Иокаста в Пиренеях

 

Иокаста в Пиренеях

(«Мать», реж. Родриго Сорогойен, Испания-Франция, 128 мин.)

 П.И.Филимонов

У Елены пропадает сын. Пропадает крайне загадочно, практически на глазах у матери. Он звонит ей по телефону и сообщает, что заблудился. До этого она отпускает его провести несколько дней со его отцом, с которым она по неназываемым в фильме причинам разошлась. Отец оставил мальчика на какое-то время и сказал, что скоро придёт. Но не приходит, и мальчик понимает, что не знает, где находится. А тут ещё какой-то непонятный мужик начинает с ним разговаривать. Мальчик вроде бы прячется от мужика, и звонит маме, но зарядка телефона на исходе, и, естественно, она садится в самый драматический момент. Больше о сыне Елены ничего не известно.

Это завязка фильма Родриго Сорогойена «Мать». Дальше испанский режиссёр совершает достаточно неожиданный ход конём, и погружает нас в, казалось бы, совсем другую историю. Прошло десять лет. Елена, личная жизнь которой, понятно, не сильно сложилась, переехала как раз в ту пограничную деревню, где пропал её сын (уже на территории Франции) и устроилась работать в пляжный ресторан. И вот как-то раз она видит на пляже французского подростка Жана, который по возрасту мог бы быть её сыном.

И тут как-то всё смещается. Мы, по дефолту подобных историй, можем предположить, что интерес Елены к Жану связан с тем фактом, что он напоминает ей пропавшего сына, которого к тому же звали Иван. Но никакой фактчекинг эту версию подтвердить бы не смог. Елена ни разу никому об этом не говорит, хотя довольно очевидно, что исчезновение сына стало главным событием её жизни, что теперь всё в этой жизни вертится вокруг того исчезновения, что ничего более важного с ней так и не происходило, да так, видимо, и не произойдёт.

Но Жан увлекается Еленой совсем в другом смысле. Если не знать всей предыстории и вдруг включить фильм с середины, с их долгих ночных прогулок по живописным франко-испанским пляжам, то может показаться, что это кино про полузапретный роман между несовершеннолетним мальчиком и немолодой уже женщиной. Собственно, так и смотрят на их отношения окружающие, в особенности родители Жана, благодаря которым их отношения (которые вообще не поддаются никакой классификации, балансируя на очень тонкой грани между инцестом – хотя ведь Жан, видимо, всё-таки не сын Елены, так что какой тут инцест – и накопившейся материнской нежностью к выдуманному сыну) превращаются из полузапретных в совсем запретные. Ну и более-менее понятно, что никакого счастья или хорошего конца в такой запутанной и достаточно грустной истории быть не может.  

И очень хорошо, что Сорогойен не скатился в какую-нибудь скандальную эротику. Потому что не в этом дело, хотя, если уж рассматривать это кино под таким углом, то тут даже не вина Эдипа, а сама Иокаста бросилась на амбразуру одного из видов любви согласно греческой классификации.

Мне показалось, что этот фильм – он, скорее, чем-то сродни несанкционированному сайд-кику к сериалу «Оставленные». При исчезновениях людей самое интересное и душераздирающее – не то, что происходит с исчезнувшими – потому что, во-первых, мы никогда этого не узнаем, а во-вторых, может быть им там, куда они исчезают, очень даже и хорошо, а то, как живут дальше те, кто остался.

Потому что их жизнь темна и полна ужасов.

       

Клин клином

 

Клин клином

(«Дорогие товарищи», реж. Андрей Кончаловский, Россия, 121 мин.)

 П.И.Филимонов

Было у отца два сына, и оба пошли в кинорежиссёры. Отец зарабатывал местами даже и неплохими детскими стихами, да написанием гимнов всё одной и той же страны, дети снимали кино. Потом старший сын уехал, а младший поехал. Разница в одну приставку, а всё – история повернулась боком, а то и вовсе каким-нибудь неприглядным местом. Потому что старший-то вернулся без проблем, а состояние младшенького и не думает сколько-нибудь улучшаться или даже стабилизироваться.

Общим местом стало ругать Никиту Михалкова и сравнивать его с братом. Но, правда, эта история в полной мере показывает нам, скорее всего, причуды и бесконечное разнообразие природы, которая из набора одних и тех же генов и хромосом может выкроить два таких разных во всех смыслах слова организма. В то время, как брат безнадёжен в своём патологическом солипсизме, несколько последних фильмов Андрея Кончаловского исследуют довольно фундаментальные для человечества вопросы. Холокост, взаимоотношения художника и власти. Наконец, «Дорогие товарищи», фильм, уже признанный многими авторитетными источниками лучшим русским фильмом года, исследует проблему тоталитаризма. То есть, теоретически, в современной России «Дорогие товарищи» должны бы подвергнуться заметному патриотическому шеймингу. И ещё один удивительный поворот этой истории про братьев заключается в том, что этого не происходит. Ну или не в таком объёме, как если бы «Дорогих товарищей» снял любой другой режиссёр. Я думаю, что самому-то Кончаловскому более-менее по барабану, что вокруг него происходит, и происходит ли, но, наверное, родственные связи тут, так или иначе, работают.

Как и в самом фильме. В до предела заидеологизированной героине Юлии Высоцкой (на мой взгляд, её лучшая пока роль) просыпается что-то человеческое только тогда, когда она понимает, что её свободнее мыслящая (до конца свободомыслящих людей в СССР 1962 года, наверное, можно было сосчитать на пальцах одной руки) дочь могла погибнуть при расстреле новочеркасского восстания, о котором, собственно, и рассказывает фильм.

Восстанием, конечно, оно официально называется в учебниках истории. Судя по всему, Кончаловский прав, и никаким восстанием это, по сути, не было. Обыкновенную для нормального мира забастовку рабочих, недовольных финансовыми условиями труда, власти расстреляли. Сцена расстрела, лучшая и одновременно самая тяжёлая сцена фильма, страшна своей обыденностью и достоверностью смертей.

