Ордена дружбы народов

Ордена дружбы народов

(«Весёлая семейка», реж. Михаил Погосов, Эстония-Армения, 97 мин.)

П.И.Филимонов

Я не знаю, в чьей голове родилась идея этого проекта, но подозреваю, что обладатель этой головы, в момент рождения, был не совсем в адекватном состоянии. Смотрите, завязка сюжета такова: где-то в Армении есть семья, которая годами и десятилетиями занимается виноделием. Очень это своё вино любит и всячески пытается пробиться с ним на мировой рынок. Пока всё более-менее, без учёта, правда, специфики армянских вин и того известного каждому знатоку этого дела факта, что Армения славна отнюдь не своими винами, а кому коньяком, кому – что важнее – многочисленными дорогими сердцу каждого киноптикутянина фруктовыми настойками бронебойной крепости. Но это ладно, это ничего, тем более, что ситуация с армянским виноделием, без дураков, выправляется.

Дальше. Где-то в Эстонии живёт всемирно известный винный критик и блогер. С этого момента вопросы к голове, сочинившей всё это, крепчают. Этот самый блогер хочет произвести дегустацию того самого армянского вина. Но злодейский винодельческий промоутер с вдвойне злодейской фамилией Канторович (воспроизвожу по памяти, так что могу и ошибиться в подробности фамилии, но не в сути) из своих корыстных (неважно, каких, корыстных!) интересов подменяет вино и даёт знаменитому эстонскому винному блогеру продегустировать какую-то отвратительнейшую мерзость (наверняка, французского или там итальянского разлива). Точнее даже, не совсем самому блогеру. Короче, в результате всего этого блогер пишет на армянское вино разгромную рецензию, и семья виноделов решает отправить в Таллинн своего младшего сына, чтобы он нашёл блогера и заставил его написать опровержение. Младшенький, мечтающий о карьере кинорежиссёра, зачем-то берёт с собой в дорогу сценарий своего неснятого фильма.

И вот дальше из всего этого нагромождения утомлённого, возможно, вином, а скорее всего, тутовкой, мозга, как это ни странно, вырастает довольно смешная комедия про любовь, что движет солнца и светила, про международную дружбу и про смешные национальные особенности. Фиг его знает, как так получилось вообще, но вот эта нелепица в конечном итоге выруливает на нормальное крепко сделанное жанровое кино, которое портит разве что только топорнейший английский (в фильме говорят аж на пяти языках) исполнителя главной мужской роли Армена Арушаняна, но зато, например, украшают красивые ноги (и не только) Саары Кадак и отдельные от сюжета гэги Тиграна Геворкяна и Маттиаса Наана, опять-таки нелепые настолько, что в конечном итоге становятся смешными.

Как-то в «Весёлой семейке», если взять по отдельности, всё получается «ту-мач». Слишком нелепые сценарные ходы, слишком стереотипные персонажи, слишком горячие армянские парни и слишком блондинистые эстонские девушки. Но, видимо, концентрация многих «слишком», залитая в один предновогодний бокал, взболтанная, и, бог уж там с ней, до кучи смешанная, даёт такой странный и забавный результат, что все эти «ту-мач» можно создателям фильма, пожалуй, простить. Да и самоирония авторов кажется здоровой и уместной.

Настораживает концовка, которая прозрачно намекает нам, что это лишь первый фильм в целом цикле искромётных комедий о национальных стереотипах. Если судьба загадочного свёртка с наркотиками всё-таки в самом конце фильма разрешается, то вот за приключениями пропавшего в никуда сценария нам, видимо, ещё предстоит следить. Ну что ж, мы запасёмся тутовкой (всё-таки, я настаиваю) и выдержим.     

Дом-2 по-взрослому

Дом-2 по-взрослому

(«Экстаз», реж. Гаспар Ноэ, Франция-Бельгия-США, 96 мин.)

П.И.Филимонов

Показалось, что Ноэ снял не совсем кино. Понятно, Ноэ никогда было не интересно снимать совсем кино, он всегда экспериментировал с картинкой, с нашими представлениями о дозволенном, с устоявшимися в так называемом обществе табу. Но тут он сделал что-то такое, чему, видимо, как правильно говорили некоторые, придётся подбирать новое название. Это какой-то выход за плоскость киножанра.

Начинается всё с конца, с благодарностей и финальных титров. А затем становится очень похоже на телевизионно смонтированный кастинг к одному из реалити-шоу, если исходить из тематики фильма, что-нибудь типа шоу «Танцы», или как там оно называется. Потом мы видим одну – но какую – сцену из самого этого телешоу, а потом отобранные кастингом молодые люди начинают отдыхать и расслабляться после тяжёлых тренировок – на самом деле, как можно понять, речь идёт не о телешоу, а о отборе в гастролирущую труппу какого-то известного хореографа. Неважно, почти то же самое.

И вот в разгар этой вечеринки собравшиеся в одном замкнутом и обшарпанном пространстве танцоры понимают, что в сангрию, любезно приготовленную им хозяйкой этой – чего там – танцевальной студии? Просто какого-то заброшенного ангара?, короче, хозяйкой хаты – кто-то с непонятными целями подмешал ЛСД.

И вот с этого момента всё начинает ещё больше походить на реалити-шоу. Такое реалити-шоу, которое хотелось бы видеть. Я не знаю, не буду спекулировать, что делал Ноэ с актёрами этого фильма, на самом ли деле они у него жрали ЛСД или просто так хорошо играют. Вся эта обстановка, вся эта ситуация какого-то совершенно обыденного безумия дико напоминает собственный наркотический приход, так что отчасти правы  те критики, которые писали, что фильм Ноэ даст даже тем людям, которые никогда в жизни не пробовали никаких наркотических веществ, достаточно подробное представление о том, что они делают с организмом. Всё, как говорила Алиса, становится с каждой буквально минутой страньше и страньше, но не мило-весело-забавно, как в историях Кэрролла, во всяком случае, в таком виде, как мы к ним привыкли, а с участием дичайшей паники и ощущения невозможности из этого состояния выбраться. Это мы, зрители, точно знаем, что через полтора часа всё это закончится, а тем, которые находятся внутри, кажется, что само время течёт по другим законам. Паника, как в каких-то безумных шахматах, начисто лишённых правил, начинает и выигрывает.

