Мораль как неотъемлемая часть басни

Мораль как неотъемлемая часть басни

(«Герои», реж. Яак Кильми, Эстония, 92 мин.)

Есть достаточно много классификаций, которые можно применять к такому незаслуженно обижаемому кинофриками жанру, как комедия. Бывают комедии лирические, которые так любил среднестатистический советский зритель, во всяком случае, по мнению людей, отвечавших в той стране за кино. Бывают комедии классические, то есть, поставленные по классическому произведению литературы, которое на данный конкретный момент времени уже поистаскалось на ухабах истории и именно что свою комическую остроту подрастеряло. Комедии положений, комедии характеров, комедии нравов, мало ли бывает комедий.

Мне ближе всего две классификации. Я делю все комедии, которые случается видеть, по горизонтали на смешные и несмешные (последних, к несчастью, значительно больше), а по вертикали – на комедии с моралью и без. Надо ли отдельно останавливаться на том факте, что на мой, давно набивший всем оскомину взгляд, любое произведение искусства, а кинематограф, как говорили некоторые вырванные из контекста политики начала прошлого века, является неотъемлемой его частью, не имеет с этическими категориями морали и нравственности ничего общего? Так что комедии с моралью в моём личном рейтинге находятся ближе к его минусовой части.  

Фильм Яака Кильми «Герои», о приключениях трёх эстонских фарцовщиков времён поздней советской оккупации, в обетованной для них Швеции, получился немного странным гибридом. Он смешной, этого не отнять. Смешной достаточно часто, и по разным поводам, что отличает хорошо снятую комедию. Смешной временами ситуативно, а временами по части характеров, каждый из которых достаточно ярок, но просто фосфоресцирующим пятном выделяется из них роль физкультурника и сексуального гиганта Эйнара по прозвищу Шкаф (или «Дубина», как почему-то перевели те, о ком мы не будем, слово kapp) в исполнении Вейко Порканена. Местами фильм просто смешной, местами очень смешной, местами уморительный. Разумеется, ещё и потому, что присутствует небольшой элемент узнавания. Я немного помладше, чем герои «Героев» (красота тавтологии!), но моя первая реакция на многие вошедшие в мою жизнь блага западной цивилизации была сходной. Сюжет фильма выстроен так, что тему эту можно эксплуатировать с безбрежной благодарностью. Трое удачливых фарцовщиков, занимающихся бизнесом по-советски, естественно, у гостиницы «Виру» с привлечением финских туристов, под страхом тюрьмы, решают нелегально бежать в Швецию через Финляндию. В конечном, итоге, это им удаётся, но на пути, разумеется, встречается куча разных смешных препятствий, во многом вызванных как раз тем, что персонажи, при всём своём псевдозападном – по сравнению с оставшимися на родине гражданами – внешнем лоске, внутри - глубоко пропитанные советской эссенцией люди. Ну, и когда они оказываются в Швеции, собственно, приключения не заканчиваются. Внезапно оказывается, что там нужно работать, никаких лёгких денег не предвидится, земля обетованная не такая уж и обетованная. Но не на таковских напали. В общем, они ещё долго и забавно дёргаются, балансируя на грани своего вывезенного из СССР восприятия мира и реалий этого самого мира, воцарившегося теперь вокруг них.

Всё это, повторюсь, смешно и замечательно, но в конце режиссёр Яак Кильми для чего-то приклеил мораль. Да, напрашивавшуюся, да, возможно, даже вытекавшую из логики событий, но вы же снимали комедию, господа! Комедию! Зачем же вот так брать и портить послевкусие. Окей, возможно, таких зрителей, как я, не так уж и много, и среднестатистический посетитель кинотеатра как раз в такой концовке и нуждается. От себя же могу сказать, что, если бы вы не ударились вот в эту обычную тягомотину о возделывании своего садика, о том, что tee tööd ja näe vaeva и так далее, моя оценка вашего опуса была бы выше. Она и так высокая, но конец я бы переснял. Или отрезал.  

Путь Широна

Путь Широна

(«Лунный свет», США, реж. Барри Дженкинс, 115 мин.)