Но фильм не столько об этом преступлении власти против своих граждан. В конце концов, это просто факт исторической хроники, на фоне которого происходит действие. Фильм – о тоталитарном сознании, о попытке бунта против системы даже не маленького человека, как мы привыкли в классических русских произведениях, а, собственно, части этой системы. Винтика, который формально уже девять лет как перестали так называть, против породившей его машины.

И Кончаловский безжалостен в своём диагнозе. Ключевая фраза фильма звучит из уст героини Высоцкой в самом конце, когда она, разочарованная в текущей власти и в том, как она давит и обманывает население, в поисках хотя бы мысленного выхода устремляется не к каким-то идеалам свободы и вольнодумства (о которых она, скорее всего, просто не знает), а к недавно сдохнувшему Сталину. Типа если кто и сможет вылечить страну от этой неправды и несправедливости, то только он.

Диагноз неутешительный, но, видимо, верный. Иллюзий относительно человечества всё меньше. Но как-то существовать в нём и с ним пока ещё надо.

    

Реперные точки Гаспара Ноэ

 

Реперные точки Гаспара Ноэ

(«Вечный свет», реж. Гаспар Ноэ, Франция, 51 мин.)

 П.И.Филимонов

Не стоит разбрасываться подобными словами, но, в конце концов, любая критика в любой сфере всегда сводится к вкусовщине и только, так вот, настало время признать – Гаспар Ноэ – великий и одновременно культовый режиссёр, только ещё, пожалуй, входящий в расцвет cвоих творческих сил. С момента его второго фильма, знаменитой своей сценой (как говорят, реалистичной) изнасилования Моники Беллуччи «Необратимости», небольшое провисание – на мой взгляд – случилось только в «Любви», а так каждый следующий фильм был если не лучше, то уж как минимум радикальнее предыдущего.

И Ноэ не разменивается на мелочи. Он движется по основным точкам, по важнейшим, видимо, для себя вопросам человеческого существования. Определяет шкалу. Рисует систему координат. Вопросы любви он полностью для себя закрыл в «Необратимости» и, собственно, «Любви». С жизнью и смертью более-менее разобрался во «Входе в пустоту». Тему наркотиков и расширения сознания осветил в «Экстазе». Теперь он говорит о том, что, без всякого пафоса, слегка, но важнее жизни и смерти и даже чуть-чуть больше, чем расширение сознания. О творчестве и об искусстве. Об этом его новый фильм «Вечный свет». Собственно, это одна из многих имеющихся в наличии рефлексий кинорежиссёров на тему самого кино, но это Ноэ – и глупо было бы думать, что получится тепло и лампово.

У Гаспара Ноэ, помимо всех прочих сладких для зрителей тараканов в голове, есть какая-то болезненная, почти эротическая фиксация на стробоскопах. Что в «Экстазе», где это оправдано, видимо, расщеплённым сознанием персонажей, что здесь, в «Вечном свете» - значительное количество времени (а в «Вечном свете» так даже чуть ли не половину фильма, благо он непривычно короткий для современного кино, меньше часа) нам показывают кадры в стробоскопическом изображении. При этом в этом последнем фильме ещё и все орут, все куда-то идут и не могут дойти, всё очень похоже на экранизацию хронического невроза или полу-кошмарного сна, хочется вырваться, отвернуться и не смотреть, а потом, когда ты осознаёшь, что для тебя это всего лишь кинозал, и ты вполне можешь и вырваться, и отвернуться, и не смотреть, и даже вообще сбежать, ты понимаешь, что нет, на самом деле это приклеивает твоё внимание, и ты будешь смотреть это до конца – а то и пойдёшь и пересмотришь.

В общем, пересказывать фильм «Вечный свет» нельзя. Мало того, что там совсем нет сюжета, там ещё и совсем не в сюжете дело. Это, наверное, можно сравнить с музыкой, преобразившейся в кино. Это максимально некомфортное зрелище, которое затягивает и завораживает. Я думаю, что если вдруг этот фильм посмотрит человек, страдающий эпилепсией, его, безусловно, специально спровоцированный Ноэ припадок будет прекрасным и запредельным, как ни один из его припадков до этого. Ноэ в очередной раз снял фильм, выходящий за плоскость, за раму, за пределы экрана, кино, которое чуть больше, чем кино.

И, конечно, прекрасна Шарлотта Генсбур, которая максимально диссонирует в этой роли с тем, что происходит вокруг неё. Но не менее прекрасна и орущая сумасшедшая Беатрис Даль, которая, наоборот, становится квинтэссенцией творящегося вокруг светопреставления.

Просто пойдите в кино и посмотрите этот фильм. Просто отключите скептика в себе и отдайтесь Ноэ. Этот человек способен делать с вашим сознанием такие штуки, о которых вы и не подозревали.   

Интересно, что будет, когда он нарисует свою систему. Что он будет по ней измерять и отсчитывать.

 

Гераклит для чайников

 

Гераклит для чайников

(«Анкета», реж. Алёна Суржикова, Эстония, 90 мин.)

 П.И.Филимонов

Я закончил школу на семь лет раньше Алёны Суржиковой. Я говорил с людьми, которые закончили школу на три-четыре года позже Алёны Суржиковой. Феномен так называемых анкет – это, видимо, очень угнездившаяся в советской школе «инициатива из низов», которая занимала там настолько прочное место, что пережила и крах советской империи, и многие жизненные перемены. Думаю, что сломалась «анкета» только с окончательным вступлением в жизнь школьников цифровых технологий. Просто потому, что нынешние дети не особенно часто пишут от руки, ну и соцсети заменяют им старые добрые бумажные опросники.

Идея фильма сама по себе очень проста, но и в этой своей простоте дико привлекательна. Взять свою старую школьную анкету, разыскать несколько одноклассников, которых судьба особенно поразбросала по миру, и снова задать им несколько краеугольных вопросов из этой самой «анкеты». Хотелось бы охватить всех, но я понимаю, что тогда кино было бы безразмерным. Поэтому ограничиваемся той выборкой, которую за нас сделал автор – а это, как я уже сказал, люди, наиболее экзотически заброшенные судьбой. Ну или наоборот, наиболее архетипично.