И да. Это очень похоже на страшный конец невнятного обыденного реалити-шоу. И в какой-то момент очень хочется, чтобы настоящие продюсеры настоящих реалити-шоу взяли этот приём на вооружение. Чтобы вот всем этим людям, за самыми обыденными похождениями которых другие люди почему-то пристально следят неделями, месяцами, а то и годами, вдруг под конец объявлялся судьбой, богами и генеральным продюсером, какой-нибудь бешеный ад и израиль, чтобы на них распыляли психотропы, не спросясь, кормили псилоцибинами, вытаскивали бы из них звериную сущность человека всеми возможными (без членовредительств) способами. Потому что тогда будет какой-то смысл их смотреть. И у гораздо меньшего количества народа останется желание добровольно туда влезать.    

Хотели как лучше

Хотели как лучше

(«Рождество Эйи на хуторе «Бородатая неясыть», Эстония, реж. Ану Аун, 90 мин.)

П.И.Филимонов

Кинематографисты страны выпустили очередной образец жанрового кино, за что им, конечно, с одной стороны, спасибо. Не верю, что это первый образчик семейного рождественского фильма эстонского производства, наверняка, подобное бывало и раньше. п Но после принятия нами судьбоносного решения отсматривать, по возможности, все отечественные фильмы это первый подобный опыт.

Ану Аун собиралась снять милую семейную историю о приключениях девочки-школьницы и её взрослых друзей и родственников, где было бы немножко комедии, немножко любовной истории, немножко приключений – обычные ингредиенты, из которых традиционно лепятся немудрёные, но добротные рождественские фильмы. Но что-то пошло не так. Выражаясь спортивным жаргоном, Ану Аун недокрутила. Недокрутила везде. Там, где должно быть смешно, не смешно. Ты понимаешь, что вот в этом месте зритель должен по-доброму заливисто рассмеяться или хотя бы улыбнуться. Но не улыбаешься. Там, где должна быть любовная интрига, её тоже с самого начала нет. Единственное, на что можно делать ставки – это поцелуются в конце концов персонажи Лийс Лемсалу и одного из братьев Пиусов или нет – всё-таки фильм почти детский. Целуются, и ещё как. Там, где должна быть драма, тоже как-то всё чуть-чуть слишком просто открывается. Сценаристы не были слишком большими затейниками, в такого рода историях ещё классик рождественской патоки Чарльз Диккенс всё-таки приучил нас к немного большей закрученности сюжета.

Девочка Эйя почти случайно оказывается под Рождество на далёком хуторе со странным названием «Бородатая неясыть» в гостях у человека, который поначалу вроде бы не имеет к ней никакого отношения – но потом эта часть сюжета поворачивается ожиданной, и потому немного неуклюжей стороной. Лесу вокруг хутора грозит вырубка, и единственное, что может спасти ситуацию – это если герои обнаружат гнездо той самой неясыти, которая когда-то обитала в этих краях, а ныне улетела куда-то на дальние рубежи. Потому что тогда ареал обитания редкой птицы возьмут под охрану, и вырубку леса там запретят. Как вы думаете, получается у них это? Интрига невероятной силы.

К самым неуклюжим моментам фильма я бы отнёс пламенные речи нового друга Эйи, мальчика с того же хутора, который прямо шпарит наизусть статьями то ли из википедии, то ли аж из самого Брема или там Бернгарда я не знаю Гржимека – о повадках неясыти и её ценности для человечества. Прямо вот языком энциклопедии, ничтоже сумняшеся. Во время обеда прямо поднимается такой эмоциональный мальчик и начинает что-то вроде того, что «Бородатая неясыть – самая редкая птица в Эстонии. Последний экземпляр был замечен в живой природе 24 августа 1926 года» - за точность цитаты я не ручаюсь, точнее, ручаюсь, что она не точна, но суть вы поняли.

К немногим удачам фильма можно отнести, во-первых, работу Юхана Ульфсака в роли плохого парня, собственно, и стремящегося из корыстных соображений лес вырубить. А в-главных – чудесную работу оператора, который настолько хорошо снял природу и диких животных в ней, насколько это вообще  возможно. В общем, животные, по большому счёту, и спасают этот фильм. И даже когда тот же мальчик начинает пересказывать Эйе строение и повадки поползня, тусящего тут же, неподалёку, на ветке, это уже не слишком задевает – где и когда ты ещё увидишь натурального живого поползня? В общем, вам, юннаты!

Стереотип в глазах смотрящего

(«Дикая груша», реж. Нури Бильге Джейлан, Турция-Македония-Франция-Германия-Босния и Герцеговина-Болгария-Швеция, 188 мин.)

П.И.Филимонов 

При просмотре этого фильма в какой-то момент ловишь себя на мысли, что в любой ситуации, когда турецкие деятели нарративного искусства пытаются поговорить о серьёзном, о месте человека в обществе, о взаимоотношениях с семьёй, о поисках предназначения и так далее, на выходе получается неизменный Памук. Впрочем, я думаю, что это изгибы литературоцентричного сознания, и, может быть, тот самый отрицательный эффект от переизбытка информации на определённую тему.

А так да, сценарий к этому фильму вполне мог бы написать Орхан Памук. Но не написал. Есть что-то общее не столько в коллизиях – они достаточно универсальны для подобного рода произведений вообще, независимо от страны происхождения (ну, или, скажем, в Европе они универсальны), сколько в трактовке образа главного героя. Молодой турецкий интеллектуал Синан после окончания университета возвращается в родной город Чанаккале (что важно, это тот регион, где когда-то находилась прославленная и многострадальная Троя) и пытается устроиться во взрослой жизни. Ну, а чем ещё заниматься молодому интеллектуалу, как не написать роман, который потрясёт основы, который покажет всем, кто чего стоит, и который наконец-то объяснит бестолковым родителям и друзьям, как жить? Особенно отцу, погрязшему в лудомании, спускающему на это большую часть семейного бюджета, ворующего деньги у родных детей, крайне неприятному типу, противоборство с которым занимает значительную часть времени в жизни Синана.

