И в третий раз закинул старик в море невод

И в третий раз закинул старик в море невод

(«Встреча одноклассников 3: Крёстные отцы», реж. Рене Вильбре, Эстония, 90 мин.)

П.И.Филимонов

Приходится с сожалением констатировать, что авторам смешной в целом франшизы не хватило мужества вовремя остановиться. Первые два фильма были смешными, иногда очень смешными, сделанными именно с целью развлечь зрителя, без всяких задних смыслов и четырнадцатых подтекстов – самой неблагодарной целью в кинематографе вообще. Потому что делать чисто развлекательное кино, как мне кажется, едва ли не сложнее всего. Потому что много ли нужно, чтобы снять какой-нибудь авторский арт-хаус? В наших условиях вообще ничего – пустить какого-нибудь Йоргена Лийка с серьёзными щами гулять по камышам, завести за кадром музыку Арво Пярта – и вот тебе готовый арт-хаус.

В кинематографе развлекательном всё не так просто. Там нужно как-то угадать чаяния народа, нужно иметь нюх относительно того, что этим людям смешно, а что, например, страшно, что их тревожит и что возбуждает различные рецепторы их тел. И вот два фильма создателям «Встречи одноклассников» это удавалось. А на третьем случился какой-то затор. И вроде бы актёры всё те же, да к ним ещё и добавляются всегда смешной Отть Сепп и всегда харизматичный Яан Ууспыльд, и тема самая что ни на есть благодатная – лагерь тантрического секса и поиск девушки для одинокого и страдающего по этому поводу Андреса. Экран просто ломится от блондинок разной степени загорелости, обнажённости и аппетитности. Вполне можно было бы свернуть в уютное и опробованное тысячелетиями русло легкоэротической комедии. Собственно, кажется, авторы и попытались это сделать.

И вот почему это не очень получилось, большой вопрос. На самом деле, вроде бы всё они (авторы) делают правильно. Комедийные ходы, пусть и заезженные, но, по идее, всё равно должны работать. В пошлость создатели фильма не ударяются, всё более-менее на грани – на такой грани, на какой и должен балансировать простой фильм «для народа». Но вот что-то не то. То ли просто герои за три части уже слегка приелись, и не происходит в них никакого комедийного развития – они смешны всё тем же, чем и были смешны в самом первом фильме, никаких подвижек. То ли как раз боязнь удариться в крайности и делает этот фильм каким-то излишне политкорректным, каким-то нарочито нейтральным и слегка выхолощенным, что ли. Так показалось. С третьей стороны, может быть, это с моим чувством юмора произошло за это время что-то радикальное, и те простые вещи, что веселили меня во времена выхода в эфир первой части трилогии, перестали доставлять удовольствие сейчас?

Или это вовсе обман памяти? Почему-то мне сейчас, в 2019 году, кажется, что в момент просмотра первой части «Встречи одноклассников», когда там это было, в 2016, что ли, я прям ржал в голос над некоторыми сценами, а сейчас, видите ли, только иногда позволял себе легко ухмыльнуться. А может, и не было такого, может и не ржал никогда? Может, это ложное воспоминание, картина, иллюзия и картина?

Не знаю. Но – при общей лёгкости фильма, при том, что смотрится он по-прежнему почти на одном дыхании и одну из своих функций всё равно вполне выполняет – на время показа этой комедии отключаешься от мыслей о насущных проблемах и личных горестях-тревогах, всё равно не покидает ощущение, что создатели могли лучше, но как-то подошли к процессу либо не с таким энтузиазмом, как при съёмке первых двух частей, либо понадеялись, что прокатит инерция. Она прокатывает только до какой-то степени.   

Театр музыкальной трагедии

Театр музыкальной трагедии

(«Холодная война», реж. Павел Павликовски, Польша-Франция-Великобритания, 88 мин.)

П.И.Филимонов

Вспомнился термин из советского времени – Театр Музыкальной комедии. Могу ошибаться, но кажется, так в одной из двух столиц назывался театр оперетты. Новый фильм оскароносца Павликовски можно назвать трагической опереттой, действие истории, рассказанной в «Холодной войне» неразрывно связано с музыкой, с историей польского фольклорного ансамбля «Мазурка», оно разворачивается на фоне музыки, оно вращается вокруг музыки, оно всасывается этой музыкой и ей же порождается.