Алёнин класс, был, несомненно, гораздо более философски настроен, чем, например, мой. Или это дело в самой Алёне? В наших «анкетах» самым животрепещущим вопросом – тем, ради которого, собственно, всё и затевалось - был вопрос «Кого ты любишь?» Балагуры и каламбуристы из числа одноклассников, естественно, отвечали «Маму и папу», тогда наиболее изощрённые составители анкет уточняли «Кто тебе нравится из мальчиков/девочек класса?».  Не помню, отвечал ли я тогда на этот вопрос честно или тоже что-то темнил, но нравилась мне тогда девочка по имени Инна, это я постфактум решил признаться, хотя об этом и так все, вроде бы, знали. В Алёниной анкете всё как-то глубже и философичнее – она задаётся вопросом «Что такое любовь?». Может, девочки вообще менее утилитарны, кто его знает.

Фильм «Анкета», по большому счёту, показывает нам одну очень простую вещь, для понимания которой, наверное, и не надо было ничего снимать, это и так понятно, как со мной и девочкой Инной – люди меняются. Меняются радикально, и тех наивных и трогательных девятиклассников уже не существует нигде и ни на каком уровне – с биологической точки зрения все клетки их организмов, должно быть (поправьте меня, если вы биологи, а я несу лажу), обновились на сто процентов. Ментально, понятно, они тоже сдвинулись – и не все вперёд, хотя, где тот перед, а где тот зад – вопрос тоже очень относительный. Но завёрнута эта простая мысль в очень привлекательную обёртку. Казалось бы, мало есть скучнее занятий, чем разглядывание чужих туристических альбомов, и особенно чужих классных фоток. Но Алёна умудрилась сделать это скучное занятие интересным и даже захватывающим. Время, время, как всегда, лучший мотиватор и колорист.

И хотя сама Алёна, кажется, имела в виду рассмотреть проблему эмиграции русскоязычной молодёжи её поколения из Эстонии, мы же не обязаны смотреть на этот фильм глазами автора. Больше того, это как раз признак многозначности и многоуровневости художественного высказывания – когда каждый зритель может увидеть в нём что-то своё. Я вот увидел разъяснение известной гераклитовой максимы на очень простых примерах. Вода 1997 года, конечно, гораздо чище и вкусней, чем вода 2020 года.

Кажется, я так и не признался девочке Инне в своей тогдашней подростковой любви. Ну вот пусть фильм «Анкета» сделает это за меня.      

Томек на Гран-Чако, ну или почти

 

 

Томек на Гран-Чако, ну или почти

(«Рождество в джунглях», реж. Яак Кильми, Эстония-Латвия, 103 мин.)

 П.И.Филимонов

В моём раннем подростковом возрасте среди меня пользовалась популярностью серия книг польского писателя Альфреда Шклярского про школьника Томека и его друзей. Школьник Томек обладал какими-то совершенно взрослыми познаниями об окружающей среде, совершал продолжительные поездки по разным экзотическим частям света (непонятно, когда успевал учиться при этом, но разве же в этом дело), не помню уже, с какими целями. Короче, в занимательном виде рассказывал своими читателям Альфред Шклярский про географию и зоологию разных участков земного шара.

В своём рождественском «фильме для всей семьи» «Рождество в джунглях» Яак Кильми поступает примерно так же. Мало чем обоснованная поездка родителей главной героини Паулы в джунгли неназываемой азиатской страны оборачивается для девочки интересным приключением. Догадавшись, что привычные представления о рождественской рутине в той стране действовать не будут, она отправляется в джунгли со своим местным знакомым мальчиком Акимом (роль комическая, комизм заключается в том, что Аким боится змей, боится их смешно и постоянно, в этом, собственно, и состоит главная фишка этой роли) на поиски так называемого «рождественского шамана», о котором она то ли слышала что-то, то ли сама придумала. С тем, чтобы этот шаман выполнил её заветное желание.

С сюжетом всё понятно, речь, в конце концов, идёт о традиционном рождественском семейном кино, где всё может заканчиваться либо хорошо либо совсем хорошо (в этом фильме – второй вариант), но параллельно Яак Кильми ещё немного просвещает, видимо, своих юных зрителей. О том, что в далёких странах живут экзотические, но обязательно смешные люди, которые, как получается уже в силу дублированности фильма, не всегда, к нашему огромному удивлению, понимают по-эстонски. О том, что существует отдельная категория людей – защитники природы, которые почему-то выполняют свои природоохранные акции исключительно в ростовых костюмах горилл. О том, что и в джунглях бывают мобильные телефоны. О том, что уничтожение лесов – вред для планеты. О том, что иногда взрослые пьют алкоголь, а иногда пьют его много, что оборачивается бедами для  их семей. То есть, всё свалено в кучу, уроки полезные и уроки, чуть менее полезные, и впечатление от этого получается сумбурное – пытались в довольно короткий фильм – каковым и должна быть лёгкая рождественская история – впихнуть невпихуемое, и это понятным образом не получилось.

Фильм совместный эстонско-латвийский, а снимали, по всей видимости, на английском, после чего дублировали на эстонский, поэтому дополнительную крипоту придаёт полнейшее несоответствие открываемых актёрами ртов (кроме Тыну Карка, который, видимо, и снимался по-эстонски) и доносящихся оттуда реплик. Да, все мы (кто застал) помним, что так делали в советском кино со всеми западными фильмами, но это ж сколько лет прошло, впечатление забылось, к тому же тогда мы не знали, что бывает по-другому, поэтому теперь это очень сильно мешает в восприятии этого фильма.

А так да. Красивые виды природы, милая латышская девочка Ребека Шукста в главной роли, неизменно несмешно потешные азиаты (можно бы даже заподозрить Яака Кильми в лёгкой ксенофобии, но мы не будем так глубоко копать, просто традиционный стереотип) и мораль о том, что главное – это семья и традиционные ценности. Очень сильно хотели снять добрый рождественский фильм. От чрезмерного желания очень перестарались. Очень не получилось. 

