пятница, 7 декабря 2018 г.

Стереотип в глазах смотрящего



(«Дикая груша», реж. Нури Бильге Джейлан, Турция-Македония-Франция-Германия-Босния и Герцеговина-Болгария-Швеция, 188 мин.)

П.И.Филимонов 

При просмотре этого фильма в какой-то момент ловишь себя на мысли, что в любой ситуации, когда турецкие деятели нарративного искусства пытаются поговорить о серьёзном, о месте человека в обществе, о взаимоотношениях с семьёй, о поисках предназначения и так далее, на выходе получается неизменный Памук. Впрочем, я думаю, что это изгибы литературоцентричного сознания, и, может быть, тот самый отрицательный эффект от переизбытка информации на определённую тему.



А так да, сценарий к этому фильму вполне мог бы написать Орхан Памук. Но не написал. Есть что-то общее не столько в коллизиях – они достаточно универсальны для подобного рода произведений вообще, независимо от страны происхождения (ну, или, скажем, в Европе они универсальны), сколько в трактовке образа главного героя. Молодой турецкий интеллектуал Синан после окончания университета возвращается в родной город Чанаккале (что важно, это тот регион, где когда-то находилась прославленная и многострадальная Троя) и пытается устроиться во взрослой жизни. Ну, а чем ещё заниматься молодому интеллектуалу, как не написать роман, который потрясёт основы, который покажет всем, кто чего стоит, и который наконец-то объяснит бестолковым родителям и друзьям, как жить? Особенно отцу, погрязшему в лудомании, спускающему на это большую часть семейного бюджета, ворующего деньги у родных детей, крайне неприятному типу, противоборство с которым занимает значительную часть времени в жизни Синана.
Памукианство вылезает какими-то неожиданными боковыми линиями характера главного героя. Как-то он всё равно не так страдает, как страдал бы на его месте аналогичный «лишний» человек из любой другой европейской страны. Как-то всё равно Синан кажется более поверхностным и менее серьёзным, как-то всё время в поле зрительского восприятия присутствуют ограничения, налагаемые исламом, поэтому некоторые поступки неприкаянного турецкого интеллектуала кажутся какими-то слегка нелепыми что ли. Что может быть в такой ситуации естественнее, чем забухать, топя своё ощущение ни к чему в этом мире  неприложимости в дешёвом алкоголе и компульсивно-агрессивном отношении к внешним раздражителям? А Синан сделать это не может, он, правда, пьёт турецкий чай из стаканчика-армуду, как иной пил бы коньяк, но это максимум того, что он может себе позволить. В какой-то момент кажется, что он может хотя бы уподобиться какому-нибудь новому Печорину и уйти в разврат, но и тут исламская культура накладывает свои ограничения и приходится (во всяком случае, в кадре) ограничиться одним достаточно целомудренным поцелуем (правда снятым с такой страстью, с какой редко снимают и самое забористое порно).
А в остальном всё почти то же, что и у всех. Безысходность в отношениях с людьми, захиревший некогда исторически величественный регион, безденежье, безлюбье, безрыбье. Книгу Синан, в конечном счёте, пишет, но, в полном соответствии с законами жанра, читателей у его книги оказывается ровно один. Самый неожиданный.
Такую литературу писали русские классики. Такое кино на позднем этапе существования Советского Союза снимал, например, Роман Балаян. Когда вроде бы в видимом поле у героя всё если не хорошо, то хотя бы нормально, и чего он, бедный, страдает и ввязывается в буквальные и переносные драки, зрителю понять иногда трудно. Но в общем, фильм идёт три часа, и примерно в конце первого где-то внутри поселяется  странное чувство сопричастности и понимания всей этой невыразимой неустроенности. Планы длинные и сверхдлинные, диалоги длятся вечность, музыка тревожна и безнадёжна. Но ты смотришь и получаешь очень своеобразное грустное удовольствие до самого открытого финала, которым, надо сказать, режиссёр смог удивить.  И Синана жалко, и себя жалко, и всех жалко.



Комментариев нет:

Отправить комментарий