Памукианство вылезает какими-то неожиданными боковыми линиями характера главного героя. Как-то он всё равно не так страдает, как страдал бы на его месте аналогичный «лишний» человек из любой другой европейской страны. Как-то всё равно Синан кажется более поверхностным и менее серьёзным, как-то всё время в поле зрительского восприятия присутствуют ограничения, налагаемые исламом, поэтому некоторые поступки неприкаянного турецкого интеллектуала кажутся какими-то слегка нелепыми что ли. Что может быть в такой ситуации естественнее, чем забухать, топя своё ощущение ни к чему в этом мире  неприложимости в дешёвом алкоголе и компульсивно-агрессивном отношении к внешним раздражителям? А Синан сделать это не может, он, правда, пьёт турецкий чай из стаканчика-армуду, как иной пил бы коньяк, но это максимум того, что он может себе позволить. В какой-то момент кажется, что он может хотя бы уподобиться какому-нибудь новому Печорину и уйти в разврат, но и тут исламская культура накладывает свои ограничения и приходится (во всяком случае, в кадре) ограничиться одним достаточно целомудренным поцелуем (правда снятым с такой страстью, с какой редко снимают и самое забористое порно).

А в остальном всё почти то же, что и у всех. Безысходность в отношениях с людьми, захиревший некогда исторически величественный регион, безденежье, безлюбье, безрыбье. Книгу Синан, в конечном счёте, пишет, но, в полном соответствии с законами жанра, читателей у его книги оказывается ровно один. Самый неожиданный.

Такую литературу писали русские классики. Такое кино на позднем этапе существования Советского Союза снимал, например, Роман Балаян. Когда вроде бы в видимом поле у героя всё если не хорошо, то хотя бы нормально, и чего он, бедный, страдает и ввязывается в буквальные и переносные драки, зрителю понять иногда трудно. Но в общем, фильм идёт три часа, и примерно в конце первого где-то внутри поселяется  странное чувство сопричастности и понимания всей этой невыразимой неустроенности. Планы длинные и сверхдлинные, диалоги длятся вечность, музыка тревожна и безнадёжна. Но ты смотришь и получаешь очень своеобразное грустное удовольствие до самого открытого финала, которым, надо сказать, режиссёр смог удивить.  И Синана жалко, и себя жалко, и всех жалко.

Эстонские скалолазы

(«Право на счастье», реж. Тоомас Кирсс, Эстония, 95 мин.)

П.И.Филимонов

Отечественные кинематографисты сорвались с цепи и как-то ставят перед нами всё менее и менее выполнимые задачи. Ещё пару лет назад казалось, что наш милый, ламповый и уютный кинематограф вполне реально обозреть прямо весь, не особенно напрягаясь. Потом они стали выпускать по фильму в месяц. Мы поскрипели, напряглись, но флот не опозорили. Через два дня на наших экранах одновременно будет идти три эстонских фильма, а четвёртый добавится к ним в самом конце месяца. Хотелось бы сказать, что нас это не страшит, и мы всё равно справимся, но увы, не факт.

Тем более, если они продолжат тенденцию. Понятно, что кино бывает самым разным, в том числе и предельно простым и предельно понятным для всех без исключения слоёв общества, тем более что создатели честно предупреждают о своём сериальном прошлом и настоящем. Но всё-таки как-то есть какие-то пределы. Сделано всё качественно, красивая картинка, узнаваемые места и знакомые физиономии актёров – так-то для лёгкой послеполуденной дрёмы в специально оборудованном помещении ничего, может, больше и не надо. И всё-таки я не до конца понимаю, зачем показывать не слишком крупнобюджетные сериалы на большом экране, да ещё и заканчивать их таким чудовищным клиффхенгером, что многократно помянутые разнообразными знакомыми в этой связи «Преступления Гриндевальда», которых я пока не смотрел, нервно курят в сторонке.

Итак, простая повариха, работающая в гимназии Палдиски (выбор места действия ничем не объясняется. Возможно, палдиская горуправа дала на кино денег, или Alexela дала их же на продакт-плейсмент) выигрывает в лотерею десять миллионов евро. Это завязка. Дальше вы всё можете вывести сами. Конечно, её жизнь больше никогда не будет прежней. Конечно, её взаимоотношения с родственниками, подругами, начальством и бывшим мужем меняются радикальным образом. Конечно, ей этих денег нафиг не надо (расскажите мне об этом, ага), но вокруг неё начинает роиться целая стайка явных или скрытых корыстолюбцев. И так далее, и тому подобное. Поскольку смотреть этот фильм вы всё равно не будете, расскажу, чем кончилось дело, и что, некоторым образом, является главной фишкой этого фильма наряду с появлением в нём небезызвестной Геттер Яани в роли одной из дочерей главгероини (которую, если это важно, играет Эва Пюсса).  Так вот, в конце, когда измученная нарзаном и попрошайками повариха Марге (всё поварское искусство которой, кстати говоря, на протяжении фильма заключается в умении варить картошку) уже решает было отказаться от своих миллионов, лишь бы её оставили в покое, мудрый и слегка загадочный банкир (Андрес Двинянинов) даёт ей совет. Совет этот, по его словам, должен помочь ей вернуть её прежнюю жизнь, не расставаясь с деньгами. Марге инициирует большое интервью скандальной журналистке, где рассказывает ей о чём-то сенсационном. И только ты чуть-чуть выходишь из сомнамбулического состояния, дабы не пропустить единственной хоть как-то скрученной сюжетной коллизии этой кинокартины – как фильм заканчивается. Надо полагать, Танос, то есть, извините, Марге, к нам ещё вернётся.    

На дне без семьи

На дне без семьи

(«Магазинные воришки», реж. Хироказу Корээда, Япония, 121 мин.)