      

Как люблю его я

 

Как люблю его я

(«Жаным, ты не поверишь», реж. Ернар Нургалиев, Казахстан, 84 мин.)

 П.И.Филимонов

Обсессии складываются из традиций. Сначала ты делаешь что-то случайно один раз, потом то же самое случайно второй раз – или потому, что тебе показалось, что в первый раз получилось удачно – и на третий раз ты уже делаешь это специально, даже уже, в случае необходимости, пренебрегая собственным удобством и комфортом. В связи с завершившимся на днях кинофестивалем Pöff лично у меня сложилось несколько таких обсессивных традиций.

Во-первых, раз и навсегда поняв, что на все фильмы, на которые я теоретически хотел бы попасть на каждом из посещённых фестивалей, мне попасть не суждено по тысяче разных причин, я однажды решил, что выбирать фильмы буду совершенно рандомным методом. То есть, скорее буду смотреть, какими вечерами я свободен, и выбирать из тех фильмов, которые идут именно этими вечерами. Во-вторых, фильмов этих не должно (не помню изначальное обоснование, теперь это уже угнездившаяся в веках обсессия) быть больше четырёх за фестиваль. В-третьих, среди них обязательно должен присутствовать один фильм из более-менее экзотической для мирового кинематографа страны (в рамках этого правила в разные годы я смотрел что-то латвийское, что-то, кажется, мьянманское и что-то, например, доминиканское), и один фильм – из программы трэш-ужасов.

Ещё одна такого рода обсессивная традиция появилась у меня с возникновением «Киноптикума» - традиция писать ровно об одном из посещённых мной фильмов, понимая, что даже читатели «Киноптикума» (это если они, во-первых, существуют) вряд ли когда-нибудь это посмотрят.

В этом году таким фильмом будет казахская очень чёрная комедия «Жаным, ты не поверишь». С этим фильмом мне прямо повезло-повезло. Редко бывает так, чтобы рандомный выбор оказался настолько удачным, настолько бы потрафил моему вкусу. Как бы вам объяснить – фильм режиссёра Ернара Нургалиева, о котором я, разумеется, ничего не знал, но теперь по возможности буду следить – это образец идеального для меня жанрового кино. Это какая-то смесь из Тарантино, Романа Качанова времён «ДМБ» и «Даун-хауса»,  национального колорита и трэшевого и смешного хоррора. Ну там, например, один маньячина натуральным образом разрывает руками человеку голову, взявшись за верхнюю и нижнюю челюсти, примерно как Самсон пасть льву на недоступном ныне петергофском фонтане.

Трое друзей, короче, собираются на рыбалку. При этом у одного из них вот-вот родит жена, та самая Жаным, которая, конечно, не поверит во всю эту историю. И он, испытывая довольно сильное желание отдохнуть от её капризов, как раз и инициирует эту поездку, чтобы перезагрузиться и развеяться. Едут они на машине, заполненной различными игрушками из секс-шопа, в котором работает ещё один из трёх приятелей. Например, по реке они сплавляются на плоту из резиновых женщин.

В то же самое время в тех же самых краях какие-то комические, но кровожадные преступники по какой-то причине прессуют несчастного человека в рабочем комбинезоне, очевидно, задолжавшего им денег. И в результате всяческих перипетий нечаянно убивают собачку того самого маньячины, который практически летает по воздуху, практически не убиваем и вообще монструозен со стращной силой. И встречаются эти три одиночества, а плюс к ним ещё и Хранитель Заброшенной Заправки и его озабоченная дочь – и всё заверчивается. И всё под чудесный, разнообразный и разухабистый саундтрек.

И, в общем, любите ли вы казахский кинематограф так, как люблю его я? А если любите, то вот поезжайте туда, и умрите там! Но весело, задорно, с огоньком. А если будет возможность посмотреть «Жаным, ты не поверишь» - пользуйтесь ею.      

Детская любовь на фоне слома империи

 

Детская любовь на фоне слома империи

(«Прощай, СССР», реж. Лаури Рандла, Эстония, 91 мин.)

                                                                             П.И.Филимонов 

После падения империй проходит какое-то время, их ужасы забываются, выветриваются из памяти, их монструозная неуклюжесть с расстояния выглядит смешной, а потом, со временем, даже милой и забавной – и времена империи снова входят в моду. В художественных переосмыслениях, понятно. Причём, поскольку живём мы во всё более убыстряющееся время, то и сроки между обрушениями различного рода глиняности колоссов и их пародийным переосмыслением становятся всё меньше.

Что-то у эстонских кинематографистов в последнее время вошёл в моду Советский Союз. Не так, как у их восточных коллег, у которых, порой складывается ощущение, в наше время настолько всё хорошо и подконтрольно партии и правительству, что, например, события детективных сериалов могут происходить исключительно в семидесятые или, в крайнем случае, восьмидесятые годы. Но всё равно, и здесь начинается какое-то умиление на тему того, что вот ничего не было, горошек в банках и «Эммануэль» по финскому телевидению, а зато люди были чище да лучше. Что-то мне подсказывает, что никакой в этом нет прямой корреляции, ну да ладно, пусть обманываются как хотят.

Фильм Лаури Рандла «Прощай, СССР» - милый оммаж позднесоветскому времени. Теоретически это должна была быть комедия, но прямо смеха-смеха не получилось, получилась именно что сплошная непрекращающаяся милота. Милота, вызванная несколькими обстоятельствами. Во-первых, несмотря на то, что речь в фильме идёт уже о конце восьмидесятых и даже начале девяностых, временные рамки повествования доходят до восстановления независимости страны, действие, тем не менее, происходит в закрытом городе «Ленинград-9» (могу ошибаться в цифре, не сконцентрировался, грешен), в котором совсем безо всякого труда угадывается Силламяэ. Туда ветры свободы не задувают почти до самого конца, тем ироничнее, что сейчас девизом города является «Город свежих ветров». Во-вторых, действие истории разворачивается вокруг семьи финнов-ингерманландцев, которые между собой говорят на очень странном языке, финском, с большими заимствованиями из русского, звучит это несколько похоже на сетуский язык, но всё-таки по-фински. Вероятно, это и есть ингерманландский, язык той самой Свободной Ингрии, за которую в недалёком от нас городе на Неве можно угодить в кутузку, а напиток с таким названием безнадёжно ждёт окончания пандемии в «Хрониках» на Некрасова (и я туда приеду и выпью его, но это никак не связано с кино). В друзьях, а потом во врагах, а потом опять в друзьях у них состоит семья чеченцев, чей военнослужащий папа попал в Эстонию по приказу, и которые обращаются друг к другу исключительно по имени-отчеству. Межнациональное фантасмагоричное смешение языков придаёт фильму дополнительную безуминку.

