Так откуда взялась

 

Так откуда взялась

(«Солнце моё»/“Aftersun“, реж. Шарлотт Уэллс, Великобритания-США, 101 мин.)

П.И.Филимонов

То, что что-то в этой истории не так, становится понятно с самого начала. Мы видим стробоскопические изображения танцующих рэйв людей. Довольно долго видим. Потом эти кадры уходят, чтобы уже в самом конце вернуться и склеиться с той только на первый взгляд полу-идиллической историей, которую можно наблюдать в остальной части фильма.

Папа с дочкой в отпуске в Турции. Это вполне мог бы быть ваш личный знакомый со своим ребёнком. Ничего принципиально отличного от того, что делают в отпуске наши знакомые, мы в фильме не видим. Ну хорошо, время, в которое происходят события фильма – это, наверное, девяностые или самое начало двухтысячных, если произвести некоторые арифметические операции относительно возраста главной героини фильма, Софи. Но в остальном – они просто отдыхают. Папе тридцать, дочке сколько? Восемь? Девять? Кажется, они говорят, что одиннадцать, если я не ошибаюсь. Папа разошёлся с мамой Софи, но разошёлся, судя по всему, безо всякого скандала, они продолжают общаться, а Софи взял с собой в Турцию в рамках – как это называется – «воскресного отцовства».

И вот они в Турции. Они загорают, они купаются, они тем или иным способом взаимодействуют с другими отдыхающими, они ходят на восточные базары и посещают грязевые бани. Они занимаются дайвингом и посещают караоке. Они не могут себе позволить систему «всё включено», потому что, как мы понимаем, у папы не очень сейчас хорошо с деньгами, но это терпимо, всё равно на отдых они смогли приехать, и время они проводят достаточно хорошо. Дочка снимает их отпуск на кинокамеру, чтобы потом было что вспомнить.

Но тогда почему же у зрителей этого фильма постепенно нарастает ощущение какой-то тревожной безнадёжности, ощущение, что на них, на папу с дочкой, да и на зрителей тоже, накатывается какая-то неумолимая волна отчаяния, экзистенциального ужаса, осознания того, что ничего и никогда не будет хорошо?

Маленькими штрихами, очень тонкими какими-то намёками Шарлотт Уэллс даёт нам понять, что всё дело тут в папе, что присутствие дочери – единственное, что удерживает его в пределах разумного, не даёт сорваться неизвестно куда, в обрыв, в пропасть, в клиническую депрессию, кто знает, может быть даже в самоубийство. Он взял с собой дочь не потому что он такой хороший отец, а потому, что ему страшно оставаться наедине с самим собой, она – его якорь, и кажется, последний.

Потому что через двадцать лет, когда уже взрослая Софи пересматривает те плёнки, которые она в Турции наснимала, никакого отца уже нет, и что с ним стало в промежутке, мы не знаем, может, ничего и не стало, просто он в этот конкретный день не присутствует. Хотя, если бы это было так просто, не было бы смысла снимать кино.

Кино тонкое, кино на подтекстах, кино в которое нужно эмоционально погружаться, как в том самом турецком дайвинге, без боязни поломать и потерять маску для ныряния. Кино – как сама жизнь, где на поверхности происходит одно, а если копнуть чуть глубже, есть очень большая опасность, что наружу вылезет совсем другое. Где на пляже светит обжигающее солнце, но самое главное случается после его захода, когда люди расходятся по своим бессолнечным номерам и выживают в одиночестве в течение долгой (даже если она летняя) ночи без солнца. Или после солнца, как угодно.