П.И.Филимонов

Текущий обладатель Золотой пальмовой ветви, что делает его, некоторым образом, обязательным к просмотру для любителей быть в курсе тенденций киноиндустрии, этот фильм японского режиссёра Хироказу Корээды – он очень о разном. Мессидж, заложенный автором фильма, можно считать с очень разных уровней и на очень разные темы. Можно сказать, что это кино гуманистическое, оно - про то, что настоящая семья – это не та, где ты родился, и даже не та, которая тебя до определённого момента воспитывала, а прежде всего та, которой есть до тебя дело. Что какими бы порочными ни были люди в своих мелких повседневных грехах, есть что-то что их (нас) теоретически должно объединять – та самая эмпатия, та самая забота друг о друге и так далее.  С другой стороны, что мы видим на экране большую часть времени? Мы видим семью мошенников и мелких воришек, в которой, так или иначе, отъёмом денег у населения и некрупными кражами из магазинов занимаются все. Включая маленькую Юри, которую глава семьи попросту подбирает на улице, с одной стороны вроде бы как проявляя сострадание к замёрзшему и проголодавшемуся ребёнку, а с другой – очень скоро выясняется, что у Юри вполне себе есть собственная семья, в которую новоиспечённые самопровозглашённые опекуны вовсе не спешат её возвращать, таким образом моментально превращая акт милосердия в похищение ребёнка.

И вот как-то в этом фильме оно всё так. Зыбко, неясно, именно в морально-этическом смысле. Корээда как будто специально задаётся целью показать зрителю, что на любую ситуацию можно посмотреть под диаметрально противоположными углами. С одной стороны, маленький Шота, безусловно, привязывается к своим странным приёмным родителям, с другой стороны, ни к чему хорошему это его не приводит. С одной стороны, эту конгломерацию людей вполне можно назвать семьёй, настолько они вроде бы близки и полны участия и заботы по отношению друг к другу, с другой стороны, всё оказывается основано на вранье и насилии.

При этом конец фильма достаточно однозначно даёт нам понять, что, например, конкретно Юри в её настоящей семье, по всей видимости, придётся ещё хуже. Так что при всей порочности того фальшивого образования, в котором она провела три четверти фильма, снова всё не очевидно.

Наверное, универсальным подтекстом этого залезающего под кожу фильма (в том смысле, что. я бы сказал, послевкусие от него сильнее, чем само экранное впечатление) можно признать банальную фразу о том, что в мире нет однозначно белого и однозначно чёрного. Просто Корээда смотрит снизу, смотрит с изнанки, смотрит как раз с чёрной стороны. Ну и немного социалочки в «Магазинных воришках» тоже присутствует, но здесь она выглядит на редкость оправданной, собственно, видимо, там есть ещё какие-то десятые оттенки, которых человек, не знакомый с устройством современного общества, видимо, просто не поймёт. Например, историю с подпольными похоронами бабушки – это, конечно, выглядит диковато, но с фига ли это уголовно наказуемо? В общем, два мира, две судьбы, как говорили политические обозреватели иных времён. И ни один из них не лучше и не хуже, не правдивее и не лживее, не гуманнее и не бесчеловечнее другого.   

Омон Ра лайт

Омон Ра лайт

(«Лайко: цыган в космосе», реж. Балаж Ленгиел, Венгрия-Россия, 90 мин.)

Как обычно, из всей обширной и неохватной программы Пёффа, я выбрал три (иногда четыре, иногда пять, три – минимум) картины достаточно рандомным способом и пишу здесь о той, которая, пожалуй, оставила наибольшее впечатление. Всё время, пока длится венгерская комедия про цыгана Лайоша Шербана, чьё уменьшительно-ласкательное имя Лайко, и кто на самом деле, а никакая вовсе даже не собака, стал первым живым организмом, вернувшимся с орбиты, меня не покидало лёгкое чувство дежавю и то, что сейчас в интернетах называют желанием ванговать. Фильм Балажа Ленгиела очень напоминает запрещённую недавно в России «Смерть Сталина», но, что ли, в более дистиллированном виде. Если у фильма «Смерть Сталина» есть какая-то историческая подоплёка, история, рассказанная там практически совпадает с тем, что, по мнению исследователей эпохи, происходило в действительности, немного утрированы характеры и некоторые второстепенные моменты (хотя расстрел Берии, конечно, сложно причислить к таковым, но в целом сам факт расстрела имел место, пусть не там, не так и не тогда, так что и здесь я не ввожу вас в заблуждение), то под историей о Лайко не лежит ничего. Ничего, кроме буйной фантазии авторов, желания и возможности продемонстрировать, что даже общеизвестные, казалось бы, исторические факты можно взять и вывернуть на такую изнанку, что мало не покажется, а покажется весело, задорно и как-то в положительном смысле безбашенно. 

Короче, что хотят нам рассказать авторы фильма, покушающиеся на гораздо большую святыню для патриотов-почвенников, чем авторы «Смерти Сталина»? По пунктам. Гагарин не был первым человеком в космосе. Для того, чтобы Юрка, как его только и называет в фильме куратор космического проекта Леонид Ильич Брежнев, полетел и успешно вернулся, нужны были предварительные испытания на других людях. С вероятным летальным исходом. Поэтому, чтобы расходный материал было не жалко, перед Гагариным (дико смешным в этом кино) в космос отправляют всякий сброд из стран победившего социализма – венгерских цыган, недобитых восточногерманских нацистов, монгольских буддистов, эстонских диссидентов. Уже упоминавшийся Леонид Брежнев – гей, который вводит в обиход свой знаменитый поцелуй взасос как раз с целью «спрятать дерево в лесу», как учила нас коммунистическая партия и лично товарищ Гилберт Кит Честертон. Ну и так далее. Балаж Ленгиел не щадит совсем никого, достаётся, как вы уже поняли, даже братьям-эстонцам, чей борец за независимость – один из эпизодических, но комичных персонажей фильма. Достаётся и венгерским революционерам 1956 года, в общем, святого для создателей фильма нет поистине ничего. Даже белобрысый мальчик Володя в гэбистской форме, которого зачем-то таскают на все испытания и перед которым обычно ставится большая бутылка водки, хоть и не назван по фамилии, но узнаваем.

И это однозначно хорошо. В отличие от мэтра Никиты Михалкова, высказавшего в недавнем интервью Юрию Дудю крайне странную мысль, что великая нация только та, у которой есть святые вещи, над которыми нельзя смеяться, мы придерживаемся строго противоположного мнения сразу по двум пунктам. Во-первых, смеяться и глумиться можно абсолютно надо всем и над всеми. Во-вторых, любая нация по дефолту и велика, и мелка одновременно.