В-третьих, реалии, конечно, узнаваемы и ностальгичны. Конфеты “Dumle”, которыми лично я, например заедал водку всё в том же Петербурге во время путешествия туда ещё аж с одноклассниками – примерно в то же время, в которое разворачиваются события фильма. Жутко дефицитные (сейчас совершенно невозможно это представить) в Советстком Союзе бананы, которые граждане даже не умели есть. Эстонские панки поколения восьмидесятых, какие-то излишне гламурные в своих прикидах, рвущиеся к свободе погромов под бессмертный трек Виллу Тамме. И много чего ещё.

И наконец, дети. История о первой детской влюблённости всегда работает беспроигрышно. А при условии нахождения симпатичных актёров на главные роли так и подавно. Николас Кузьмичёв, сыгравший Йоханнеса в фильме – обаятелен и прекрасен. Про исполнительницу роли Веры я такого же сказать не могу, но Николас вытягивает за двоих.

Милый фильм без большой смысловой нагрузки. Погрузиться в умело воссозданную атмосферу и немного поностальгировать, не обращая внимания на тоже характерные для эстонского кинематографа последнего времени странности с выбором на роли русских персонажей не русских актёров (и ладно бы вариантов не было), от чего их русский язык звучит местами натужно, а местами достаточно беспомощно – мне кажется, именно этого авторы бесхитростного фильма и хотели. Советский Союз, мимими.        

Страшные сказки

 

Страшные сказки

(«Уроки фарси», реж. Вадим Перельман, Россия-Германия-Беларусь, 127 мин.)

П.И.Филимонов

Начнём, пожалуй, с каминг-аута, за который мне, очевидно, прилетит. Пусть летит, не могу, как писала Нина Андреева, молчать, тем более, это важная преамбула к отчётному фильму. Так вот. Я никогда не любил кино про вторую мировую войну. Особенно в контексте русской культурной парадигмы. Вот уже скоро восемьдесят лет, как одна знакомая страна считает минувшую войну абсолютным мерилом всего. Это, мягко говоря, странно. Западные же фильмы про вторую мировую, складывается такое ощущение, построены, в основном на каких-то совершенно мифологических сюжетах, каких-то небывалых небывальщинах. Возможно, это потому, что прошло уже столько времени, и кто их там теперь помнит, как оно было.  

Фильм «Уроки фарси» снял формально режиссёр украинского происхождения Вадим Перельман, но по факту он эмигрировал из Киева аж в 1977 году, и все его связи с бывшей исторической родиной заключаются лишь в том, что он снял пару сериалов для российского телевидения.

У Перельмана получилась красивая сказка про выживание маленького человека на войне. Французский еврей, попадая в концлагерь, случайно разговаривает с человеком, то ли из сентиментальных соображений, то ли ещё на каких-то других основаниях хранящим учебник персидского, и в критической ситуации, под угрозой расстрела, притворяется персом. А в лагере – так совпало, бывает – оказался одним из начальников офицер, по личным причинам крайне заинтересованный в изучении фарси. И француз начинает учить его языку, которого не знает, то есть, выдумывает его на ходу.   

В этом состоит одновременно и самая большая прелесть, и самая большая слабость фильма. Прелесть – потому, что это даёт почву для трогательных, забавных и даже местами комических поворотов сюжета, которые очеловечивают любой фильм трагического содержания. Слабость – потому что с огромным трудом верится сразу в две вещи: в то. что человек без специального филологического образования смог изобрести язык – не отдельные слова, как нам показано в фильме, а язык, с рекциями, связями и изменениями слов по родам-числам-падежам, необходимыми для того, чтобы на языке говорить. И в то, что человек, этот язык изучающий, способен не заметить именно с этим связанного подвоха. Я готов принять, что человек под страхом смерти способен выдумать и выучить тысячи и тысячи неповторяющихся слов (тем более, это важный момент для красивой развязки этого фильма), но для того, чтобы связно общаться на языке – отдельных слов мало, нужны их формы и связи. И вот этого в фильме никак не показано. И немецкий офицер не задаёт никаких вопросов об этом. Масло хлеб рот класть? Человек спасать война конец. Кажется, на самом деле их разговор на этом выдуманном языке может быть только таким. И странно, что у высокопоставленного ученика не возникает никаких подозрений.

Впрочем, это всё придирки. Фильм, конечно, не об этом. Фильм, конечно, исследует ту же самую систему взаимоотношений между власть имущим и человеком, находящимся в полной, тотальной от него зависимости, которую, под другими углами, исследовали, например, «Ночной портье» или «Хрусталёв, машину!». Тему в кинематографе вечную и даже местами архетипичную. Пусть в этот  раз на не слишком убедительном материале. Но подумать на эту тему хромающий материал, по большому счёту, не слишком мешает.

И русской военной парадигмы здесь, к счастью, нет. И пафос проявляется только в заключительной сцене фильма, наверное, специально призванной прошибать сентиментального зрителя на слезу. Ну что ж, эмоции всегда были важной частью кинематографа, в этом смысле Перельман со своей задачей справился.    

Простые движения Франсуа Озона

 

Простые движения Франсуа Озона

(«Лето '85» , реж. Франсуа Озон, Франция-Бельгия, 101 мин.)

