретное, Уишоу, по всей видимости, не один час провёл за изучением хроники и видео со своим персонажем. Он ходит, как Лимонов, он крякает, как Лимонов, он выглядит, как Лимонов, он жестикулирует и говорит, как Лимонов.

Кирилл Серебренников снял фильм по роману Эммануэля Каррьера про Эдуарда Лимонова, одного из самых невозможных русских писателей двадцатого и двадцать первого века, человека, в классическом смысле слова сделавшего самого себя, написавшего самого себя и самого же себя издавшего, продавившего самого себя, как минимум в мозги русскочитающих людей и породившего значительное количество бездарных подражателей, вроде увечного головой и телом Захара Прилепина (no hands, no cookies).

Кино получилось странным и каким-то неопределённым. С одной стороны, сложно, вероятно, не испытывать симпатию к своему герою, раз уж ты взялся снимать байопик, иначе и не получится ничего. С другой стороны, все, мало-мальски изучавшие жизнь и творчество писателя Савенко, знают, что временами он совершал мерзкие и провокационные поступки исключительно ради пиара и провокации. Казалось бы, кто из нас так не делал, но как-то он временами доходил до абсурда и членовредительства. Так что непонятно, какую позицию по отношению к Лимонову занимает сам Серебренников. Может быть, и нейтральную, и тогда это, скорее, хорошо – режиссёр пытается беспристрастно разобраться в хитросплетениях больноватой лимоновской психики.

Неоднозначным местами кажется кастинг – актёр Евгений Миронов в роли анонимного, но высокопоставленного КГБшника и актёр Андрей Бурковский в роли пролезающего везде и всюду без мыла вечного любимца публики Евгения Евтушенко выглядят – ну, как бы это сказать, спорно. Хотя образ Евтушенко получился смешным, наверное, самым смешным из тех, что в фильме представлены.

Ещё смешно они все говорят в фильме по-английски. Это очень забавно перекликается с последним марвеловским великолепием – «Крэйвеном-охотником», мне кажется, герои этих двух фильмов отлично бы поняли друг друга. «Эдуард Венимаминовитш, ху ар ю? - Ай тоулд ю, ай эм э хантер энд э джиниал поуит, Димитри» - звучало бы музыкой для изголодавшегося уха.

Что в фильме прекрасно, так это визуал, уже упоминавшийся Уитшоу и звуковая дорожка. Не та, где выворачивается наизнанку подозрительно похожий на нацбол-банд Shortparis, а ту, в которой можно узнавать любимые композиции Тома Уэйтса и Sex Pistols, то есть, того пласта музыки и культуры в целом, к которому, так или иначе принадлежит и подросток (простите, писатель) Савенко.

Который, если бы не было вот этого всего, был бы – одно из двух. Либо гораздо более панковским и культовым персонажем, презревшим совсем все условности, жить быстро-умереть молодым (если бы не очень сильный инстинкт  самосохранения Эдуарда Вениаминовитша), либо никому неизвестным писателем нормальной демократической страны, одним из многих, слишком многих. Потому что потенциал был и на то, и на другое.

И всё таки (ну или мне хочется в это верить)  Уишоу играет нам европейца. Который вынужденно играет во всю эту советскую бадягу. Чтобы эпатировать. Чтобы прославиться. Чтобы растянуть свои пятнадцать минут славы на пятнадцать хотя бы лет. А лучше - веков.

И какая разница, кто, кому и как сосал.

 

Всё об одном

 

Всё об одном («Ракета»/“Ohjaus“, реж. Мийя Терво, Финляндия-Эстония, 110 мин.)

 

П.И.Филимонов

В далёкой-далёкой Лапландии, где очень холодно и ничего не происходит (потому что на дворе 1984 год), что вызывает непередаваемые трудности для редактора местной газеты «Лапландское время» или как-то так, живёт разведённая, с трудом ушедшая от мужа-абьюзера Нийна с двумя детьми. Она немножко непутёвая, немножко неуклюжая, немножко смешная и немножко безответная.

Но когда Нийна, по воле случая, устраивается на работу в эту самую местную газету и за счёт этого узнаёт, что в озеро неподалёку от города свалилась не то ошибочно выпущенная, не то потерянная, не то сама по себе заблудившаяся советская ракета, она преодолевает свою неуклюжесть и инертность и развивает бурную деятельность. Потому что местные власти и инфлюэнсеры (хотя тогда, понятно, такого слова ещё не знали) как будто стремятся замолчать это происшествие. Потому что мало ли – ракета могла нести ядерную боеголовку, и значит, всему городу теперь крышка.