Но вдаваться в онтологические полемики мы тут не будем, а скажем только, что чистая сатирическая комедия о венгерско-цыганском космонавте Лайоше Шербане местами запрыгивает в фарс, местами в кустурицеанского плана фантасмагорию, местами даже в драму, не переставая при этом оставаться тем, чем, как мне кажется, его и снимали авторы. Русский перевод этого выражения прозвучал бы двусмысленно, поэтому назовём его на языке оригинала. Получился такой tongue-in-cheek фильм. Есть вероятность, что известно где его запретят.  

Фарух Булсара и дети

Фарух Булсара и дети

(«Богемская рапсодия», реж. Брайан Сингер, Великобритания-США, 134 мин.)

П.И. Филимонов

Брайан Сингер снял фильм для меня и даже, отчасти, про меня. Притом не для меня нынешнего, умудрённого хрен знает чем и не верящего почти ни во что, а меньше всего – в романтическое искусство, в идеалы рока, в настоящую мужскую дружбу и в сбычу мечт, а для меня такого, каким я был лет двадцать пять или даже тридцать назад, когда я на видеомагнитофоне, делавшим меня некоторое время предметом вожделения одноклассников в смысле подружиться и посетить, смотрел фильм «Горец» с Кристофером Ламбертом и находил там место для всего вышеперечисленного, в том числе и под песню Queen “Who Wants to Live Forever”.

В общем, знаете, действительно неважно, что исполнитель главной роли Рами Малек совершенно не похож на Фредди Меркури. Совершенно неважно, что, если говорить о творчестве группы Queen всерьёз и в нормальной провокативной манере, на самом деле никак не обойти стороной тему, как бы это выразиться, гей-парадного поведения фронтмена, хотя в фильме есть краткий, но очень элегантный намёк на этот интересный с полемической точки зрения вопрос, когда, кажется, Брайан Мей говорит Фредди о том, что тот местами путает Queen и Village People – и ведь это, по факту, так, да и само новое название группы, предложенное Фредди, совершенно точно содержит гей-коннотации. Важно как раз то, что тридцать лет назад об этом вообще не думалось, да и сейчас думать об этом не хочется. История группы Queen, довольно незатейливо рассказанная нам Брайаном Сингером, она не про это, она не про личностные терзания одинокого во всех смыслах слова мальчика-парса с претензиями на драг-квиновость в безжалостном мире западного прагматизма и англиканской сдержанности. Фильм «Богемская рапсодия» - он в меньшей степени про группу, хотя с этой точки зрения, надо сказать, фильм выстроен безупречно, каждый из четырёх членов Queen наделён своим чётко прослеживающимся характером и набором отдельных признаков, что отдалённо напоминает советских «Трёх мушкетёров», в которых без блистательного подыгрыша Смехова, Смирнитского и Старыгина обаяние молодого Боярского могло бы и потеряться, и сойти на нет, завязнуть в несуществующих французских болотах. Здесь точно так же, как было и в период их активной карьеры. Фредди – впереди, на авансцене, со сломанной микрофонной стойкой, с которой он выделывает провокационные па, но чего без Брайана, Джона и Роджера, крепко прикрывающих тылы, это была бы совсем другая история. В том числе и с кинематографической точки зрения.

В большей степени этот фильм, конечно, про музыку. При всём моём бесконечном уважении ко всем остальным, в мире есть примерно всего три-четыре группы, которые никогда не устаревают. Да, будет музыка во много раз сложнее и насыщеннее, будет музыка, совершеннее в художественном каком-то смысле, я уж не говорю про тексты. Но вот смотрите – Дэнни Бойл вставляет «Радио Га-Га» во второй «Трэйнспоттинг», и получается, чёрт побери, мощно. И таких примеров не один и не два. Концерт «Лайв Эйд» состоялся уже, получается, 33 года назад – и что? И выступление именно Queen на нём официально признано музыкальными критиками лучшим на данный момент лайв-выступлением за всю историю популярной музыки. И не надо быть режиссёром семи пядей во лбу, чтобы передать этот драйв, эту энергию и эту легендарность.

Фильм получился чуть-чуть слишком иллюстративным, чуть-чуть слишком плакатным, но, блин, какая мне разница, если благодаря ему я вернулся на тридцать лет назад и пережил примерно те же эмоции, которые переживал по поводу этой музыки тогда, да ещё и приправленные здоровой порцией ностальгии. Возможно вывести тринадцатилетнего подростка из музыки Queen, но невозможно вывести музыку Queen из тринадцатилетнего подростка. Даже если годами её не слушать. Что и доказал мне Брайан Сингер.

    

Относительность понятия дружбы

(«Догман», реж. Маттео Гарроне, Италия-франция, 102 мин.)

П.И.Филимонов

Когда я выходил с сеанса, сидевшая впереди меня русская женщина резюмировала суть увиденного в разговоре с мужем:

- Конечно, жил среди зверей, вот сам зверем и стал.

И эта трактовка фильма Маттео Гарроне «Догман» имеет полное право на существование. Другое дело, что звери, упоминаемые кинозрительницей – это исключительно собаки разных пород, о которых заботится главный герой Марчелло, в остальном лишённый каких-либо отличительных признаков. Любит собак, любит дочь, играет в футбол, безобидный и нелепый – вот что можно сказать об этом персонаже по итогам первой половины, даже двух третей этого фильма. Собаки – это не просто его страсть, он сумел сделать из хобби профессию, открыв отель для собак, чьи хозяева сдают их ему на содержание на время отъезда. И тот факт, что человек сумел извлечь из своего увлечения пользу и неким, пусть не очень прям блестящим способом, но всё-таки его монетизировать, уже должен бы заставить его так называемого друга-приятеля Симоне задуматься. Марчелло может быть каким угодно безответным и невзрачным, но в некоторой сообразительности ему, как ни крути, не откажешь.

Но куда там. Когда вы увидите Симоне, вы поймёте, что задумываться этот человек не слишком привык. К несомненным плюсам фильма Гарроне следует отнести подбор – нет, не актёров даже, фактуры. Именно разительный контраст между двумя главными героями делает эту притчу наглядной.