 П.И.Филимонов

Если посмотреть всю фильмографию Франсуа Озона подряд, выяснится примерно две вещи. Во-первых, по плодовитости он не уступает, пожалуй, и самому Вуди Аллену, а к соответствующему возрасту, кто его знает, глядишь и обскачет американского классика, хотя нет, это всё-таки вряд ли, в свои лучшие годы Аллен умудрялся снимать по два фильма в год. Озон всё-таки выдерживает чуть более долгие паузы. Но да, в целом, от такой скорострельности качество иногда неизбежно страдает. Но сейчас не об этом. Во-вторых, фильмы Франсуа Озона можно условно разделить на две большие группы – фильмы сложные, с твистом сюжета, с до конца не понятными мотивировками, а то и вообще такие, где просто неясно, что же конкретно происходит/произошло (типичные примеры – «Под песком» и «В доме», хотя и «Бассейн», несомненно, относится к этой же группе). И фильмы простые и предельно простые. Где почти с самого начала понятно всё, где нет никаких твистов, где, видимо, мастера занимает другое.

Таков был последний его фильм до отчётного, «По воле божьей», не задевающая эмоционально зрителя история о священниках-педофилах. Таков и новый фильм режиссёра.

«Лето '85» - предельно простая история. На неназываемом нам, но, должно быть, понятном французам средиземноморском курорте летом 1985 года один мальчик встречает другого мальчика и влюбляется в него. Второй мальчик вроде бы отвечает первому взаимностью, а потом перестаёт. Совершенно обычная история подростковой любви. Заканчивающаяся, правда, трагически, но и это тоже не бином Ньютона. Масса наших первых любовей закончилась трагически, у некоторых даже так, как у героя фильма Алексиса. Чего там, не сильно прям важный это спойлер – его возлюбленный после их ссоры насмерть разбивается на мотоцикле.

Стало быть, Озона интересует здесь не история. История здесь – банальнее некуда. Фильм о том, как, собственно, Алексис справляется с болью утраты, ну и до конца примиряется со своей гомосексуальностью. Известный факт: Озон – открытый гей и в каждом его фильме хотя бы один из центральных или околоцентральных персонажей тоже придерживается одних с режиссёром позиций.

И что, неужели известный, даже где-то прославленный, даже, пожалуй, что местами и культовый режиссёр снял фильм только для того, чтобы лишний раз сказать своим зрителям, что любая половая ориентация нормальна, что дело в любви, а  не в том, в кого и что ты засовываешь или кто и что засовывает в тебя? Вот почему-то не очень хочется в это верить, слишком уж это было бы банальным объяснением для этого фильма.

Возможный вариант – Озон снял фильм о собственной молодости (в 1985 году ему как раз было 18, как и погибшему Давиду), возможно, этот фильм, будучи экранизацией, одновременно является и реминисценцией становления любовной жизни (если можно так сказать) самого режиссёра. Возможно, всё дело в атмосфере, в этой кажущейся сейчас нелепой моде 80х и тех песенках, которые окружают беспечную до поры жизнь персонажей на неназываемом нам, но, вероятно, узнаваемом всеми французами средиземноморском курорте. Песенкам, которые, например, и я тоже помню из своего детства, которые удачно вписываются, а то даже и создают неповторимую атмосферу тех лет, лет, когда ещё не было никаких поправок к конституции, никакого коронавируса, а Европа видела в своём будущем объединении исключительно положительные стороны. Кажется, это называется молодостью либо ностальгией. Возможно, счастьем. Которое, ясное дело, мимолётно и так и норовит получить на своём модном мотоцикле травмы, не совместимые с жизнью.   

Жизнь, смерть, искусство и Англия

 

Жизнь, смерть, искусство и Англия

(«Сувенир», реж. Джоанна Хогг, Великобритания, 120 мин.)

 П.И.Филимонов

Проходит примерно половина фильма Джоанны Хогг «Сувенир» прежде,чем ты понимаешь его главный – и по сути единственный – сюжетный замут. В начале кажется, что это очень такая вудиалленовская история про представителей богемы, пытающихся снять фильм, во всяком случае, говорящих исключительно о кино. Только ещё на британской почве, так что ещё элегантнее и, может быть, необоснованнее.

Во всяком случае, главная героиня «Сувенира», Джулия, точно полна надежд и амбиций стать режиссёром. И вся эта перетекающая из одной квартиры в другую богема кажется лёгкой, безобидной и качающейся на волнах жизни в модных пуловерах и обсуждения Бергмана и Антониони.

Всё это ровно до тех пор пока Джулия не осознаёт, что в процессе своего лёгкого богемного порхания и бесед на кухнях о природе вещей умудрилась сойтись с системным (как мне говорила одна знакомая в девяностых) героиновым наркоманом, и, более того, влюбиться в него. Молодого человека Джулии играет Том Бёрк, который кажется мне ещё одним потенциально готовым выстрелить в мир славы и Голливуда британским актёром. Например, вы могли видеть его в роли Корморана Страйка в сериале по соответствующей серии произведений Роберта Гэлбрайта.

За счёт своего физического недостатка Бёрк слегка напоминает Хоакина Феникса, а актёрской игрой – где все эмоции мира можно показать лицом – скорее, Тома Харди. И вот мне кажется, что фильм «Сувенир» делает не исполнительница главной роли Хонор Суинтон Бёрн (родная дочь Тильды Суинтон, между прочим, которая в сувенире играет мать Энтони, персонажа Бёрка), а именно Бёрк. Бёрк играет беспомощность человека перед забирающим его к себе наркотиком. Он бы, конечно, и хотел бы быть хорошим кавалером, а то, глядишь, и мужем для Джулии, он и человек-то, судя по всему, неплохой, но бывают такие вещи, против которых даже самый распрекрасный человек сделать не может совсем ничего.

И со второй половины «Сувенир» довольно неожиданно меняет тональность и сосредоточивается на истории взаимоотношений Джулии и Энтони, её попыток совместить занятия в киношколе и жизнь с героиновым наркоманом.