А так мы видим классического Павликовски, его «Ида» словно бы продолжается здесь из другой социальной ячейки. По-прежнему режиссёра интересует феномен социалистической Польши, Польши сталинских и пост-сталинских времён, но и снова она нужна ему как фон, на котором происходит действие. Фильм, чего уж там, о любви, о такой любви, о которой каждый из нас, наверное, мечтает в ранней юности, чтобы страсти кипели, зубы крошились, и жилы рвались. И, конечно, иначе бы и фильма не было, любви этой всё время что-то мешает, то одна холодная война – в политическим смысле этого слова, то, в значительно большем смысле, другая. Потому что «Холодная война», как показалось – это не столько состояние неразгорающегося конфликта между так называемым соцлагерем и западным миром, но, прежде всего, война женщины с мужчиной. Война, судя по этому фильму, чуть ли не межвидовая. В фильме есть несколько моментов, когда героям Йоанны Кулиг и Томаша Кота, казалось бы, ну совершенно ничего не мешает, ну блин, живите и любите друг друга, вот, можно, вперёд. Но каждый раз кто-то из двоих в буквальном смысле слова придумывает, из пальца высасывает какие-то трудности на пустом месте, которые делают их тихую совместную жизнь невозможной. Что-то им надо помимо любви. То славы, то какой-то там непонятной свободы, то творческой самореализации, то чтобы мужик был мужиком, как в Польше, а не этой социализированной размазнёй, как во Франции. Мужчина и женщина Павликовски мечутся, как мотыльки над свечкой, гоняются друг за другом только того ради, чтобы в следующий момент оттолкнуться, как однополярные магниты.   Никогда им, по Павликовски, друг друга не понять, а потому и счастье невозможно. А раз невозможно счастье, остаётся только музыка да смерть.

И музыка приподнимает эту историю, музыка придаёт ей какое-то немного другое измерение, выносит её куда-то в другую плоскость. Фильм «Холодная война» - он ещё и о том, как одна песня может определить судьбу человека и в буквальном смысле предначертать его будущее. У героев Кулиг и Кота, как и у многих влюблённых пар на планете Земля, есть «их песня». И этой «их песне», с одной стороны можно позавидовать, редко когда у пар бывают настолько красивые «их песни», а с другой стороны, никому такой песни в этом качестве не пожелаешь. Лучше жить менее драматически, но как-то, знаете, подольше.

В общем, это классическая история про «вместе невозможно, а врозь никак», рассказанная на фоне эпохи, которая, похоже, серьёзно режиссёра интересует. С красивой чёрно-белой картинкой. С красивой чёрно-белой Йоанной Кулиг (о красоте польских актрис я готов говорить бесконечно). С завораживающими «Двумя сердечками и четырьмя очами». Эмоциональная, тихая, трагичная. Идеально подходящая для натур музыкальных и романтических.  

Tujurikkuja: The Movie

Tujurikkuja: The Movie

(«Настоящая жизнь Йоханнеса Пяэсуке», реж. Харди Вольмер, Эстония, 104 мин.)

П.И.Филимонов

Как известно, Йоханнес Пяэсуке был отцом-основателем всего эстонского кинематографа, братьями Люмьер и Прокудиным-Горским в одном лице и флаконе. Он разъезжал по городам и сёлам и снимал на плёнку жизнь ещё даже не оформившейся страны, разных её частей и социальных страт. Он, в частности, снял один из первых дошедший до потомков художественный фильм в истории эстонского кино, не менее хрестоматийный, чем «Прибытие поезда»,  «Охота на медведя в Пярнумаа» (считался первым до 2014 года, когда обнаружили ещё более старую «Жену напрокат»). Судьба Пяэсуке сложилась печально, он погиб во время Первой Мировой Войны, непонятно, то ли в 1917, то ли в 1918 году.

Харди Вольмер сделал вот что. Опираясь на дошедшие до наших дней подлинные съёмки Пяэсуке, выполненные в Сетумаа, он решил воссоздать поездку оператора и его друга и коллеги балтийского немца Вольтера на эти съёмки. В буквальном смысле, вот как делал раньше Леонид Парфёнов во вставках к своим «Намедням» - появлению в теле фильма достоверного исторического кадра предшествует рассказ о его выстраивании, запечатлевании и разного рода непредвиденностях, происходящих при его (этого кадра) съёмках – в этом смысле некоторые реплики Пяэсуке напоминают знаменитый ролик про Ираду Зейналову, тот, где «мальчик, иди в жопу отсюда».