Вот об этом местами комический, а местами очень грустный и очень какой-то актуальный финско-эстонский фильм «Ракета» режиссёрки Мийи Терво. Правда, эстонского там, в основном, только деньги, несколько второстепенных членов съёмочной группы и ровно одна актриса. Комический он – потому что, кажется, невозможно показывать жизнь финской глубинки без смеха. Потому что мы все примерно представляем стереотипный образ нелепейшего финна из этой самой глубинки, представляем его, правда, приехавшим в Таллинн с целью накупить дешёвого алкоголя и залить его до кучи ещё и в себя, чтобы подольше не пришлось прибегать к запасам. Так вот сами же финские кинематографисты и показывают, что, по сути, так оно и есть, всё правда, только дома эти же типажи гуляют относительно трезвыми, что не делает их менее комичными. Грустный – потому же, почему и смешной. Потому что жизнь в финской (и не только, полагаю) провинции сорок лет назад и сейчас отличается не сильно, а люди всегда люди. То есть, ждать от них изменений не приходятся. Муж как абьюзером был, так абьюзером и останется. Кто пил, тот и будет пить – и так далее.

Актуальный – потому, что значительная часть истории построена вокруг страха ядерной бомбы, который как будто из ниоткуда вылез за последние три года и занял прочное место среди нас. И мы видим, что и тут мало что изменилось. Как было так, что одни бегали-паниковали, а другие закрывали глаза и прятали голову в песок, так и есть. Как было так, что все вокруг начинали судорожно скупать или хотя бы готовиться скупать йод в таблетках, так и есть. Как было так, что ни одно из этих действий в случае маловероятного воплощения людских страхов в реальность не поможет, так и есть.

Таким образом, получается, что «Ракета» - лишнее напоминание о сути человеческой природы. О том, что могут пройти десятилетия и века, а в маленьких финских, эстонских, каких угодно городках люди будут всё так же знать всё про всех, сплетничать про всех, обвинять друг друга во всех смертных грехах и поддерживать друг друга во всех начинаниях. Что влечение будет оставаться влечением, а страх страхом, и избавление от последнего может прийти как следствие первого – или пусть даже как следствие ещё большего страха. Прогресс не делает из человека другое существо, и вот даже и непонятно, хорошо ли это.    

Восточные приключения Изабель Юппер

 Восточные приключения Изабель Юппер («Сидони в Японии»/“Sidonie au Japon“, реж. Элиз Жирар, Франция-Германия-Швейцария-Япония, 95 мин.)

П.И.Филимонов

Почти невозможно воспринимать этот фильм иначе, как сиквел к недавним «Нуждам путешественника» с той же Изабель Юппер, только тогда путешествовавшей по Южной Корее, и с другой целью. Настолько в этих двух фильмах совпадают вайбы, по крайней мере, в начале историй. 

Если в «Нуждах путешественника» Юппер играет одинокую чуть эксцентричную даму, которая приехала в Южную Корею просто потому что может, приехала потусить, приехала по принципу увидеть свет и пусть и с просматриваемой личной историей, но без важности её подоплёки для происходящего прямо сейчас, то в японском фильме всё по-другому. Здесь Юппер играет писательницу, которая приезжает в Японию презентовать свою старую книгу, которую странный альтруистический японский издатель (Цуёши Ихара) взял да и переиздал. Писательница Сидони переживает непростой период в своей жизни. Не так давно умер её любимый муж, и от этой смерти она никак не может отойти. К тому же она давно бросила писать – по разным личным причинам - и внезапное переиздание её книги в далёкой Японии явилось для неё неожиданностью.

Так что в этом смысле эта Юппер тоже, как и Юппер корейского разлива, бросила всё и уехала на край света для поправки душевного здоровья. Кажется, что и в том, и в другом случае обе страны служат именно синонимами какого-то потустороннего места, где всё не так, как привычно, всё не так, как дома, всё совсем не то. То ли ад, то ли рай, то ли просто зазеркалье какое-то. И героини по-разному себя в этом зазеркалье что ведут, что ощущают. Впрочем, не настолько по-разному, чтобы нельзя было представить, что это два путешествия одной Гулливерки. 

