Назову себя как-нибудь

 

Назову себя как-нибудь  («Ингеборг Бахманн – путешествие в пустыню»/“Ingeborg Bachmann – Reise in die Wüste“, реж. Маргарете фон Тротта, Австрия-Швейцария-Люксембург-Германия, 110 мин.)

П.И.Филимонов

 

Фильм одной из любимых актрис Райнера Вернера Фассбиндера Маргарете фон Тротта говорит нам, прежде всего, об одной важной и грустной вещи. Культурные коды людей, говорящих на разных языках, достаточно сильно отличаются. Отличаются порой настолько сильно, что они как будто живут в разных мирах. И это не вина их, а, скорее, беда, конечно. Возможно, если бы взаимопроникновение культур было бы как-то лучше налажено, что ли, и взаимопонимание между странами тогда было бы лучше, и агрессии, глядишь, поубавилось бы. Это всё мечты, конечно.

Я к тому, что многие ли из вас знали такую австрийскую поэтессу как Ингеборг Бахманн? Я, к стыду своему, должен признаться, что до этого фильма ничего о ней не знал. Да, наверное, поэтические тексты, особенно во второй половине двадцатого века, стали гораздо менее интернациональны и гораздо более монокультуроцентричны, но хотя бы фамилию можно было бы слышать. Вот и «Википедия», например, говорит нам о том, что это едва ли не одна из самых знаковых фигур в послевоенной немецкоязычной поэзии, которая повлияла на кучу всего и кучу всех. Была гражданской женой Макса Фриша, например, а потом спилась и умерла во цвете лет. Как и положено хорошей поэтке.

Байопик о ней, снятый фон Тротте, как раз и рассматривает, главным образом, историю её романа и сложных взаимоотношений с Фришем. Чтобы через этот частный случай шире взглянуть вообще на совместное существование двух творческих единиц. Чтобы подтвердить логичную догадку о том, что существование это крайне сложно, особенно, если эти творческие единицы работают в одном виде искусства. Сначала Фриш не может писать без Ингеборг, и его совсем не интересует её мнение на этот счёт, потом, с развитием и исчерпанием отношений, уже она начинает чувствовать, что не может писать как раз наоборот, в его присутствии.

То есть, выходит, любовь между двумя представителями одного вида искусства невозможна? Несмотря на то, что нам вроде бы известны обратные примеры, типа Мережковский-Гиппиус, в целом как будто получается, что она рано или поздно сотрётся как раз об этот фундаментальный камень преткновения. Что самое важное для творческого человека? Его быт, его какие бы то ни было, как бы то ни было ни лелеемые чувства, или собственно творчество? И насколько этот самый условно называемый творческим человек (условно просто потому, что очень уж это пафосно звучит) готов жертвовать своим творчеством ради человеческого счастья? Как правило, не готов. Как правило, в этом плане мы имеем дело с самым эгоистичным из всех видов эгоизма – эгоизмом человека, для которого важнее вот этих букв на бумаге (картинок на холсте, изображений на плёнке, танцев, пения, и т.д.) нет ничего. И если даже, допустим, самая большая любовь его жизни мешает их постоянному воспроизводству, то нафиг такую работу, как говорится.

И это не зависит от пола, возраста или эпохи, в которую происходит дело. А уже потом, снова ощущая себя несчастным, но уже, получается, немного по-другому несчастным, эти самые эгоисты спиваются, старчиваются или убивают себя любым другим доступным им способом. Отчасти потому, что Макс Фриш, шикарный писатель, оказался так себе человеком. А отчасти  потому что они так устроены.

Как была и Ингеборг Бахманн.