П.И.Филимонов

Фильм американского режиссёра Барри Дженкинса «Лунный свет», претендующий на миллионы и миллиарды Оскаров и прочих иных наград, а кое-что уже и наполучавший – очень странная кинокартина. Это история жизни темнокожего гомосексуалиста- драгдилера из Майами по имени Широн. История рассказана в трёх главах, пересекающихся в каком-то смысле с классическими частями романа-воспитания – о детстве героя, о его подростковом возрасте, и о начале его взрослой жизни. В промежутках – лакуны и умолчания, не мешающие, впрочем, восприятию и не делающие историю отрывочной.

Странно в этом фильме то, что, несмотря на то, что вроде бы нет у тебя с его героем решительно ничего общего, с какого-то момента, довольно раннего с точки зрения хронометража фильма, начинаешь ему безоговорочно сопереживать. В каждой части Широна называют по-разному, в детстве и в юности он известен своим друзьям, а больше недругам под разными кличками, только когда он вырастает, он доживает до того, что к нему начинают уважительно обращаться по имени. И в общем, ничего уж такого особенного с ним не происходит в течение его жизни – мало ли таких детей в разных странах и на разных континентах? Безотцовщина, с зависимой от веществ матерью, объект насмешек в детстве и подросткового насилия и предательства в юности – ну ей-богу, ну кого вы хотели удивить, а главное, чем? Но как-то так снят этот фильм, что он в себя засасывает. Засасывают невнятные поиски Широном себя, засасывают очень нехитрые, совсем порой примитивные происшествия из его жизни, засасывают его не всегда понятные отношения с людьми. Да, забыл сказать – Широн до кучи ещё и интроверт. Отчаянный, особенно в детстве. На протяжении первой из трёх новелл фильма он произносит совсем мало, несколько десятков слов. Это формирует некоторую загадочность его образа, немного углубляет его и, возможно, как раз и заставляет предположить, что у фильма есть какое-то второе дно, какой-то выход из плоскости.

Потому что ничто другое на это не намекает. И всё-таки это чувствуется. И в характере Широна тоже, поневоле кажется, что он сложнее, чем мог бы сформироваться под воздействием предлагаемых зрителям обстоятельств. Но так он мило молчит и смотрит в камеру большими глазёнками трёх разных играющих его актёров, что на полном серьёзе кажется, что там есть что-то ещё.

И ведь, может быть, оно и правда есть. Ведь для того, чтобы понять что-то про себя – а, в общем, об этом и фильм, о мальчике, который постепенно понимает про себя то, что зрителям, по большому счёту, с самого начала ясно – нужно понять что-то о мире. Во всяком случае, это один из вариантов. Если ты хочешь в этом мире жить, разумеется. Ещё, конечно, можно от него абстрагироваться, отгородиться разного рода стенами и вообще не принимать участия в его трепыхании, но это не путь Широна, для этого нужно совсем другое образование, совсем другая среда, совсем другой уровень рефлексии.

Широн как раз рефлексирует, и неожиданно много для своего окружения, образа жизни и воспитания. Правда, рефлексирует, в основном, в первых двух новеллах, до своего окончательного формирования как личности. Собственно, третья часть показывает нам один маленький эпизод, завершающий фрагмент этого формирования. В третьей части Широн, который всё уже осознал про себя, совершает, так сказать, выход к людям. Точнее, к одному конкретному человеку. К тому, который, как выяснилось, так много значил в его жизни на протяжении двух первых новелл. И продолжит значить, по всей видимости, и за пределами фильма тоже. Пусть случайно, так как на пути мог попасться и кто-нибудь совсем другой. Но разве не так всегда бывает с нами со всеми – жизнь нашу в какой-то степени определяют случайно встретившиеся на нашем пути люди. Можно, конечно, говорить про провидение, про то, что никаких случайностей не бывает, но это история для другого фильма. «Лунный свет», в каком-то смысле – про то, что мы становимся теми, кем мы становимся всего-навсего из-за того, что в детстве случайно ли, под воздействием внешних обстоятельств ли забредаем в один заброшенный дом. И эти реперные точки нашего существования не всегда можно отследить, потому что, в отличие от Широна, про нас фильмы пока ещё не снимают. Или я чего-то не знаю.

Тонкая грань между чем-то и чем-то ещё

Тонкая грань между чем-то и чем-то ещё

(«Ноябрь», Эстония, реж. Райнер Сарнет, 115 мин.)