Довольно нетрудно догадаться, какая из этих двух сил побеждает. Но самое странное, не знаю, была ли то задумка режиссёра, или это следствие общебританского стоического отношения к подобным вещам, но Энтони в фильме не выглядит мерзким. Не выглядит и заслуживающим сочувствия, но это ведь только в наших глазах. Мы же смотрим на достаточно симпатичную, неглупую и очаровательно богемную Джулию, смотрим её глазами на Энтони и видим, что и любить его есть за что, и умозрительно восхищаться им тоже есть за что. На примере «Сувенира» можно наблюдать другое, несвойственное, например, русской культурной традиции восприятие наркомании. Нет, ни режиссёрка фильма, ни Бёрк, никто вообще не оправдывает и не опоэтизирует употребление наркотика, но, в то же время, Энтони не показан опустившимся лишившимся человеческого облика упырём в грязной майке-алкоголичке, какими обычно выводят их в русских фильмах. Правда, дружок его именно в майке в какой-то момент и появляется, но это уже почти в конце их отношений с Джулией, и близко к концу вообще всего.

Ну и не бывают британские городские драмы весёлыми. Всё-таки грусть там заложена на генетическом каком-то уровне. Ничего хорошего от этой истории примерно с её середины мы не ждём, и в этих своих не-ожиданиях не обманываемся. Но не ради твиста в сюжете снимался «Сувенир», я полагаю.    

Шпионы как они

 

Шпионы как они

(«О2», реж. Маргус Паю, Эстония-Латвия-Финляндия, 100 мин.)

П.И.Филимонов

Удивительное дело, если подумать. Во всём мире снимается большое количество фильмов про спецслужбы своих стран, какие они доблестные, честные, холодные руки, горячее сердце, ненависть к врагам, бриллианты для диктатуры пролетариата, вот это всё. А видел хоть кто-нибудь хотя бы одного человека в реальной жизни, который бы испытывал настоящую симпатию к спецслужбам своей страны? Ну, кроме тех, кто там работает? И, может быть, хотя и это не факт, членов их семей?

С разными милициями-полициями не так. Всё-таки в странах, не несущих на себе позорное клеймо экс-совка, в основном граждане относятся к полиции уважительно, ну может быть нейтрально, не обязательно любят, конечно, но и не обязательно испытывают неприязнь. Спецслужбы – даже своей страны – как мне кажется (я могу ошибаться) не любит никто. И ни один из тысяч и тысяч снятых про их доблесть фильмов этого поколебать не смог. Особенно отличаются такими фильмами, конечно, страны-крупные игроки на мировой арене. И наши друзья тоталитаристы. Но даже маленькой птичке хочется летать к солнцу – теперь собственным шпионским триллером обзавелась и Эстония. С лёгким оттенком грусти и безнадёжности.

Собственно, фильм вполне добротный. Интрига закручена и раскручивается не сразу, а, когда раскручивается, то вовсе и не так, как ожидает зритель. Плюс «О2» - фильм исторический, события развиваются в печальном конце тридцатых, и наблюдать за тем, как художники и декораторы передают исторический дух Таллинна того времени, тоже достаточно интересно.

Что ещё неожиданно в фильме – причём до сих пор не понимаю, это неожиданность хорошего или плохого свойства – в отличие от девяноста пяти процентов эстонского кино, русских там играют не актёры местного русского драма, а почему-то приглашённые латыши и литовцы. От этого русские говорят с еле заметным акцентом, ставят странные ударения в русских же фамилиях (Иван Костров от этого звучит типичным болгарином, например) и вообще какиие-то … придётся снова использовать это слово – неожиданные. Притом что финнов играют финны, а полячку – полячка. Что-то у создателей фильма случилось с логикой на этой стадии. Ну или можно удариться в теорию заговоров и заподозрить их в скрытой русофобии. Понятно, что в фильме главный враг Эстонии – это СССР, так и на съёмочную площадку ни одного русского не допустили! Думаю, что, если покопаться, можно легко установить, что фильм, например, снимался на рептилоидные деньги.

Почему грусть? Ну потому что, сколько бы разведслужбы маленьких стран ни пыжились, сколь бы приятные, честные и справедливые люди там ни работали, сколь бы гениальные комбинации они своими холодными мозгами ни составляли, всё равно, когда доходит до совсем настоящего, и спецслужбы эти, да и сами страны, размалывают в порошок лёгким движением руки.

Что может агент Феликс Кангур против бездушной красной машины? Оказывается, почти ничего. Что-то может, иначе бы и фильма не было. И вот эта ничтожная лепта вдовицы и отделяет порой человека от потери самоуважения и веры в себя.

В общем, достойный шпионский триллер снял Маргус Паю. Но нелюбви к КаПо он, конечно, не поколеблет.   

Алкоголь как способ борьбы с кризисом среднего возраста

 

Алкоголь как способ борьбы с кризисом среднего возраста

(«Ещё по одной», реж. Томас Винтерберг, Дания-Швеция-Нидерланды, 116 мин.)

 П.И.Филимонов

Второй по известности представитель Догмы 95 снял очень нужный фильм. Я бы сказал, что он снял фильм про нас, лично про меня и про некоторых моих друзей, но это, всё-таки, не совсем так. Так можно было бы сказать, базируясь исключительно на трейлере, но после просмотра всего фильма выясняется, что нет. А оно, знаете ли, и к лучшему.

Есть четыре друга и коллеги, работающие учителями в одной датской школе. Они примерно одного возраста, социального происхождения и образа жизни. Разница только в семейных положениях. И на всех на них одновременно накатывает кризис среднего возраста. Жизнь теряет краски, работа перестаёт радовать, близкие опостылели – типичная штука, снято про неё бесчисленное количество фильмов.

Но четыре бравых датчанина решают преодолевать душевные сомнения и тягостные раздумья, своим, особым датским путём. Основывается это их решение, якобы, на трудах норвежского философа Финна Сондеруда, но ни одно, самое тщательное гугление существования такого философа не выявило. Так вот он якобы говорил, что человек рождается с генетическим недостатком – каждый, заметьте, каждый человек – в нашей крови катастрофически (голосом Дианы Арбениной) не хватает 0,05% алкоголя. От этого мы грустные, от этого мы несчастные, от этого мы испытываем сложности в общении, от этого вся наша замкнутость и нелюбовь. Если же пополнять этот дефицит ежедневно, всё наладится и жизнь засверкает новыми яркими красками.