И больше ничего. Или почти ничего. Параллельно истории со съёмками происходит ещё одна маленькая трагедия, вызванная к жизни желанием режиссёра продемонстрировать дикие нравы, царящие в среде православных сету. И, пожалуй, это совсем всё. Тем не менее, как это ни странно, при почти полном отсутствии сюжета как такового у Вольмера получилось занятное, милое и доброе художественно-этнографическое кино, жанр, который нечасто не только попадает к нам на экраны, но и вообще, который нечасто снимают. Режиссёр, как мне кажется, не имел каких-то там особенных претензий и амбиций в связи с этой работой, не пытался снять шедевр авторского кинематографа или, наоборот, кассовую по местным меркам картину на отечественном материале. Вольмер снял ровно то, что и заявлено в названии. Насколько эта жизнь Пяэсуке – подлинная, неизвестно, да и неважно. Вот эта честность и отсутствие заигрывания со зрителем со стороны режиссёра подкупают.

Хотя насчёт отсутствия заигрывания – это момент спорный и сложный. На главные роли Вольмер пригласил Оття Сеппа (Пяэсуке) и Мярта Аванди (Вольтер). И это одновременно и главный плюс, и главный минус фильма. Плюс – потому что они полностью отвечают за тот комический элемент в несмешной, по большому счёту, истории, который обозначен в подзаголовке. Я, например, просто не могу без улыбки смотреть на физиономию Оття Сеппа, бывают такие актёры, которым стоит только появиться в кадре, как ты начинаешь ну пусть не тупо ржать, как если бы ты поплыл, а тебе до кучи показали бы палец, но, как минимум, улыбаться – и улыбаться достаточно широкой и дебильноватой улыбкой, потому что Отть Сепп не делает в этом фильме ничего особенно смешного, он просто пучит свои большие глаза и делает то серьёзно-испуганное лицо, которое так хорошо ему удаётся. Ещё, конечно, за комическое в фильме отвечает и Тыну Карк в роли сетуского плута и алкаша Сергея, но тут всё проще – пьяные люди в кадре почти всегда вызывают смех, это беспроигрышный ход.

  Минус же потому, что зритель слишком привык видеть Оття и Аванди вместе в рамках их вялотекущего телепроекта «Туюриккуя», где всегда можно ожидать какого-то подвоха, развода, фиги в кармане и неожиданной смешной развязки. В «Настоящей жизни Йоханнеса Пяэсуке» постоянно присутствует напряжение такого рода, но оно ни во что не выливается, это всё-таки не «Туюриккуя», и, напрасно прождав какого-нибудь эдакого поворота в сюжете, выходишь из кинотеатра несколько разочарованным.

Хотеть-то он хотел

Хотеть-то он хотел

(«Человек, который удивил всех», реж. Наталья Меркулова и Алексей Чупов, Россия 105 мин.)

П.И.Филимонов

Во время детских футбольных баталий во второй половине двадцатого века бытовало меж нами такое присловье: «Замах на рубль, удар на копейку». Это когда, например, выполняющий пенальти человек разбегался аж до соседнего двора, а потом вместо этого самого пенальти у него случался малопонятный кикс, часто именно из-за неадекватности совокупных сил, потраченных на разбег.

Вот мне кажется, что фильм «Человек, который удивил всех» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова – из такого разряда. Я, конечно, могу только спекулировать о том, каковы были задумки режиссёрского тандема на этот раз, но, честное слово, хочется быть максимально благожелательным к паре соавторов, собственно, по двум причинам. Во-первых, если есть хотя бы чисто теоретическая возможность того, что кино они задумали таким, как показалось мне, то это просто трагический случай неудачной реализации собственного замысла. Во-вторых, потому что, если они задумывали именно то, что получилось на выходе, то это как-то совсем грустно.

Короче, в российском селе, почему-то хочется по этому поводу выразиться красиво: «на дальнем кордоне», живёт чувак (в исполнении Евгения "Подвижная Мимика" Цыганова), какой надо чувак. Настоящий русский мужик, браконьера задержит, коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт – вот это всё. Последние пункты не совсем про мужика? Слушайте дальше. Короче, такой, домостроевец с навальными замашками. И вот он узнаёт, что неизлечимо болен, и жить ему осталось буквально несколько месяцев. А жить, понятно, хочется. И, когда все традиционные методы уже не срабатывают, подобно утопающему, он тоже хватается за соломинку и встречается с местной шаманкой. Которая, бухнув, поёт ему старинную народную песню-легенду про селезня, который, поняв, что смерть за ним идёт, притворился уткой и таким образом смерть обманул.

