Стокгольм, Лима, далее везде

 

Стокгольм, Лима, далее везде

«Пустыня» (реж. Кади Кыусаар, Эстония-Финляндия-Швеция, 92 мин.)

П.И.Филимонов

Любое произведение искусства сейчас воспринимается ровно в том смысле, коррелирует оно с текущими событиями или нет. Не в том смысле, что если не коррелирует, то оно плохое и неактуальное, нет, просто ты либо отвлекаешься на какую-нибудь другую жизнь, которая осталась не то в прошлом, не то в какой-то параллельной реальности, либо цепляешь на то, что видишь и воспринимаешь, своё знание о происходящем прямо сейчас.

В этом смысле новый фильм Кади Кыусаар, снятый на эстонские деньги, но не на эстонском материале и без участия эстонских актёров, с повесткой дня коррелирует. Очень много в нём говорится о том, какие войны справедливые, а какие нет, за что стоит сражаться, а за что нет. Но фильм сам по себе не совсем об этом.

Шведскую фотографиню Ингрид (Фрида Вестердаль), приехавшую в горячую точку поснимать интересного материала, похищают местные инсургенты. Похищают и назначают за её голову выкуп, несмотря на то, что Ингрид рассказывает им о принципе Шведского государства – не вести переговоры с террористами и не выкупать своих граждан безо всякого исключения. Инсургенты кажутся нормальными ребятами ровно до того момента, пока они не понимают, что вероятность получить деньги действительно не так велика. Они не будут убивать Ингрид, они же не звери какие-нибудь, они всего лишь продадут её ИГИЛ, а уже там с ней обойдутся по-своему.

Но в процессе всех этих переговоров и тягот у Ингрид случается довольно типичная для кино любовь-страсть-и снова любовь с её главным сторожем, бородатым и харизматичным борцом за свободу Палестины Али (Али Сулиман). Стокгольмский синдром натыкается на ответный лимский и всё, как говорится, завёртывается.

Дальше мы, на примере Али, наблюдаем поединок между любовью и долгом, на фоне становящихся всё менее человечными его соратников. С одной стороны, его явно тянет к этой женщине, даже несмотря на оставленную где-то в Секторе Газа жену. С другой стороны, Али – не из числа российских призывников, он достаточно идейный и ему понятно, за что он пошёл воевать.

Ну и вот. И Кади Кыусаар препарирует эти смешанные чувства достаточно холодно, но в то же время не безэмоционально. Заявленной драмой «Пустыню» делает именно эта неопределённость на тему того, что же победит в Али. И, возможно, желание разобраться, насколько искренна в своих чувствах и Ингрид. Потому что, ясное дело, в той ситуации, в которой она оказывается, каждый бы прибегал к любым возможным уловкам для своего спасения.

В общем, это не более чем очередная вариация на заданную тему любви заложницы и террориста, но, ничего нельзя сказать, сделанная хорошо, сделанная крепко и профессионально. Кади Кыусаар удаётся балансировать на грани, удаётся не принимать сторону в конфликте – или хотя бы не демонстрировать свои личные пристрастия – удаётся сделать похитителей (всех, не только Али) более-менее человечными - хотя бы поначалу-, через какие-то мелкие детали, как например, эпизодический Башир, вся жизнь которого посвящена видеоигре и сопутствующему ей планшету. Я бы сказал, что эстонскому режиссёру удалось то, что обычно у эстонских режиссёров не слишком получается – оторваться от родной почвы и с успехом перенестись в другой культурный контекст, не потеряв при этом цельности высказывания и не гоняясь за экзотикой. Просто тогда, когда Кади Кыусаар снимала «Пустыню», подобную историю ещё нельзя было рассказать на примере Европы. Хорошие были времена.

А потом он включил камеру и достал винтовку

 

А потом он включил камеру и достал винтовку

(«Нитрам», реж. Джастин Курзель, Австралия, 101 мин.)

 П.И.Филимонов

Меня всегда интересовали фильмы про маньяков и шутеров. Всегда хотелось понять, как тот или иной режиссёр представляет превращение. Потому что, во-первых, к сожалению, нельзя залезть в мозг такого человека самостоятельно и получить представление о том, что там происходит на самом деле. Так что судить об этих превращениях – а это, ей-богу, в данном случае самое интересное – мы можем только по версиям конкретных режиссёров и сценаристов.

Фильм австралийского режиссёра Джастина Курзеля «Нитрам» основан на реальных событиях – массовой стрельбе в городке Порт-Артур в Тасмании в апреле 1996 года. Это самая крупная по количеству жертв бойня на территории Австралии, устроенная одиночкой. Погибли тогда 36 человек.