Корейская история Юппер – скорее про независимость и самодостаточность, японская – скорее, про любовь, про то, что новое счастье вполне может вырасти на руинах старого, про то, что никогда не поздно начать заново. В этом смысле слова оба фильма оптимистичны. И оба, опять-таки, образуют некий цикл, два разных взгляда на проблему самоидентификации и поиска своего места в мире – через себя самоё или через других людей. 

И зрители, как мне кажется, могут оценить и выбрать – кому-то придётся ближе корейский вариант, кому-то – японский. Ни тот, ни другой выбор не будет ни правильным, ни неправильным. Это разные стороны одной медали, разные стороны одной Изабель Юппер. 
Вообще, конечно, очень удивительная штука случилась с этими двумя фильмами. Сняты они двумя совершенно разными людьми, по совершенно разным поводам, с совершенно разными посылами – но, воть хоть режьте меня, составляют одно целое. Скорее всего, именно из-за фигуры Изабель Юппер, которая, конечно, прекрасная актриса, спору нет, но, как и каждый, даже самый прекрасный представитель этой профессии, обладает набором приёмов и штампов, повторяемых ею из роли в роль. Два её персонажа в двух этих фильмах вроде бы и разные, но масса общего у них всё равно есть. 

Японские приключения Юппер ещё и немножко нереальные. Как говорит ей издатель в самом начале, Япония – это страна, где призраки оживают (хотя по всему творчеству Вирасетакула, например, мы всё время думали, что это Таиланд – но опять-таки, там всё близко). И Сидони принимает призрак своего мужа как должное, впускает его в свою жизнь и продлевает тем самым свою агонию от расставания. Пока всё не поворачивается другим боком. И наступает умиротворение. Которое и должно наступать в тех краях. 

Капустник

 

Капустник («Меня двое»/“Mind on kaks“, реж. Рауль Эско, Ромет Эско, Эстония, 100 мин.)

П.И.Филимонов

Есть в мире, а значит, и в нашей стране достаточно странная категория селебрити – которые известны тем, что они известны. Классический пример – это семейство Кардашьян, потому что ну вот кто они такие? Актрисы? Певицы? Блогерши? Как будто всего понемногу, а как будто и нет. Просто какое-то количество  сестёр (я в них путаюсь, а гуглить не хочу), которые как-то присутствуют везде и делают всё подряд.

Кажется, что братья Эско – это примерно эстонский аналог сестёр Кардашьян, уж не знаю, кому я  этим сравнением льщу. Они как-то тоже более-менее везде и более-менее занимаются всем. Они занимались тайским боксом, тусили с модными рэперами и снимали им клипы, присутствуют на всевозможных светских мероприятиях и так далее. Впрочем, официально страница «Википедии» числит их всё-таки кинематографистами. Ну, пусть так. «Меня двое» - дебютный фильм братьев, и он, вы не поверите, про то, как они живут. Сами братья сняли кино и сыграли в нём две главные роли. В фильме они пытаются снять фильм (такая получается милая подстмодернистская рекурсия, даром что ли братья отучились не то продолжают учиться в BFM) про всех близнецов мира. Ну то есть, в буквальном смысле. Они снимают рождение близнецов, близнецов в возрасте трёх лет, взрослых близнецов, старых близнецов, привлекают к участию в своём фильме, разумеется, братьев Пиусов, а в конце отправляются в некий нигерийский город, о котором существует поверье, что он является столицей близнецов.

Всё это они проделывают, во-первых, потому что они близнецы, а во-вторых, потому что могут. По второй причине к участию в фильме привлечены не только братья Пиусы и ряд других известных эстонских актёров. В камео отметились, например, Нублу, Лил Тилль и Тигран (который, пожалуй, создал самого запоминающегося персонажа).

В промежутках между съёмками в фильме фильма про близнецов близнецы Эско показывают, как они живут. Как у одного из них заводится девушка, и второй чувствует себя немного обделённым вниманием брата (потому что они же близнецы, не забывайте, они всё делают вместе и живут вместе). Как они по-разному, но одинаково красиво одеваются. Какие у них, кажется, одинаковые татуировки. Как они умеют отдыхать на открытых и закрытых клубных вечеринках. Какие они крутые, но милые, и не глупые, на самом-то деле, умеют отрываться, но умеют и работать – а всё потому, что они близнецы.