Потому что это кино, ничего не могу поделать, воспринимается как притча. Не в библейском смысле этого слова, что говорит исключительно в её пользу. Притча – в смысле назидательного рассказа с не до конца предсказуемой развязкой, который должен что-то символизировать и обозначать что-то такое, что впрямую из его содержания не следует. И не всегда понятно, что именно. Возможно, кстати, что кинозрительница с мужем и права, и Гарроне именно хотел сказать нам какую-нибудь очень простую истину вроде «С волками жить – по-волчьи выть», допускаю. Но не хотелось бы в это верить.

Потому что мне показалось, что это в некотором роде фильм о дружбе и недружбе. Была когда-то такая повесть у любимых писателей носителей растянутых свитеров и никому не известных бардовских песен – братьев Стругацких. Хорошие писатели, я ничего не хочу сказать, иногда немножко пафосные, но кто из нас не, в конце-то концов. Так вот, Гарроне рассматривает эту тему в несколько ином контексте. Достаточно интересном для того, чтобы над ним поразмышлять. Где проходит грань того, на что человек добровольно идёт ради дружбы? Где тот предел жертвы, которую мы готовы принести ради зачастую ничем, кроме совместно проводимого свободного времени, не связанного с нами человека? И чего мы вправе – и вправе ли – ожидать от него взамен? Что, в конце концов, перевешивает: дружба, понятие лояльности, понятие «своих», принадлежность к группе – или представление человека о справедливости?

Конечно, пример, приводимый Гарроне, по-своему очень прост. Все высказанные выше вопросы носят у него чисто утилитарный характер, персонаж Марчелло Форте борется за свои личные права и за своё личное достоинство, он не обуреваем абстрактными соображениями этического порядка, разве что в конце, в самом конце фильма, что-то всё-таки ломается в нём, что-то всё-таки не укладывается в заданные обстоятельствами простые рамки.

Можно, впрочем, сказать и так, что нашими настоящими друзьями, как было уже неоднократно замечено, являются собаки, а никакие вовсе не люди. И это тоже будет одной из возможных интерпретаций этой притчи. Многозначной, стало быть, притчи. Оставляющей поле для толкований. А чего ещё нам надо?

Истории, которые мы так любим

(«Михкель», реж. Ари Алесандер Магнуссон, Исландия-Норвегия-Эстония, 100 мин.)

П.И.Филимонов

Несколько лет назад мы с друзьями шутили о том, что хотим написать книгу. Книга должна была называться «Истории, которые мы так любим» и состоять из нескольких десятков историй, основанных на реальных событиях, произошедших лично с нами или с нашими знакомыми и после послуживших пищей для пересказывания друг другу. Было время, когда мы очень любили рассказывать друг другу такие истории. Потом подостыли, развлечение это, как и всё на свете рано или поздно, утратило свою новизну. История должна была содержать в себе значительное вступление, какую-то интригу, и содержать неожиданную для слушателя развязку. При этом быть достаточно короткой и предваряться фразой «Хочешь, я расскажу тебе историю из числа тех, которые мы так любим?»

Приведу пару примеров. Вот классический: «Мой приятель коллекционирует пробки от пивных бутылок. И вот я иду вчера по улице, и вижу - пробка впереди блестит. Я думаю, подойду, подниму, кажется, она иностранная, у него, может быть, такой нет, я ему подарю, он обрадуется. Подошёл, поднял, посмотрел, нет, не иностранная, обычный Алекок». Или вот ещё одна: «Лежу я на пляже и  загораю. А рядом стоит бутылка с водой, и прибой начинается. Я думаю, надо бы встать и передвинуть бутылку, а то прибоем унесёт. Но вставать было лень. Продолжил лежать. Унесло».

Всё это было несколько лет назад, но когда я смотрел исландско-эстонский фильм «Михкель», всё снова очень хорошо вспомнилось. Сценарная основа исландско-эстонского художественного фильма «Михкель» представляет собой примерно такую же историю из реальной жизни, никак не обработанную или, ну ладно, откуда я могу знать, возможно, обработанную, но никак не продолженную, никак не улучшенную, никак не закрученную. Просто основано на реальных событиях. Я как-то всё время думал, что «основано» - это значит именно что основано, что затем сценаристы и режиссёры берут эту основу, добавляют в неё характеров, психологии, возможно, каких-то поворотов сюжета, и получается у них на выходе крепко сколоченный криминальный фильм, в каковом жанре и пытался работать режиссёр фильма Ари Александер Магнуссон. Но зачем заморачиваться, история и в чистом виде довольно занимательна, казалось бы. Есть одно маленькое но. Она занимательна в качестве пятиминутного устно рассказанного курьёза. Взял эстонский чувак и поехал в Исландию перевозить в себе капсулы с наркотиками. А потом что-то пошло не так, и он не сумел эти капсулы из себя, простите, извлечь естественным путём. И умер от кишечной непроходимости.

И это я не спойлерю. Я только что сэкономил вам сто минут вашей жизни. Я рассказал вам весь сюжет фильма «Михкель». Весь целиком. Полностью. За исключением, может быть, маленьких флэшбеков в детство главных героев, которые в фильме, на самом деле, никакой полезной нагрузки не несут. Ну и не упомянул о возлюбленной Михкеля, красивой девушке в исполнении Майкен Шмидт, что делает эту красоту нисколько не удивительной. Девушка, впрочем, тоже, по сути, не нужна в фильме ни для чего. Функция её исключительно вспомогательная, она служит подпоркой для некоторых сюжетных не то что даже ходов, а как бы это выразиться, сцепок, чтобы герою было с кем разговаривать и было кому рассказывать о своих злоключениях.

Мы, когда рассказывали эти истории, хотя бы понимали всю их ценность для мирового разговорного жанра и не пытались драматизировать их диалогами или растягивать на сто минут. Ари Александер Магнуссон попытался. Имел право, конечно. Но в следующий раз, когда он предложит мне показать одну из тех историй, которые мы так любим, я не поведусь. Пусть рассказывает, как все нормальные пацаны, укладывается в сорок секунд и не тратит моё время. 