И Настоящий Мужик тоже решает обмануть смерть. И притвориться не собой. Что для селезня утка, то для мужчины – кто? Правильно, женщина. И вот здесь-то, как мне кажется, Меркулова и Чупов и потеряли фильм. Потому что из метафизики, из совершенно дивно вырисовывавшейся полумистической истории про трикстера поневоле они ушли в актуальную социалочку. Ну да, всё понятно, об этом тоже нужно говорить и снимать, но уж слишком хорошо всё начиналось для таких банальных сюжетных ходов второй половины фильма. Что, никто не знал, что геев в российской глубинке (и не только в российской, и не только в глубинке) не любят, и это ещё мягко сказано? Никто не знал, что отдельные оголтелые граждане бьют их смертным боем, да ещё и норовят попользоваться в сексуальном смысле – потому что настоящий мужик не может быть только принимающей, простите, стороной, а остальное норм? Никто не знал, что российское (и не только) общество лишено всякого представления о толерантности? Никто не видит эти экревские плакаты, где страшная бабища с бородавкой обещает «ликвидировать активную гомопропаганду в школах и детских садах»? Шта, простите?

В итоге из потенциальной притчи сама собой выклюнулась актуальная, но несколько однообразная и несколько набившая оскомину социальная драма. Хотя, быть может, авторы такой трансформацией фильма тоже хотели обмануть, например, судьбу своего творения, или, как идеальные художники, подогнали именно таким образом форму под содержание и трикстером поневоле вместо героя Цыганова стал сам фильм? Чёрт его знает.     

Все голые, все танцуют

Все голые, все танцуют

«Сильвио» (реж. Паоло Соррентино, Италия-Франция, 151 мин.)

П.И.Филимонов

Паоло Соррентино снял фильм про Сильвио Берлускони. В этом предложении нет ничего такого, что смогло бы удивить понимающего синефила. Потому что ещё до «Молодого папы»  и «Великой красоты», до всего того, что непонятным лично мне образом превратило Соррентино в итальянского режиссёра номер один для заграничного потребления прямо сейчас, он снял фильм «Изумительный», о жизни ещё одного итальянского премьер-министра, Джулио Андреотти. Что характерно, и Андреотти в «Изумительном», и Берлускони в «Сильвио» сыграл один и тот же актёр – Тони Сервилло. Не знаю, как там было с Андреотти, не видел, но с ролью Берлускони, судя по всему, Сервилло справляется на отлично. Во всяком случае, с ролью того Берлускони, которого мы все помним по его появлению и поведению в, так сказать, открытых источниках.

Жизнь и привычки Берлускони как никогда прекрасно сочетаются с традиционным для Соррентино киноязыком. В фильме гигантское количество голых и полуголых красивых итальянских женщин, они танцуют под однотипную диско-музыку, и манят. Манят как верующего в собственную непогрешимость политика Берлускони, так и зрителей. В общем, похоже, что самому Соррентино в этом смысле жизнь что-то недодала, потому что в его представлении роскошная жизнь состоит практически исключительно из грандиозных вечеринок с кучей красивых и доступных женщин. Это всё немного похоже на завязку многобюджетного порнофильма, только значительно масштабнее – и со слегка обманутыми ожиданиями зрителей, обилия совокуплений в кадре не происходит, так, раза четыре-пять, по мелочи.

Допустим, история правления Берлускони говорит нам, что именно так оно всё и было, но ведь это воля режиссёра – выбирать тот или иной момент из жизни описываемого в байопике персонажа и педалировать их. Опять-таки, держа в памяти и более-менее аналогичную по антуражу «Великую красоту», можно сказать, что Соррентино выработал свой специфический киноязык, всё дальше, как кажется, увлекающий его в сторону такого представителя итальянского авторского кино, как Тинто Брасс, например. Нет, мы совсем не против, нам нравится смотреть на полуголых красивых танцующих итальянок, мы вообще всегда питали пристрастие к женщинам итальянского типа, но возводить это в правило и выдавать за оригинальное слово в киноискусстве, как мне кажется, всё-таки не стоит.

Фильм не представляет собой  убийственную критику ещё живого Сильвио Берлускони, чего можно было бы, вроде бы, ожидать. Более того, мне кажется, наши переводчики (на этот раз не только русские, но и эстонские тоже) не уловили важного посыла оригинального названия киноленты. В оригинале фильм называется “Loro” – что дословно с итальянского переводится как «они». И всё, что имел сказать Соррентино о противоречивой фигуре Сильвио Берлускони, кажется, он как раз и вложил в это название. В телефоне одной из главных геринь фильма, любовницы Берлускони Киры (парадоксальным образом одну из самых красивых итальянок в фильме играет полячка Кася Смутняк), Берлускони записан как "Он" - большими буквами. На самом деле, нет одного Его, намекает нам Соррентино, а есть многочисленные Они. Они – это, во-первых, разнообразные ипостаси Сильвио, который, наряду со всем вышеперечисленным, периодически действительно помогает народу и всегда выполняет, во всяком случае, так показано в фильме, собственные обещания. С другой стороны, они – это все те люди, которые окружают Сильвио Берлускони, благодаря которым он и стал тем, кем он стал, благодаря которым он и получил возможность вести себя так, как он себя ведёт, которые и сформировали эту фигуру в значительно большей степени, чем она сформировала самоё себя – фигуру человека, которого можно либо бесконечно обожать, либо люто ненавидеть. Южные люди, дикари, темперамент зашкаливает, что взять.   

