Признание

 

Признание («Новая волна»/“Nouvelle Vague“, реж. Ричард Линклейтер, Франция-США, 107 мин.)

П.И.Филимонов

История человечества состоит из множества самых разнообразных подразделов. Вот тут нам рассказывают о формировании и расформировании общественных страт и строев, о том, как одна эпоха сменяла другую, а люди меняли своё основное занятие с собирания грибов и лишайников на изготовление нужных инструментов из говна и палок. Вот тут красочно и монументально изображают войны, откуда на условную беларусь готовилось нападение и как она, усилиями неизвестных отцов и известных вождей лично, этого избежала. Здесь трындят что-то скучное про нефть, экономику и деньги. А вот в этой двери – самая для меня интересная часть истории человечества. Тут рассказывают историю создания каких-нибудь знаковых культурных феноменов, будь то книжка, фильм, музыка или картина неизвестного художника «Олег Беседин пересекает речку Пирита на надувном плоту в отчаянной попытке спастись». Если вообще и продолжать испытывать хоть какой-то оптимизм в отношении нашей расы, то им веет только из этой двери.

Ричард Линклейтер снял фильм о фильме. Снял фильм о фильме, который повлиял почти на всё, что было снято после. О фильме, без которого мировое кино было бы совсем другим, а каким конкретно, мы уже никогда и не узнаем, потому что этот фильм был снят. Снял фильм о том, как Годар снимал «На последнем дыхании». Судя по названию, сам Линклейтер надеялся охватить всю французскую «новую волну» и поговорить о её значимости, но получилось всё-таки про конкретное кино. Первый полнометражный и едва ли не единственный (кроме, разве что, «Уик-энда») линейно понятный фильм Годара.

Как известно, Годар начинал как критик в молодом и дерзком журнале „Cahiers du Cinema“. Журнал этот появился в 1951 году, и его молодые и дерзкие авторы громили традиционное французское кино, превозносили американское и в один голос твердили о необходимости свежего воздуха. Потом кто-то, как водится, сказал им: «Критикуешь – предлагай», и почти все эти молодые и непочтительные к авторитетам критики пошли и сняли своё кино. Так, в частности, есть пошли Франсуа Трюффо, Клод Шаброль и Жан-Люк Годар. (Как говорится, как тебе такое, Антон Долин?)

Фильм Линклейтера служит главной цели – он напоминает нам и просто вынуждает пересмотреть «На последнем дыхании». Фильм, где прекрасно почти всё. Где божественно развязен молодой Бельмондо, где безумно красива Джин Сиберг (которая потом выйдет замуж за Ромена Гари, а потом покончит жизнь самоубийством, но это не точно, а потом и Гари покончит жизнь самоубийством, и это уже точно, но не точно, что из-за Джин, с которой они к тому моменту уже разойдутся, хотя к фильму Линклейтера это и не имеет отношения, но история сама по себе потрясающая). Где так много Парижа. Где Годар, как показывает нам Линклейтер, вообще не писал сценария, а исходил из своих сиюминутных настроений и из того, что предлагал ему город, его жители, его запахи и звуки. Где трава была зеленее, небо – синЕе, а кино правильнее.

И мы всё знаем про это кино, что оно стало культовым и повлияло на всё-всё-всё. Что в Годара никто не верил (включая ту же Сиберг, например), а он взял и сделал. Что такой лёгкости съёмок нужно ещё поискать.

И всё равно мы смотрим Линклейтера, а потом пересматриваем Годара. Потому что это история человечества. Потому что это как сто сорок тысяч раз пересматривать забитый тобой гол в финале чемпионата мира даже всё равно по какому виду спорта. Потому что это личное. Потому что это память того ощущения, с которым ты в первый раз увидел «На последнем дыхании».

И даже если учитывать, что в фильме Линклейтера нет вообще никаких других достоинств, задачу свою он выполняет. Эта задача – признание в любви. И мы к нему присоединяемся.