П.И.Филимонов

В наверно самой ожидаемой отечественной премьере начала года, фильме Райнера Сарнета «Ноябрь» по без преувеличений знаменитому уже роману Андруса Кивиряхка, мне как раз Кивиряхка-то, пожалуй, и не хватило. То есть нет, фильм сам по себе не плохой. Вот это самое раздельное написание здесь при этом очень важно. Не «неплохой», а именно «не плохой». С соответствующим продолжением, пожалуй.

Чем хорош роман Кивиряхка? Во многом самоиронией. Его нельзя, пожалуй, назвать уморительно смешным, как некоторые другие произведения того же автора, но ирония в показе вот всей этой этнографической специфики, всех этих фольклорных несуразиц, является ключевым моментом для романа. Сарнет, как мне показалось, решил чуть-чуть повернуть градус повествования, чуть-чуть облагородить, чуть-чуть показать, что и поэтического там тоже хватает. Кто ж спорит, хватает, в любой этнографической истории поэтики может быть, как грязи, но в таком случае это будет уже не совсем то, что ожидалось лично мной от «Ноября». Впрочем, как говаривал Андрей Аршавин, мои ожидания – это мои проблемы. И здесь не согласиться с оратором вообще никак нельзя. И вообще, нужно отбросить своё знание первоисточника и сконцентрироваться на кино как на отдельной картине маслом.

Сарнет попытался пройти по тонкой грани между поэтичностью и тем самым иронично-саркастично-балаганным юмором. Между чем-то, чему нет толкового определения, и чем-то диаметрально противоположным, но одинаково неописуемым.  Возможно поэтому он посвятил примерно половину экранного времени романтичной и поэтичной истории любовного треугольника Лийны, Ханса и дочери барона. Собственно история гуменщика, как его обозвали – и закрепилось – в русском переводе, в фильме находится на сильно задвинутом в сторонку плане. Ну да бог с ней. Не в этом даже дело. Дело, прежде всего в том, что, видимо, есть всё-таки вещи, не слишком сочетаемые. И вот параджановского типа поэтика, которая прёт и лезет из нескольких красиво выстроенных кадров, не слишком сочетается с юмором, который заложен в подкладку этого фильма. Никуда не деться от знания первоисточника, увы – в том смысле, что эмоционально никуда не деться. Ты ждёшь, что будет смешно. Подсознательно весь фильм ждёшь, что будет смешно. Ты настроен хорошо интеллектуально поржать. И тебе это удаётся, вопросов нет. Несколько раз за фильм всё получается именно так, как надо. Именно то ты получаешь, чего ты от «Ноября» и ждал. Но в промежутках между этим разами на тебя лезет поэтичная кинокартинка, очень сама по себе достойная и профессионально сделанная, но кажущаяся здесь – страшную вещь сейчас скажу – неорганичной.

Нет, всё понятно, у каждого режиссёра есть право любить свой народ, считать его мифологию и этногенез самыми крутыми в мире – и примеров тому не счесть. Упоминавшийся уже Параджанов, тот же самый Кустурица со своими цыганами и прочими боснийцами, филиппинский живой классик Лав Диас. Райнер Сарнет пытается попасть в ту же струю. Местами получается, местами же кажется, что как-то слишком он старается, слишком много красиво развевающихся на ветру тряпочек и светящихся в темноте привидений. С другой стороны, детские, мультипликационные какие-то спецэффекты, используемые при показе общения героев со своими краттями, это что? Специально придуманный приём? Или попытка выкрутиться малыми изобразительными средствами ввиду отсутствия финансов на что-то большее? Если второе, то не получилось. Если первое – то, видимо, я чего-то не понял, хотя посыл вполне приветствую. Юмор, те самые смешные моменты, которых ты подсознательно ожидаешь всё время просмотра – и дожидаешься, что немаловажно – фильм вытягивают, вытягивают довольно легко и, кажется, без усилий. Так что слава кинематографическим богам, что фильм Райнера Сарнета не превратился в пафосную этнографическую поделку, риск чего, как мне кажется, существовал. Спасает, простите, говно. И это тот случай, когда стоит этому порадоваться.     

О чём он говорит, когда он говорит об охоте

О чём он говорит, когда он говорит об охоте

(«Сафари», реж. Ульрих Зайдль Австрия-Дания, 91 мин.)

