Мухи, пиявки, люди (орлы, куропатки)

 

Мухи, пиявки, люди (орлы, куропатки)

(«Жизнь и любовь»/”Elu ja armastus”, Хелен Таккин, Эстония, 118 мин.)

П.И.Филимонов

Я люблю фильмы по классике, о чём я, кажется, уже неоднократно утомительно говорил. Причём я люблю фильмы по классике, которые сняты в классической манере. Это в театре я буду только рад, если, не знаю, Джен Эйр будет скакать по сцене в чём мать родила, и у них случится тройничок с Рочестером и его сумасшедшей женой на фоне горящего Лондона, причём 1666 года, а Грегор, допустим, Замза ни в кого не превратится, а впадёт в неприятное психическое состояние, когда ему будет казаться обратное.

В кино – нет. В кино я люблю, чтобы Дэвид Копперфильд говорил, как Дэвид Копперфильд, ходил, как Дэвид Копперфильд и выглядел, как Дэвид Копперфильд, а Жорж Дюруа был бы обольстительно красив, так что парижанки действительно таяли, как эскимо под солнцем Уганды. Чтобы всё было в соответствии с буквой произведения. В таком случае, даже если само произведение не слишком настраивает на успокаивающий лад, кино по нему становится чем-то сродни “comfort food”, отвлекающим от реальности, которая что-то в последнее время всё больше похожа на фильм ужасов.

При этом особенно хорошо, когда такие фильмы сняты по не самым известным произведениям авторов-классиков. Ну потому, что какую-никакую Анну Каренину или там мадам Бовари мы все представляем в головах своих, и картинка, которую нам покажут, так или иначе будет с этим изображением в наших головах конкурировать, и не факт, что выиграет. А если мы книжку не читали, а в степени классичности автора полностью уверены, то вот оно самое то и есть.

В этом смысле дебютный (!) фильм режиссёрки Хелен Таккин хорош. Он а) снят по Таммсааре, но б) по не самому известному его роману и в) снят без переноса действия в современность или иных там изысков, по классике. (Почти, о чём ниже). Актёры играют хорошо и достоверно, Таммсааре, в конце концов, это такая же эстонская актёрская скрепа, как для англичан – Шекспир, а для французов – Мольер, да и история в фильме разворачивается довольно типичная для того околомодернизма, в котором трудился классик – с элементами натурализма, но с остановками ровно на линии, ни разу не заходя за буйки. Так что фильм получился добротный – мне кажется, это слово, которое лучше всего подходит в качестве описания этого произведения. Добротное кино с очень простым сюжетом. Как девушка из провинции приехала в большой – по местным меркам – город (либо Таллинн, либо Тарту, в фильме не уточняется, в романе, как показывает интернет, вроде бы, тоже), поступает в домработницы к зажиточному господину, влюбляется в него, выходит замуж, а потом всё оказывается не так радужно.

И всё было бы ничего, но Хелен Таккин, кажется, была на своём курсе БФМ слишком прилежной ученицей, слишком много посещала лекций по истории кинематографа и символизму в искусстве. Уже примерно на первой показанной ею налипшей на специальную бумажку-ловушку мухе зритель аналогию считывает, но на всякий случай режиссёрка показывает эту бумажку ещё раз пять на протяжении фильма, причём количество мух на ней с каждым разом увеличивается. А если вы и после этого не поймёте, что это нежная душа Ирмы, а вовсе никакая не муха, застряла в этой безвыходной и смертельной липкости (один раз бедняжку-муху поедает жирная сука-паук, для надёжности, если уж метафору один раз нашли, то уж надо использовать её до упора, n’est-ce pas?), то вам насыплют ещё сравнений из животного мира. Беспутный муж Ирмы, в исполнении вечнозелёного Майта Мальмстена, увлекается гирудотерапией на дому и в какой-то момент, когда ничего, казалось бы, не предвещало, вдруг вешает на жену пиявок, которые должны «высосать из неё всё дурное и облегчить ей жизнь». Но разве может быть что доброе из Назарета? Мы-то с вами понимаем, что они – пиявки – сосут из бедной Ирмы как раз её молодые соки.

А когда в конце сценарист и режиссёрка дописывают к роману эпизод из посмертного для Таммсааре 1945 года, становится как-то вообще стрёмненько. Хотели красиво закончить, а получился немножко кринж. Не со подержанию сцены, а по её мотивированности, скорее. Впрочем, спишем на дебют.