Клин клином
(«Дорогие товарищи», реж. Андрей Кончаловский, Россия,
121 мин.)
Было у отца два сына, и оба пошли в кинорежиссёры. Отец зарабатывал местами
даже и неплохими детскими стихами, да написанием гимнов всё одной и той же
страны, дети снимали кино. Потом старший сын уехал, а младший поехал. Разница в
одну приставку, а всё – история повернулась боком, а то и вовсе каким-нибудь
неприглядным местом. Потому что старший-то вернулся без проблем, а состояние
младшенького и не думает сколько-нибудь улучшаться или даже стабилизироваться.
Общим местом стало ругать Никиту Михалкова и сравнивать его с братом. Но,
правда, эта история в полной мере показывает нам, скорее всего, причуды и бесконечное
разнообразие природы, которая из набора одних и тех же генов и хромосом может
выкроить два таких разных во всех смыслах слова организма. В то время, как брат
безнадёжен в своём патологическом солипсизме, несколько последних фильмов
Андрея Кончаловского исследуют довольно фундаментальные для человечества вопросы.
Холокост, взаимоотношения художника и власти. Наконец, «Дорогие товарищи»,
фильм, уже признанный многими авторитетными источниками лучшим русским фильмом
года, исследует проблему тоталитаризма. То есть, теоретически, в современной
России «Дорогие товарищи» должны бы подвергнуться заметному патриотическому
шеймингу. И ещё один удивительный поворот этой истории про братьев заключается в том, что
этого не происходит. Ну или не в таком объёме, как если бы «Дорогих товарищей»
снял любой другой режиссёр. Я думаю, что самому-то Кончаловскому более-менее по
барабану, что вокруг него происходит, и происходит ли, но, наверное,
родственные связи тут, так или иначе, работают.
Как и в самом фильме. В до предела заидеологизированной героине Юлии Высоцкой
(на мой взгляд, её лучшая пока роль) просыпается что-то человеческое только
тогда, когда она понимает, что её свободнее мыслящая (до конца свободомыслящих
людей в СССР 1962 года, наверное, можно было сосчитать на пальцах одной руки) дочь
могла погибнуть при расстреле новочеркасского восстания, о котором, собственно,
и рассказывает фильм.
Восстанием, конечно, оно официально называется в учебниках истории. Судя по
всему, Кончаловский прав, и никаким восстанием это, по сути, не было. Обыкновенную
для нормального мира забастовку рабочих, недовольных финансовыми условиями
труда, власти расстреляли. Сцена расстрела, лучшая и одновременно самая тяжёлая
сцена фильма, страшна своей обыденностью и достоверностью смертей.
Но фильм не столько об этом преступлении власти против своих граждан. В конце
концов, это просто факт исторической хроники, на фоне которого происходит
действие. Фильм – о тоталитарном сознании, о попытке бунта против системы даже
не маленького человека, как мы привыкли в классических русских произведениях, а,
собственно, части этой системы. Винтика, который формально уже девять лет как
перестали так называть, против породившей его машины.
И Кончаловский безжалостен в своём диагнозе. Ключевая фраза фильма звучит
из уст героини Высоцкой в самом конце, когда она, разочарованная в текущей
власти и в том, как она давит и обманывает население, в поисках хотя бы
мысленного выхода устремляется не к каким-то идеалам свободы и вольнодумства (о
которых она, скорее всего, просто не знает), а к недавно сдохнувшему Сталину.
Типа если кто и сможет вылечить страну от этой неправды и несправедливости, то
только он.
Диагноз неутешительный, но, видимо, верный. Иллюзий относительно
человечества всё меньше. Но как-то существовать в нём и с ним пока ещё надо.
Комментариев нет:
Отправить комментарий