Фильм «Нитрам» (это «Мартин» наоборот, так, по версии режиссёра, дразнили в школе учинившего бойню Мартина Брайанта) концентрируется на том, как он дошёл до жизни такой. А это как раз всегда самое интересное. В «Нитраме» всё показано достаточно подробно и понятно. Мартин и изначально не был особенно одарённым и социально вовлечённым молодым человеком, а когда он потерял своего единственного друга, бывшую актрису и певицу Хелен, тоже мягко говоря не самую обычную даму, дела совсем разладились.

Нитрам одинок, и из этого одиночества у него нет выхода. Он пытается общаться с миром через деньги, которые завещает ему Хелен, но и это не приносит искомого результата, тем более, что, если спросить у него, думаю, он не смог бы объяснить вопрошающим, к чему именно стремится. Хочет ли он, как многие подобные шутеры, просто любви и внимания, получение которых трансформируется у него в голове подобным образом? Бог весть. В конце концов, Нитрам, как мы видим в течение фильма, по большому счёту, не умеет ничего делать. У него последовательно не получается: заниматься сёрфингом, стричь газоны, водить машину, общаться с девушками, заниматься тем, что он называет «бизнесом». Он умеет хорошо стрелять, это да. И это умение по ходу фильма возрастает.

Любое ли одиночество ведёт к жажде убивать? Надеюсь, что всё-таки нет, хотя текущие события косвенно подтверждают эту версию Джастина Курзеля. Нитрам, конечно, не запирается в бункере в отчаянном страхе заразиться – до коронавируса там у них ещё больше двадцати лет, да и нет в нём осознанного желания уйти от людей. Скорее, наоборот, он всё пытается к ним пробиться, самыми разными путями, но они его не признают, не принимают, отталкивают. И их тут тоже можно понять, кому охота общаться с крайне странным, крайне замкнутым и склонным к припадкам ярости молодым человеком, который к тому же не сильно этим самым навыком общения владеет? Так что получается такой замкнутый круг. Общаться ему не с кем, от этого его навыки общения, если они и были, становятся всё хуже, в результате при очередной отчаянной попытке пойти с кем-то на контакт (а Нитрам всё-таки до какого-то момента более-менее регулярно это делать пытается) всё получается с каждым разом только хуже и хуже.

И тогда он идёт в кафе, овеянное последним, видимо, для него приятным воспоминанием, там они с его родителями и Хелен не так давно, когда ещё все были живы, отмечали его день рождения. И тогда он покупает сок и фруктовый салат, съедает салат и выпивает сок. И тогда он включает и ставит на стол видеокамеру и достаёт из сумки первую винтовку. И тогда он начинает стрелять. Потому что если вы не хотите с ним общаться по вашим правилам, он будет общаться с вами по своим.

In your head, in your head they are fighting

 

In your head, in your head they are fighting

(«Белфаст», реж. Кеннет Брана, Великобритания 98 мин.)

 П.И.Филимонов

Когда я слышу про беспорядки и столкновения в Белфасте, первое, что мне вспоминается, это Долорес О´Риордан, покрашенная в золотую краску. Таково уж влияние культуры на историю, что спустя время, которое лечит раны, мы помним уже не само событие, а его отражение в том или ином знаковом произведении. Вполне возможно, когда нынешняя война закончится справедливой победой Украины и пройдут годы, люди будут помнить о ней, в том числе, по стихотворению про русский военный корабль.

Но это я так. «Белфаст» Кеннета Браны – о конце шестидесятых, о начале очередного витка в бесконечном конфликте католиков и протестантов в этом отдельно взятом уголке Европы. И показана эта история глазами маленького мальчика, который толком ещё ничего не понимает, понимает только, что жизнь вдруг радикальным образом поменялась и лишилась всякой возможности на возвращение к нормальности. Мальчик ещё по инерции продолжает играть, но его игры заканчиваются прямо в кадре, по крайней мере, игры на той территории, на которой он родился.

Люди довольно долго, большую часть фильма, пытаются приспособиться к меняющимся обстоятельствам – и это притом, что, хоть напряжённость и сохраняется постоянно, прямых столкновений каждый день не происходит. Пытаются принять наступившие изменения, подстроить под них свою жизнь. Они проводят с детьми беседы насчёт того, что нужно говорить на улице, если их спросят, католики они или протестанты (спойлер – почти нет никакого варианта правильного ответа, всё зависит от того, угадаешь ли ты, кто и зачем тебя спрашивает), они по возможности учат детей, что мародёрство – это плохо, они не хотят уезжать из родного города.