Получился некий кинокапустник совсем чуть-чуть для своих, смотреть который человеку, не входящему в эту тусовку, немного – ну не скучно, но как-то странно. Популярные и узнаваемые в стране люди немножко натужно кривляются и изображают гламур. Что-то они о нём, конечно, слышали, вот и выходит именно что гламур в переосмыслении наших актёров и селебрити, из разряда «мне Рабинович напел». С другой стороны, я же тоже о нём что-то слышал, так что искажение происходит двойное, как, впрочем, и положено фильму про близнецов. Всё-таки кажется, что деньги, выделенные на съёмки этого произведения можно было как-то потратить получше, ну или просто – по-другому. Притом, что в профессионализме братьев, в общем, сомнений нет – кино не выглядит любительским хоум-видео, как можно было бы опасаться, чисто с технической точки зрения снято профессионально, качественно, наверное, даже стильно (ведь братья такие стильные).

Впрочем, всё это я пишу от зависти. Потому что у меня нет брата-близнеца. И сестры-близнеца у меня тоже нет. А кажется, что полностью оценить глубину замысла и художественные достоинства этого фильма могут только близнецы. При этом им обязательно приходить в кинотеатр вместе. Я не узнавал, возможно даже есть некая кампания скидок на этот случай.  

 

Неуместность разговоров о боге

 Неуместность разговоров о боге («Еретик»/“Heretic“, реж. Скотт Бек, Брайан Вудс, США, 111 мин.)

П.И.Филимонов

Студия А24 радует нас очередным теперь я знаю, как это называется – слоубёрнером. Фильм «Еретик» с великолепным и другим Хью Грантом сняли те же чуваки, что сняли «Тихое место» и ещё несколько интересных проектов в разных хоррор- и околохоррор-жанрах. 

Две девочки из церкви мормонов по собственной глупости приходят в гости к одиноко живущему персонажу Хью Гранта с целью, разумеется, обратить его в правильную религию. А он оказывается не так прост и затевает с ними долгий с подковырками разговор о боге, вере, безверии и тому подобном. Тут бы им сразу догадаться, что дело пахнет керосином, но нет, девочки – идеалистки и полны надежд выполнить какой-то там свой план по перевербовыванию еретиков, так что они вступают с ним в напрасную беседу. 

Дальше спойлеров не будет, скажу только, что этот фильм – слегка единственный в своём роде. Я ещё не видел фильмов, к которым можно было бы приклеить такой необычный жанровый ярлык, как теософский хоррор. Персонаж Хью Гранта (это не будет новым спойлером, это уже по упомянутым мной деталям понятно) – неприятный, мягко говоря, мужчина, руководствующийся в своих неприятных, мягко говоря, поступках логикой богоборчества, теософских споров и теологической начитанности. 

Вывод, к которому он приходит сам и постепенно приводит своих посетительниц, на удивление простой, но какой-то бронебойный. Религия – это контроль. Все фигуры богов, будд и разных прочих архангелов созданы воображением самых разных людей на протяжении человеческой истории с единственной целью – контролировать других людей. И если погрузиться в логику «Еретика», в мрачную тягучесть этого камерного фильма, то с ним вообще невозможно спорить. Да, религия - это контроль, и тогда получается, что когда человеку удаётся вырваться за пределы, за круг этого контроля, он неизбежно утрачивает веру, отрицает бога/богов и тем самым становится отчасти равным им. Что, в свою очередь, порождает в этом освободившемся, казалось бы, человеке, желание начать контролировать – уже по-новому, по-честному и по-другому – тех его соплеменников, которые ещё этой свободы не обрели. И так по кругу. На который наматывается всё больше насилия и – ну, не лжи, но передёргивания.

Это прикидывающийся фильмом ужасов философский боевик, так я бы сказал. Точно так же, как и персонаж Хью Гранта прикидывается дотошным скептиком. Точно так же, как и девочки прикидываются наивными овечками церкви. 

В фильме, по большому счёту, всего три персонажа, потому что остальные появляющиеся в кадре женщины – это не акторы в прямом смысле слова, а функции или вспомогательный материал, которым пользуется персонаж Хью Гранта для того, чтобы что-то этим двум девочкам доказать. Беда только в том, что это его доказательство – оно и метание бисера перед свиньями, и стрельба из пушки по воробьям одновременно. Не очень, собственно, понятно, что именно он пытается им доказать. Что религия – зло? Ну да, но зачем же доказывать это, прибегая к ещё большему злу? И, к тому же, что зло для одних, может быть самым что ни на есть добром для других. Всё в «Еретике» относительно, одно только реально – боль и смерть. Ну и неприятные ощущения при его просмотре, как и положено испытывать зрителям – как я знаю теперь – слоубёрнеров.