Как пойти туда, не знаю, куда, и принести то, не знаю, что. Практическое руководство.

Как пойти туда, не знаю, куда, и принести то, не знаю, что. Практическое руководство.

П.И.Филимонов

«Мимозы» (Испания-Марокко-Франция-Катар), режиссёр Оливье Лакс

Очевидно, если поймать режиссёра Оливье Лакса и как-нибудь с пристрастием его пытать, он сможет всё рассказать и объяснить. Потому что он совершенно точно что-то да имеет в виду. Под всей этой глубокосмысленностью явно что-то скрывается. И он знает, кому, как не ему. У меня целый ряд вопросов к автору. Что означают те три части, на которые разбит фильм, и как коррелирует их название с происходящим на экране. Кто и откуда этот маленький, фальцетный человек, весь фильм отчаянно напоминавший мне российского актёра Антона Шагина в любой из ролей – столько же истерики, ничем не мотивированных жестов и какого-сто странного при всём при этом отрицательного обаяния, приковывающего к нему взгляд. И самое главное – почему фильм называется «Мимозы»?  Какие мимозы? Куда мимозы? Откуда мимозы? В каком месте мимозы?

Я почему спрашиваю? Я сам очень люблю озаглавливать свои художественные тексты ассоциативно, таким образом, что это название в связи с этим текстом что-либо говорит только лишь мне одному. Подозреваю, что у Оливье Лакса с этим фильмом дело обстоит точно так же. Но я всегда могу объяснить, если меня попросить, всю ту сложную цепочку ассоциаций, которые привели меня к этому названию. Как бы выведать это у Оливье, неизвестно.

О том, что в этом фильме сложилось. В смысле паззла. Это совершенно точно роуд-муви. Арабский, мусульманский, суфийский (исключительно из аннотации черпаю это последнее знание) роуд-муви. Потому, что он мусульманский и суфийский, возможно, нам, простым европейцам, и не понять, куда они двигаются и зачем. То есть, на протяжении определённой части фильма, с этим вопросов не возникает, их цель многократно проговаривается, и выглядит вполне внятной. Подходяще для мистического роуд-муви. Маленькая проблемка возникает только тогда, когда эта цель – достойно похоронить достойного человека у него на родине – в силу некоторых сюжетных перипетий рассасывается, как говорил Анатолий Михайлович Кашпировский, сама собой. Оставшихся в живых героев это ничуть не смущает, они продолжают двигаться. С этого момента становится особенно непонятно, куда и зачем. Меняется иерархия персонажей –  что, кажется, играет какую-то роль в том, что нам собирался сказать Лакс. Шагиноподобный Шакиб Бен Омар, которого до этого ни попутчики, ни зрители не воспринимали всерьёз, вдруг как-то резко оказывается на вершине нравственной (?) пирамиды и оттуда сверху учит харизматичного до этого момента Ахмеда жить. Причём тот подчиняется, осознавая, видимо, порочность своего поведения в ответственный момент.

Хотя, ну опять же – ну а как должен был повести себя нормальный человек? Броситься с голыми руками против огнестрельного оружия? Сам погибай, а товарища выручай? Да, но возможно ли было выручить товарищей в той ситуации в принципе? Скорее, нет. Пуля всегда двигается быстрее человека.

Природа красивая. Вот что да, то да. Картинка этой бесконечной пустыни, по которой двигаются персонажи фильма в разных составах в разное его время – умиротворяет. Вроде бы ничего, кроме камней, песка, гор и отдельно попадающихся ручьёв, но как-то что-то всколыхивается в глубинах даже северного организма. Может быть, и это тоже относится к числу посылов Оливье Лакса? Природа вечна, человек бренен, в движенье мельник жизнь ведёт, в движеенье… как-то так, что ли?

С точки зрения практического знания фильм обогащает информацией о том, что самый простой способ преодолеть пустыню – это такси.

А мне, неуклонно проповедующему кинематограф, в основе которого, прежде всего, лежит внятная история, приходится в очередной раз констатировать провал своей системы восприятия перед так называемым «поэтическим кино». Поэзию, хочется перефразировать ещё одного классика, оставь Елизавете.