П.И.Филимонов

Сложно ожидать от Зайдля чего-то, что не было бы неприятным до омерзения. Имея представление о манере этого режиссёра препарировать людей, их патологии и увлечённость этими патологиями, невозможно было поверить, что он снимет фильм про охоту на диких зверей в Африке. Про плохую, пагубную, жестокую и бессмысленную охоту на диких зверей в Африке. Про свежевание трупов этих самых невинно убиенных животных. Хотя довольно сложно представить что-нибудь более омерзительное, чем подробный, пятнадцатиминутный показ свежевания туши зебры. Разве что такой же, или ещё более подробный показ свежевания туши жирафа. Я удивляюсь, что особенно слабонервные зрители не выходили на этих кадрах из кинотеатра. А он, надо сказать, был полон. И нежные хрупкие богемные барышни в свитерах с хомутами бестрепетно смотрели, как из трупа жирафа вытаскивают кишки или как отпиливают жирафью голову. Ещё же надо знать манеру съёмок Зайдля – всё снимается достаточно статично, без особенных операторских изысков, фронтально, как делал бы уверенный в своих силах любитель. В этом есть своя прелесть, разумеется, но выносить всё это могут только не менее уверенные в себе умы и желудки.

И всё-таки, фильм Зайдля не про охоту. Не про то, как неправильно убивать беззащитных животных. Не про то, как это выглядит со стороны. Он, как всегда, про людей. Как и все фильмы Зайдля, про что бы они ни были. Про то, какими Зайдль нас видит. Ничего комплиментарного он нам сказать не готов, даже трепетным барышням в хомутах. Приходится смотреть на себя в зеркало этих немецких бюргеров, сидящих, снова безо всяких изысков, лицами в камеру и просто рассказывающих о том, почему им нравится убивать. Ну да, животных. А есть разница? Про то, какие чувства они при этом испытывают. Про то, какая философия рождается в их головах при подготовке убийства, во время его непосредственного осуществления и после, осмысливая произошедшее. Про то, что они не считают, что какая-либо раса имеет превосходство над какой-либо другой расой, эти же тут же не виноваты, что они уродились чернокожими. Про то, что запрещать убивать животных – мера глупая и непонятная. Про много чего ещё, ничуть не менее глубокомысленно.

Фильмы Зайдля, как мне кажется, обладают терапевтическим эффектом. Все, которые я смотрел. Показывает ли он путешествующую автостопом клиническую идиотку, как в «Собачьей жаре», демонстрирует ли людей, начисто зашибленных религиозной составляющей, как в «Вере» из трилогии, или заставляет смотреть на то, что простые австрийские обыватели творят в своих хорошо оборудованных подвалах. Ещё фильмы Зайдля бесстрастны. И именно этой бесстрастностью, полным отсутствием видимой эмоциональной вовлечённости съёмочной группы в снимаемое безумие они добиваются тем большего эффекта. Невозможно, как мне кажется, посмотреть любой фильм Зайдля и не задуматься при этом. Задуматься о том, зачем на нас вывалили всю эту кровь, все эти кишки, весь этот почти физически ощущаемый с экрана запах свежего трупа. Задуматься о том, кто эти люди, которые говорят нам прямо с экрана, не мигая и не отводя глаз, страшные вещи. Задуматься о том, насколько ты, смотрящий сейчас это всё, от них отличаешься. Ульрих Зайдль в этом смысле умеет манипулировать своим зрителем, и пользуется этим умением налево и направо. Но, пока его изобретательный мозг будет находить новые и новые сюжеты, новые и новые аспекты нашего человеческого безобразия, его всё равно надо смотреть. Чтобы немножко больше о себе понять. А не понять, так хотя бы почувствовать. Потому что насколько фильмы Зайдля безэмоциональны сами по себе, ровно настолько же невозможно удержаться от эмоций при их просмотре.

И всё не так страшно, как я сейчас рассказываю. Если абстрагироваться, если не думать о том, что и ты тоже где-то такой же (какую уступку я сейчас сделал себе этим «где-то»!), а просто смотреть на всех этих охотников, как на весёлых и безумных фриков, то это даже отчасти и смешно. Главное – не забывать, что фильм – не совсем об охоте.