Наша жизнь без нас

 

Наша жизнь без нас («Навеки»/“Resten af livet“, реж. Фрелле Петерсен, Дания, 111 мин.)

П.И.Филимонов

Фильм датчанина Фрелле Петерсена «Навеки» (хотя, видимо, оригинальное название скорее можно перевести как «Остаток жизни») говорит о важной теме, о которой не всякий и не часто задумывается. Уверен, что о смерти думают так или иначе, на той или иной жизненной стадии, абсолютно все, но, главным образом, о смерти применительно к себе. Как это будет, болезненно или нет, мучительно или нет, смогу ли я сделать это достойно – хотя, казалось бы, какое уже дело тогда нам будет до того, как на нас посмотрят со стороны – что меня там ждёт, если что-нибудь ждёт – и так далее. Этими вопросами мы все рано или поздно задаёмся.

Петерсен заставляет подумать о другом аспекте собственной смерти. Что будет здесь, с теми, кто останется после нас, с родственниками, друзьями, детьми, не дай бог, родителями. Как-то они будут продолжать жить, ходить на работу, общаться друг с другом, убирать нашу жилплощадь, ухаживать за нашими животными, поливать наши кактусы. Не в том смысле, что это ляжет на них тяжким бременем, а в том смысле, что им придётся проживать какую-то, пусть незначительную, часть нашей рутинной жизни, а нас в этом всём уже не будет. И вот это кормление животных и поливание кактусов будет постоянно напоминать им о нас, и если они, допустим, к нам хорошо относились, не говоря – любили – они постоянно будут о нас думать, и как им не сломаться при этом, непонятно.

В фильме «Навеки» самая обычная датская семья из четырёх человек, мама, папа и двое взрослых детей, теряет одного из этих детей, сына и брата, соответственно. В фильме ни слова не говорится о том, как он умер, была ли это болезнь или несчастный случай, во всяком случае, умер он, по всей видимости, сравнительно внезапно, потому что никто к этому не готовился, умер молодым, и на протяжении всего фильма семья пытается справиться с этим.

Мне кажется, что получилось очень правдоподобно. Никто особенно не рыдает, никто не выглядит особенно убитым горем, у всех есть немножко какой-то другой жизни, у сестры покойного Лины есть и своя семья, муж, с которым они упорно и пока безуспешно пытаются зачать ребёнка. У матери покойного Марен есть работа, только отец Эгон, как будто, уже на пенсии, поэтому сначала кажется, что ему труднее всего и что он единственный, кто вообще помнит умершего.

Конечно, это не так, конечно, всем тяжело, но каждому тяжело по-своему. И не менее тяжело, надо сказать, за всем этим наблюдать – как они разбирают фотографии покойного, как отец с дочерью пытаются жарить заготовленные зачем-то покойным в промышленных количествах сырые кофейные бобы и варить из них кофе – получается так себе. Они не пытаются сделать вид, что он всё ещё с ними, хотя Эгон и разговаривает с мёртвым сыном. Они, скорее, пытаются как-то вписать его ушедшую фигуру в свою новую реальность без него – типа, ну пусть его нет физически, но вот он успел оставить какие-то следы, и мы будем эти следы учитывать.

Это грустно, и это волей-неволей заставляет думать о том, что будет после тебя. Самым пронизывающим моментом фильма, пожалуй, являются одни какие-то очередные семейные посиделки в расширенном кругу родственников, когда зритель вдруг осознаёт, что да, и правда, оказывается с момента смерти сына его оставшаяся пока жить мать ни разу не назвала его по имени.

«У меня был сын. Его звали Тобиас» - эти простые слова втыкаются куда-то очень глубоко внутрь. Фрелле Петерсон сделал своё дело.