Земную жизнь пройдя до половины

Земную жизнь пройдя до половины

(“Дом, который построил Джек”, реж. Ларс фон Триер, Дания-Франция-Германия-Швеция, 155 мин.)

Некоторые в этой ситуации оказываются, как известно, в сумрачных лесах. Точнее говоря, в сумрачных лесах оказываются в этот период времени практически все, просто выходят из этого леса по-разному. Иным, как пела группа “Ундервуд”, так и вообще из этого леса не выйти. К из числу так или иначе принадлежит и герой нового фильма Ларса фон Триера “Дом, который построил Джек”. И методы его попытoк выхода из этого леса, скажем, достаточно специфичны. Джек, до этого, по всей видимости, добропорядочный и ничем не примечательный инженер со склонностью к архитектурной, как представляется, графомании, страдающий компульсивно-oбсессивным расстройством, волею судеб переквалифицируется в изобретательного и не лишённого некоего лоска серийного убийцу. И это начинает оказывать на него терапевтический эффект, его личностное расстройство, которое существенно затрудняет ему жизнь, начинает постепенно отступать. 

Убивает Джек всё изощрённее и изощрённее, там есть моменты, когда даже циничный подготовленный зритель в зале (мне просто кажется, что крайне сложно оказаться в десятом часу вечера в кинотеатре “Артис” на фильме фон Триера случайно) с непонятной интонацией говорит “иссанд” и стремится отвенуться от экрана. И с каждым новым убийством - а всего в фильме показывается пять так называемых “инцидентов”, что совсем, впрочем, не означает, что убитых окажется тоже пять - не на того нарвались - становится всё яснее и яснее, что движется Джек в сторону чего-то поистине запредельного, чего-то непередаваемого, чего-то решительно невозможного.

Короче говоря, фон Триер опять нас исследует. Нас, себя, своих персонажей. Oн производит на наших глазах глубокое погружение в тему смерти, даже нет, не смерти, как бы это понейтральнее выразиться, в тему искусства насильственного лишения человека жизни. Потому что герой Мэтта Диллона относится к этому своему новому, эээ, хобби, как к искусству и пытается совершенствоваться в этом непростом ремесле.

О Мэтте Диллоне в этом кино хотелось бы сказать отдельно вот что. Человек играет совершенно невменяемого серийного убийцу, не способного уже почти ни на какие нормальные человеческие чувства, и делает это так, что ты ему не только сочувствуешь - это, в конце концов, нормальное явление для фильмов подобного жанра - ты как-то даже находишь в этих эпизодах что-то комическое, ты почти однозначно занимаешь его позицию, ты - за него в его общении с его жертвами - и, видимо, это часть замысла фон Триера - не можешь в какой-то момент не начать отождествлять себа с героем Мэтта Диллона - повторюсь для закрепления - совершенно безумным серийным убийцей без сожалений и раскаяния.

А потом в фильме наступает эпилог. Вызывающий два странных ощущения. Сначала это радостное хихикание от осознания того, что ты раньше, чем режиссёр официально это тебе раскрыл, вычислил, с кем это Джек ведёт длиннные задушевные разговоры. А потом - самое странное чувство этого фильма. Вот как будто ты такой не любишь никакой назидательности, считаешь, что в фильме, вроде этого, снятом в жанре экстремального исследования, не должно быть никаких моралей или притчевых посылок. И вот вроде бы фон Триер именно эту самую посылку в конец и прикрутил. Но это, как сейчас модно говорить, не точно. Потому что, может быть, это и не мораль никакая вовсе, а что-то другое. А что тогда? Буквально именно то, что мы видим? (Здесь спойлерить не буду, потому что, это, очевидно, центральный эпизод фильма). Не исключено. Метафорическое заключение джековой жизни? Ироничное подмигивание нам, самопровозглашённым интеллектуалам, считывающим тайные смыслы там, где их нет? Считающим, что понимаем, что нам хочет сказать один из самых крупных кинохудожников современности? 

В любом случае, Ларс фон Триер, как он это умеет, делает это с нами снова. Как в “Антихристе”. Как в “Меланхолии”. Как в “Идиотах”. Только, как мне кажется, ещё более сильнодействующими средствами. 

Потому что наверное да. Наверное, если на человека не действуют слова, его всё-таки полезно ёбнуть чем-нибудь по голове.        

   

Смерть замечательных людей

Смерть замечательных людей («Уитни», реж. Кевин Макдональд, Великобритания-США, 120 мин.)

П.И.Филимонов

Что мы знаем о наших кумирах? Хорошо, не будем начинать сразу же с обобщений. Что мы знаем конкретно о Уитни Хьюстон? Что знал о Уитни Хьюстон я, человек, никогда особенно от её творчества не фанатевший, но признававший величину феномена? А вот что: красивая чернокожая певица, пела-пела, спела „I will always love you“, а потом умерла в довольно раннем возрасте от какой-то мутной истории. Другими словами, до просмотра документального фильма Кевина Макдональда я не знал о Уитни Хьюстон ничего. Понятное дело, это всё потому, что и не интересовался, уж кем-кем, а настоящими кумирами, деятелями искусства, на самом деле оказывающими на нас влияние, мы всё-таки интересуемся. И не сказать, что после документального фильма о жизни, наркозависимости и смерти Уитни Хьюстон я стал её больше любить как певицу. Нет. Всё то же уважение к феномену. Но теперь ничего не поделать – её творчество навсегда будет у меня вписываться в контекст. Это как в школе на уроках литературы, извините за, быть может, притянутое за уши сравнение. Моя учительница литературы, в личность которой я не буду сейчас углубляться, настаивала на том, что для того, чтобы проникнуть в суть произведений того или иного автора, остро необходимо знать обстоятельства его жизни – среда, культурный контекст – хотя этого слова она не употребляла – и так далее. Внутреннее несогласие с её словами поднималось в моём юном смешном организме уже тогда, а спустя какое-то время сильно после школы я осознал, что ведь это совершенно не имеет никакого значения. Если текст для тебя важен, если он воздействует на тебя, если он заставляет тебя думать ли, сопереживать ли, то какая разница, кто, когда и в каком состоянии организма и финансов его создал. Текст первичен, личность автора вторична. То же и с музыкой.