Брана снимал про своё детство. Он сам родился в Белфасте, он сам в девятилетнем возрасте вместе с родителями переехал на север Англии, спасаясь от столкновений, грозивших перерости в полноценную гражданскую спецоперацию. Ему самому пришлось в Англии избавиться от своего ирландского акцента, чтобы перестать быть объектом буллинга со стороны весёлых одноклассников.

Как мы уже говорили в связи с «Рукой бога» Соррентино, про своё детство почти у всех режиссёров получается снимать хорошо. «Белфаст» - не исключение. Это личное кино, личная драма Браны, который, как кажется сейчас, постфактум, не был бы тем, кем он стал, если бы не эта детская история – не буду называть её травмой, лично с Браной я не знаком, а по «Белфасту» впечатления травмы у главного героя не создаётся. Но вот кажется, что если бы Брана остался в Северной Ирландии и строил бы свою кинокарьеру там, это была бы совсем другая кинокарьера. Не такая вылизанная, что ли.

Плюс ко всему «Белфаст» - это картинка эпохи. Картинка благополучной жизни в самом конце шестидесятых в провинциальном – хоть и столичном – городе Великобритании, о которой нам здесь, в силу разных причин, достаточно мало известно. Посмотрите на эти двери домов, открывающиеся на улицу, как наши/ваши дачи открываются на веранды, без всякого крыльца, подъезда, парадного. Посмотрите на эти моды – такое ощущение, что женщины, хотя вроде уже, пусть даже чисто теоретически, и знающие о феминизме, одевались исключительно с целью быть воспринимаемыми как сексуальные объекты (хотя, возможно, это влияние весны на зрителей фильма). И на фоне того, что происходит сейчас, да и не только, белфастские столкновения 1969 года не выглядят чем-то ужасающим и бросающим в дрожь, но жизнь семьи главного героя фильма они разрушают бесповоротно. Как хрупко всё, как всё непрочно, как легко ломается и как тяжело потом склеивается заново.

Хотя, на мой взгляд, вот именно с этим ощущением Брана в «Белфасте» и не дожал.

KFC как способ побега из мышеловки

 

KFC как способ побега из мышеловки

(«Спенсер», реж. Пабло Ларраин, Великобритания-Чили-США-Германия, 116 мин.)

П.И.Филимонов

Все знают историю принцессы Дианы, ну может быть, за исключением тех, кому совсем мало лет сейчас и кто не переживал все эти приключения фактически в прямом эфире. Но многие из нас знают эту историю не с начала, мы как-то, в силу общественно-политических причин, включились уже на позднем этапе. Мы помним историю про успешную и независимую женщину, икону стиля, затравленную журналистами в парижском туннеле.

Но история леди Дианы значительно длиннее, там было всё, завязка, кульминация, развязка, даже была, определённо, какая-то экспозиция, о которой, вполне вероятно, тоже в своё время снимут кино.

Фильм чилийского режиссёра Пабло Ларраина «Спенсер» - примерно о середине этой истории. Диана ещё продолжает официально оставаться женой Чарльза, но его роман с Камиллой Паркер-Боулз уже не является ни для кого секретом, все заботы королевской семьи сводятся к тому, чтобы сохранить видимость приличий. Сама Диана ещё, видимо, ничего про своё будущее не решила, ей просто физически невозможно находиться в этой атмосфере, тут просится клише про «атмосферу лицемерия», но это не совсем так, особенного лицемерия там тоже нет, есть просто регламентированность, бог-протокол, против которого пойти нельзя, а есть вдруг пойдёшь, тебе тоже вроде как физически ничего не сделают, но смотреть будут так, что уж лучше бы сделали. Как говорилось в другом фильме, посвящённом высмеиванию советского абсурда, «Тефтель с рисом, котлета с картошкой, и менять нельзя».

Не хочу сравнивать две несравнимые системы, но градус абсурда кажется слегка схожим. Порядок платьев, в которых Принцесса Уэльская должна выходить на торжественные обеды и ужины, строго определён, и менять тоже нельзя.

Но фильм, конечно, не про платья и не про тяготы официального этикета. Фильм – про молодую женщину, оказавшуюся загнанной в угол, в ловушку, в мышеловку. Её физическое состояние ужасно, её психологическое состояние – ещё хуже. В фильме Диана показана на грани помешательства. Как раз из-за того, что свои подлинные чувства ей показывать фактически не разрешено, из-за того, что надо придерживаться этикета и сохранять, как говорят сами англичане, «жёсткую верхнюю губу». Такая модель поведения подходит закалённым охотой на лис и прожжённым односолодовыми виски мужчинам, прошедшими Фолклендскую и прочие войны, и никак не подходит молодой эмоциональной девушке на грани (а может быть, уже и за гранью) нервного срыва.