Но беда человечества в том, что, раз подсев на дофамин любого свойства и убедившись в его действенности, крайне сложно избавиться от ложного представления, что увеличение дозы прямо пропорционально ведёт и к увеличению элемента счастья.

Ну и плюс умение вовремя остановиться, умение удержать в себе свою внутреннюю свинку, толкающую нас на разнообразные неблаговидные поступки. И, если уж не удалось её удержать, умение выкрутиться из засасывающих нас последствий. Или умение их стоически принять. Кюблер-Росс, все дела.

Это и происходит с героями Винтерберга дальше. Мы наблюдаем четыре разных, в чём-то сходных, а в чём-то сильно отличающихся истории опасного балансирования на грани, не все из которых заканчиваются благополучно. Полагаю, что статистически в фильме всё верно. Полагаю, что, если прибегать к банальному морализаторству, фильм, возможно должен в который раз показать, что алкоголь в больших количествах – безусловное зло. Но, зная предыдущие фильмы Винтерберга, верю, что всё не так однозначно и не так однобоко. Винтерберг не стал бы снимать фильм о том, что пить вредно, он, в конце концов, не ширпотребный советский режиссёр середины восьмидесятых.

Винтерберг, пожалуй, снял фильм о поисках себя, о преодолении этого самого кризиса, о том, как, пусть таким странным путём, но осознание бессмысленности существования может – в результате многочисленных перипетий – смениться бешеным, невозможным, освобождающим танцем, который в конце демонстрирует нам и прочим собравшимся положительно гениальный Мадс Миккельсен.

И не в алкоголе дело. Точнее, алкоголь – он как лакмус. Он способен вытащить из нас ту жизнерадостность, витальность и бесшабашность, которые отличали нас в двадцать и в двадцать пять, и подтолкнуть в правильную сторону. Если, конечно, эти витальность и бесшабашность в нас вообще были. Если, конечно, эта правильная сторона существует. Алкоголь может подвести нас к реке, но пить за нас – в том числе и сам себя – он не способен.

А так, если, например, обожраться какими-нибудь супердиетическими смузи, блевать будешь не меньше. Знайте, короче, норму. Что ни в коем случае не равно - воздерживайтесь. 

 

 

Крупные планы, гитарная музыка

 

Крупные планы, гитарная музыка

(«Последние», реж. Вейко Ыунпуу, Финляндия-Эстония-Нидерланды, 117 мин.)

П.И.Филимонов

Новый фильм Вейко Ыунпуу, вопреки ожиданиям, не вызвал ажиотажа. То ли дело в текущей эпидемиологической ситуации, то ли налицо тенденция усталости публики от многозначительных, но не всегда внятных высказываний главного режиссёра страны. Хотя это вряд ли, культурная жизнь нашей страны устроена так,  что статус главного режиссёра/писателя/художника/оригамиста достаточно сложно утратить, даже если ты, после успешного взлёта, будешь следующие пятнадцать лет лепить икебану из борщевика Сосновского.

Тем более, что Ыунпуу этого и не делает. «Последние» сняты на финские и нидерландские деньги, эстонских актёров в фильме задействовано несколько, но лишь один из них – Пяэру Оя – исполняет одну из главных ролей, во всём же остальном налицо типичный Ыунпуу. Не слишком внятно прописанная история – или точнее, сама история-то прочитывается без проблем, с так называемым "taustainfo" не всё хорошо. Хотя и тут возможны варианты, возможно, любой финский зритель понимает всю боль и социальную направленность этого фильма, которому авторы почему-то дали жанровое определения северного вестерна. Думаю, что это из-за оленей. Вестерны – это же фильмы, прежде всего, про жизнь пастухов-ковбоев, ну а прочие остросюжетные элементы в виде стрельбы и салунов добавляются для пущей занимательности. И визитная карточка режиссёра в фильме тоже присутствует – крупные планы актёров, на фоне которых играет красивая гитарная музыка. Всё как всегда. Не худший из фильмов Ыунпуу.

На севере Финляндии местный олигарх Кари владеет шахтой. Что там добывают, я не понял – буду говорить за себя, потому что, да, подозреваю, что подкованные финские зрители могут рассказать мне всю подноготную даже после пол-литры «Коскенкорвы», которую в фильме неоднократно упоминают.

Итак, шахта что-то добывает. Но эта добыча чего-то становится всё опаснее, потому что шахта может обрушиться и завалить бедных шахтёров к чертям. Но Кари, как истинный олигарх, не хочет вникать в проблемы простых пролетариев. Или, вернее, он, может, теоретически их и понимает, практически же ему нужны деньги. Поэтому шахту закрывать он не собирается. Помимо этого он – с целями, оставшимися мне неясными – снабжает тех же самых шахтёров наркотиками. Помимо этого он – с целями, оставшимися мне неясными, но тут хотя бы можно что-то логичное предположить – пытается выкупить землю у местного вождя саамов. Помимо этого он – со вполне понятными целями – положил глаз на первую красавицу посёлка Ритту, которая так-то живёт с непонятным чуваком, то ли бывшим рок-музыкантом, то ли просто ваннаби с нелепым крашеным хвостом, в косухе и с периодически попадающим в кадр батт-крэком. Извините. Чувак в косухе, как и почти все в посёлке, тоже работает на Кари. Непонятно, кем, но это как раз уже несущественно. 

И все эти истории красиво переплетаются, рисуя нам картину зла per se, зла, которое в то же время не от каких-нибудь там тёмных сил или врождённых наклонностей, а может быть объяснено необходимостью, неизбежностью некоторых вещей. И зло, конечно, поглощает Кари, и чем ближе к концу фильма, тем меньше в нём остаётся от человека, хотя и до монстра он, например, тоже не дотягивает – монстр не будет уморительно бегать с бумагами вокруг трейлера старого вождя.

Потом играет громкая и хорошая музыка, мы видим крупные планы героев, все молча и терпеливо страдают, зрители выходят из зала и ждут следующего фильма Ыунпуу.