И всё же у опытной пожилой женщины, как показывает время, тоже была своя правда. И, как ни странно, документальный фильм «Уитни» является тому подтверждением. В случае, если мы имеем дело с поп-культурой, с произведениями повседневного употребления, не претендующими на высоколобость, на высокоинтеллектуальность или там на звучание в веках – пожалуй, соглашусь, начинает играть роль контекст. Даже если вы ничего не знали о жизни и смерти Уитни Хьюстон, а просто наслаждались её песнями либо тогда, либо, вдруг, сейчас, после просмотра этого фильма вы посмотрите в том числе и на музыку под другим углом. Слушая последний альбом музыканта, про которого ты знаешь, что этот альбом стал для него реально физически последним, невозможно не учитывать это в своих оценках. Никак невозможно. Все мы любим эти пляски вокруг смерти знаменитостей. Вероятно, это как-то примиряет нас с осознанием того вопиющего факта, что не мы оказались на их месте, в смысле, при жизни, там, на гребне волны, мы, у которых были к этому все предпосылки.

В этой связи можно задуматься о том, а для чего нужно такое кино, скроенное, как мне представляется, по примерно одинаковому шаблону – родился, прославился, не справился, подсел и умер (периодически туда для полноты картины добавляются ещё последствия сексуальных домогательств, которые, даже если они и правда были, выглядят совсем слегка, но всё-таки перебором, как бы – мало вам, так вот, нате, окончательно вас добьём)? А какая разница, зачем. Скорее всего, подобные фильмы – всеми понимаемый самый последний шанс срубить бабла на имени человека, на котором рубили бабло всю его сознательную жизнь. И нельзя никого за это осуждать. Мы же смотрим, всё равно смотрим и будем смотреть, кто испытывая неподдельную жалость, а кто и со злорадной задней мыслью о том, что никакая известность или популярность не спасает. Как говорится, ритм-энд-блюз мёртв, но мы-то - ещё нет. И для нас второй факт намного важнее и отраднее.    

По накатанной

По накатанной («Загадка Яана Ниманда», реж. Каур Кокк, Эстония, 105 мин.)

П.И.Филимонов

Помните, мы несколько раз уже обращали ваше внимание, на то, что отечественные кинематографисты в последнее время ударились в жанр? Они как бы коллективно попробовали всего понемножку и, видимо, теперь будут отсекать ненужное. И да, кажется, у них уже формируется некоторое коллективное бессознательное. Или даже сознательное, кто ж их разберёт. Посмотрев на относительный успех у критиков фильмов «Ноябрь», «Рукле» и им подобных, коллективный разум наших кинематографистов, кажется, уверился, что лучше всего им – в среднем – удаются фильмы в редком, но, видимо, локально востребованном жанре фолк-хоррора. То есть, какой-нибудь не слишком линейно объясняемой истории с национальным колоритом.

Таков и дебютный фильм Каура Кокка «Загадка Яана Ниманда». Это непонятно по фильму, но раз написано в аннотации, то мы не можем этому не верить, и действие действительно происходит в период Северной войны России и Швеции.  В необозначенной, но явно заброшенной локации, на живописном скалистом берегу Пеэтер Волконски и его коллега-слуга одного остзейского барона находят почти бездыханное тело мужчины, который, как водится, ничего не помнит относительно своего происхождения и способов проникновения на живописный пляж. Насколько я понимаю , фамилию Ниманд либо придумали, либо взяли из литературного первоисточника (если таковой имеется), потому что в оригинале мужика зовут, точнее, называют, Пыргу Яан (так же называется и сам фильм по-эстонски). Насколько я помню из курса немецкого языка, которому я учился, по выражению классика, понемногу и как-нибудь, «niemand» по-немецки – никто. Так что оба прозвания, которые употребляются создателями фильма (в фильме его вроде бы так не называют, хотя я мог и забыть) по-разному, но одинаково интригующе намекают нам на личность неизвестного. Потом – точнее, не только потом, а и раньше – на то кинематографистам даны флэшбеки – в округе начинают происходить зловещие события с участием четырёх всадников. Намёк совсем прозрачный, требующий минимальной подготовки, но, подозреваю, радость опознавания, в том случае, если такая подготовка имеется, может оказаться невыразимой. И в общем эти события так или иначе замешаны на этом самом загадочном мужике. Потом происходит кульминация, мужик называет себя – притом непонятно, открывает ли он барону взаправдашнюю правду, или это он в своей голове придумал себе новую страдательную роль – потом появляются всадники (этот момент прямо совсем похож-похож на фильм «Рукле»), скачут вокруг да около, большую часть фильма играет тревожная музыка, и наступает открытый конец.

Нельзя сказать, что это произведение искусства уж совсем вторично или третично, но то, что это дебютный фильм автора, чувствуется невооружёнными щупальцами. Да, очень редко в любом виде искусства  можно встретить незамутнённый образец оригинальности, как правило, любой творец в той или иной степени всё равно занимается компиляцией. Просто, вероятно, так совпало, что просмотрев все выходившие на экраны страны художественные фильмы отечественного производителя за последние года три, я понахватался умения считывать цитаты или распознавать влияния – или придумывать себе эти два навыка.

У фильма будет, конечно, будет какая-то своя восторженная пресса, у меня же, к сожалению осталось впечатление, немного похожее на впечатления от конкурса «Евровидение», особенно в понимании его механизмов работы некоторыми странами. Если на конкурсе этого года побеждает что-то этническое, на следующий непременно едут местного разлива бурановские бабушки. Если бабушкам переходит дорогу, допустим, электронный исполнитель, то на следующий год от страны едет доморощенный Дэвид Гетта, не меньше, чтобы быть сметённым с баллового табло каким-нибудь незатейливым португальским шансоном. Всё время пытаются делать по победным лекалами прошлого года, а мода не стоит на месте. Надо бы жить по принципу игры «Пойми меня» с восхитительным Олегом Марусевым – была такая передача на каком-то из российских телеканалов в девяностые годы. «Повторов не было!» - периодически восклицал он поставленным голосом конферансье. Хорошо бы и здесь бы тоже бы.