Венгерский бунт, прилагательные подставьте

Венгерский бунт, прилагательные подставьте

(«Закат», реж. Ласло Немеш, Венгрия-Франция, 142 мин.)

П.И.Филимонов

Ласло Немеш – это тот самый чувак, который снял «Сына Саула», фильм, уже обсуждавшийся нами тут в Киноптикуме пару лет назад. На этот раз он обратился к совершенно другой тематике, или так кажется поначалу. Молодая девушка Ирис Лейтер приезжает в Будапешт в надежде устроиться модисткой в знаменитую шляпную мастерскую, которой когда-то владели её родители. В мастерской в этом самом загадочном «когда-то» случился пожар, родители Ирис погибли при путаных обстоятельствах, кроме того, у неё, как внезапно выясняется, есть неожиданный брат с опереточным именем Кальман, о существовании которого она не знала, но который каким-то демоническим бабайкой терроризирует всю округу, внося ужас в сердца легкомысленных модисток и их окружения, не хуже мистического Туунбака из известного сериала.

Казалось бы, ничего общего с «Сыном Саула», но стоит добавить, что действие «Заката» происходит в 1913 году, как сразу многое встаёт на свои места и метафора считывается, как буквы «Ш» и «Б» в таблице Сивцева. Закат Европы, гибель империи (Австро-Венгерской в данном конкретном случае), обрушение старого мира, показанное через личную катастрофу главгероини, за которой точно таким же назойливым хвостом следует камера, как следовала и за протагонистом «Сына Саула». Фильм «Закат» пронизан ощущением надвигающегося зла, зла какого-то абсолютного, лезущего изо всех пор и дыр, сочащегося чуть ли не из-под земли и отравляющего воздух своим тяжёлым дыханием. В этом смысле он может восприниматься как приквел к тому же «Сыну Саула», где зло уже просочилось и приняло понятные формы. В «Закате» немного раздражает то, что это зло – оно какое-то да, всеобъемлющее и вездесущее, но нет, непонятное. Оно есть, причём есть со всех сторон, и со стороны нового хозяина мастерской господина Бриля, который с холодной миной продаёт своих девушек на утехи извращенцам двора его императорского величества (ну, Австрия, страна Захер-Мазоха, да и до республики Сало относительно недалеко, ничего не поделать, география подчас решает), и со стороны всё того же опереточного Кальмана, про которого всю вторую половину фильма непонятно, он ещё жив, или таки уже нет. Но чего конкретно оно хочет и добивается, это зло, не совсем ясно.

И вот эта двойственность «Заката» как-то слегка подбешивает. С одной стороны, центральная метафора фильма разжёвана Немешем до состояния совсем удобоглотательной кашицы, ну просто никаких усилий прикладывать не надо, аж в название всё вынесено. С другой стороны, вездесущность зла и насилия призваны, по всей видимости, заслонить от зрителя тот факт, что толковой сюжетной развязки Немеш и его сценаристы придумать не смогли. Или не сочли нужным. Возможно, всё и должно быть абстрактным, необъясняемым, как в фильмах ужасов, в хороших фильмах ужасов, где саспенс нагнетается ещё и неизведанностью зла. Все убивают всех, все просто хотят друг другу самого худшего, потому что такова человеческая природа в угасающих империях либо вообще. И только неслучайно опереточный Кальман не слишком справляется с ролью князя тьмы, поэтому, скорее всего, в самом конце и происходит ничем до того не предвещавшаяся трансформация. В конце концов, зло, точно так же, как и красота, в глазах смотрящего.

Наконец, нельзя ещё раз не упомянуть картинку. Оператор Матьяш Эрдей как раз справляется со своей задачей (если мы правильно её определили) на все сто процентов – красивые интерьеры и экстерьеры, показанные в этом дёрганом, не совсем линейном ритме, как будто снова и снова талдычат нам о том, что главное в этом фильме – это его название, ощущение распада, фин-де-сьекля, рагнарёка, конца, агонии. Ладно, ладно, мы понимаем с одного раза.