Единственной отдушиной для мятущейся и страдающей Дианы в этот рождественский уикэнд становятся её дети, за которых у неё идёт постоянная борьба с Чарльзом, протекающая с переменным успехом. Фильм показывает, что юные принцы, скорее, находились на стороне матери в этом неозвучиваемом, но давящем конфликте.

И мышеловка в данном конкретном случае, нет, не захлопнулась, именно общение с детьми, и ещё с парой любящих её сотрудников – как её назвать-то? – королевской администрации – спасает Диану на этот раз. Поп-музыка, KFC, всё то, что находится вне официального спектра. Кажется, что и счастливой эта женщина ещё смогла бы стать, стоит ей только найти новую мотивацию в жизни, а мэру Парижа запретить автомобильные тоннели. Увы, мы знаем, что было потом. Это, разумеется, накладывает отпечаток на то, как мы видим «Спенсер». Лёгкая передышка только выглядит освобождением. Но и на этом спасибо.

Нелепый бег навстречу друг другу

 

Нелепый бег навстречу друг другу

(«Лакричная пицца», реж. Пол Томас Андерсон, США, 133 мин.)

П.И.Филимонов

В определённой среде принято считать, что Пол Томас Андерсон – гений кино, и истина эта, по мнению этой определённой среды, не требует доказательств. Они считают, что это – один из ряда общеизвестных банальных фактов: Волга впадает в Каспийское море, лошади едят траву и овёс, перед грозой так пахнут розы, Путин – военный преступник, Пол Томас Андерсон – гений кинематографа. И он типа доказал это всем своим предыдущим творчеством, поэтому каждым новым фильмом ему уже не надо этого доказывать.  

Так вот, во-вторых, надо. Потому что не бывает вечных гениев, к сожалению. Потому что, вот, например, горячо нами любимый Педро Альмодовар явно что-то в последнее время подсдал и не выдаёт на-гора столь же прекрасные в своём бесконечном хаосе фильмы, как те, что его в наших глазах возвысили.

А во-первых, не знаю про предыдущее творчество. Да, Пол Томас Андерсон наснимал много и наснимал достаточно разноплановых фильмов, таких как «Магнолия», «Невидимая нить» или «Нефть», каждый из них, бесспорно, хорош, но говорить от гениальности – не знаю.

Впрочем, мы здесь собрались не на товарищеский суд над Полом Томасом, а на обсуждение конкретного фильма. Так вот, «Лакричная пицца» - это хорошо. Это история любви, которая притворяется дружбой. Это погружение в совершенно нам (до сих пор) непонятный американский образ жизни, где уже в 15 лет можно владеть компанией, а чуть позже открывать зал игровых автоматов, это взгляд из сегодняшнего дня в те беспечные семидесятые, когда музыка была другая, и моды были другими, и только люди были точно такими же, и чувства их, и отношения к этим чувствам.

Алана (25) и Гэри (15), очевидно, влюбляются друг в друга с первого взгляда. Бывает, как оказывается, и такое. Хотя Алана в исполнении Аланы Хаим, солистки соответствующей группы, и не выглядит на 25 (но тут я посмотрел в Википедии и удостоверился, что ей 30), а Гэри (Купер Хоффман, сын Филипа Сеймура Хоффмана, между прочим) не выглядит на 15 (хоть тут угадал, ему 19), да и общаются они на одном уровне, сюжет, тем не менее, сильно завязан на этом конфликте, на большой разнице в возрасте и на стремлении Аланы убежать от себя.

То есть, Гэри для неё как будто маленький для того, чтобы крутить с ним роман, но вполне взрослый, для того, чтобы помогать ей пробиваться в актёрском мире Голливуда, чтобы на него работать и чтобы обижаться, увидев, как он неумело целуется с какой-то случайной барышней.

Весь фильм Алана и Гэри танцуют какой-то одним им понятный танец, то сближаясь друг с другом, то вновь друг от друга отдаляясь, ведя все свои замысловатые движения к заранее известному финалу. Но надо сказать, что эта заблаговременность фильм не портит. Да, с самого начала понятно, чем всё кончится – просто по настрою – но в лучших фильмах главное же не «чем», а «как». Как они к этому придут, как это будет снято, какой момент послужит триггером, под какой, наконец, саундтрек они неуклюже побегут навстречу друг другу, осознав неизбежность, неотвратимость, невозможность того, чтобы было как-нибудь по-другому.