Пятнадцать минут скорби

Пятнадцать минут скорби

(«Жалость», реж. Бабис Макридис, Греция, 97 мин.)

П.И.Филимонов

Фильм греческого режиссёра Бабиса Макридиса «Жалость», как мне показалось, о том же, о чём говорил Энди Уорхол, когда говорил о пятнадцати минутах славы, выпадающих на долю всех и каждого в наше изменившееся время. Только в чуть более причудливой конфигурации. Если смысл высказывания Уорхола, упрощая, можно свести к тому, что век информационных технологий ознаменовался до какой-то степени если не роланбартовской смертью автора (упрощая, молодец, да!), то, во всяком случае, размыванием его образа до такой степени, что каждый из многомиллиардного человечества в какой-то момент своей жизни станет автором-акционистом, к которому, пусть на короткое означенное время, будет приковано внимание планеты всей – или какой-то её части – то Макридис, конечно, извращает эту сентенцию.

По Макридису, человеку нужно внимание. И не ироническое внимание постоянно подстёбывающих приятелей, не занудное ровное внимание семьи и коллег, а искреннее, участливое внимание, направленное на него как личность страдающую в этом полном страдания мире. И самый естественный и простой способ получить эти пятнадцать, в общей сложности, минут внимания – это пережить смерть кого-то из близких. Ну или умирание, попадание в кому, что для главного героя фильма до какого-то момента приравнивается к смерти. Все будут тебе сочувствовать, все будут проявлять участие и оказывать мелкие знаки внимания. Жалость к себе может достичь небывалых высот, выплёскиваться в ежедневных – по графику – слезах, от которых, несомненно, становится легче и появляется возможность прожить этот наступивший день, как-то волоча на себе бремя своего горя. Человек, так близко соприкоснувшийся со смертью, в глазах окружающих выглядит как человек, которого надо оберегать и ни в коем случае не оставлять одного, к которому нужно проявлять сердечность и участие.

И главный герой фильма (здесь уместно упомянуть играющую значительную роль в повествовании его собаку Коки) привыкает к подобным проявлениям, у него вырабатывается практически павловская потребность в сочувствии, участии и внимании окружающих. Поэтому, когда его жена выходит из комы, и действительность съезжает в сторону обыденности, его рефлексам наносится почти непереносимый удар. Он продолжает автоматически искать сочувствия и участия, но уже не находит их, потому что его пятнадцать минут закончились, и он вернулся в сонм обычных миллиардов обитателей планеты Земля, которые друг друга не слишком колышут. Но раз попробовав чёрной икры (или, в нашем случае, апельсинового пирога) очень трудно возвращаться к спинке минтая (я не знаю, к творожным карманчикам, хотя это кто что больше любит).

Примерно с середины фильма развязка его становится предсказуемой ну или, скажем, частично предсказуемой. Видимо дело ещё и в том, что подсаженный на проявления участия организм требует всё больших и больших доз, и кажется ему, что количество в данном случае есть верный путь перехода в качество.

Макридис шутит с тем, с чем, казалось бы, в приличных обществах шутить не принято. Даже не со смертью как таковой – уж чёрных-то комедий понаснимали видимо-невидимо – сколько со скорбью, с горем остающихся, с соболезнованиями окружающих. Шутит офигенно смешно и тонко, хотя, конечно, и цинично.

Не могу отдельно не порадоваться за Коки, который выплыл, уж заспойлерю вам этот момент. Почему-то в этом фильме особенно верно то утверждение, что животных жальче, чем людей.