Дарвинизм наоборот

 

Дарвинизм наоборот («Царство зверей»/“La rèigne animal“, реж. Тома Кейи, Франция-Бельгия, 128 мин.)

П.И.Филимонов

По сути, это то же кино про зомби-апокалипсис, только в профиль, отчего и смотреть его интереснее обычного. Хотя посыл и мораль понятны примерно с первого кадра. Ну ладно, я утрирую, не с первого, но примерно в тот самый момент, когда вырисовывается сюжет, уже понимаешь, что хотел сказать автор. И это, конечно, главный недостаток этого кино. И вот что перевешивает – оригинальность истории или предсказуемость морали (да и  вообще её наличие) – сказать крайне сложно.

Замут там такой, что человечество сталкивается с новой неизлечимой пандемией. Анамнез состоит в том, что человек ни с чего начинает превращаться в животное, мутировать. Кто в кого, непонятно, от чего это может зависеть, и как определить. Например, мама главного героя, подростка Эмиля, мутировала во что-то вроде медведя. Его друг Фикс стал птицей в человеческий рост. Встречаются ящерицы, осьминоги, олени и даже гигантские насекомые. Сам Эмиль в какой-то момент начинает превращаться в волка. Превращения эти не то, чтобы стремительные, занимают какое-то время, и пока всё это длится, какое-то время болезнь (если это можно так назвать, что, конечно, сомнительно) можно скрывать и вести относительно привычный образ жизни. С той разницей, что существование твоё переходит на качественно новый уровень – ты становишься быстрее, выше, сильнее, слышишь за километры и ощущаешь запах, как тысяча собак. От чего, понятное дело, прибавляется уверенности в собственных силах и – как следствие – харизмы.

Проблема только в том, что на этом мутация не останавливается. С течением времени новые люди утрачивают способность говорить, передвигаться на двух ногах, их отлавливают и помещают в психиатрические лечебницы – а куда ещё – где, естественно, прибегают к самым разным способам карательного воздействия – в основном, в виде бесконечных транквилизаторов.

По прозрачным намёкам режиссёра, мы имеем дело не с деградацией до звериного уровня, а, наоборот, с поднятием человека к новым высотам. Это, действительно, новые люди, новый виток природы, как бы говорящей нам, что сорян, чуваки, с человечеством чо-то как-то не очень получилось, попробуем теперь вот так. И, конечно, их будут преследовать, как наше косное человечество всегда преследует что-то новое и непонятное, что-то такое, что вытягивает его из зоны комфорта и противоречит устоявшимся нормам.

В общем, это и возвращение к истокам, и выход на новый виток одновременно. Кейи, конечно, не подписывает человечеству смертного приговора, но крайне скептически относится к его перспективам в том, виде, в котором оно находится сейчас. Что, прямо скажем, совсем не удивительно. Но он, с природным галльским оптимизмом, в отличие от многих других авторов, даёт нам шанс – хоть в таком виде. Вопрос у меня, собственно, возникает примерно один. Мы видим ситуацию, когда мама стала медведицей, а сын её – волком. И легко можно представить ситуацию, когда, допустим, муж станет панголином, а жена его, ну я не знаю, медоедкой. И как им тогда поддерживать семью? Как преумножать поголовье? Этого режиссёр как-то не продумал. В остальном фильм смотрится легко, история – как и любые вариации зомби-апокалипсиса с любыми знаками – довольно динамична, плюс в конце нет обычной для фильмов подобных жанров безысходности.

Я бы лошадью стал, пожалуй. Они красивые. Только выбирать нам, согласно Кейи, не дано.

Спасибо за попытку

 

Спасибо за попытку («Оставленные»/“The Holdovers“, реж. Александер Пейн, США, 133 мин.)

П.И.Филимонов

Я не думаю, что, когда Джон Хьюз снимал первого «Одного дома», или когда Ричард Кёртис снимал «Реальную любовь», они прямо ставили себе задачу снять кино, которое миллионы людей во всём мире будут пересматривать каждое Рождество. Если режиссёр ставит перед собой какую-то подобную задачу – а сниму-ка я сейчас рождественскую классику – думаю, ничего у него не получится, кино будет пересахаренным, и на следующий год никто о нём уже и не вспомнит.

Не думаю, что и Александер Пейн, берясь за «Оставленных», так думал. Ну, очень на это надеюсь. Надеюсь, что это исключительно критики вцепились в этот фильм под этим углом, и всё не могут отойти от него на достаточное расстояние, потому что иначе же вырвут из пасти другие такие же, а может, и ещё более голодные критики. Точно так же я не думаю, что «Оставленные» войдут в этот ряд, в ряд фильмов, пересматриваемых каждое Рождество. Хотя и не буду против, если оно вдруг так случится. Как говорится, спасибо за попытку.

Я не думаю так потому, что это не совсем рождественское кино. Да, действие «Оставленных» происходит действительно на Рождество и да, многие вещи в этом фильме завязаны на праздничность сеттинга, но это в самой меньшей степени рождественская сказка. Хотя бы потому, что никакого хэппи-энда режиссёр нам не приготовил. Ну и фильм недостаточно для рождественской истории смешной, хотя и заявлен как комедия.

Вобщем, в одной американской школе-интернате так и оставшейся непонятной престижности (кажется, всё-таки, что не слишком, достаточно много косвенных улик говорят нам об этом) есть довольно грустная традиция. Каждое Рождество в школе остаётся несколько детей, которых родители либо не хотят, либо не могут на эти праздники забрать. И Рождество с ними проводит, так сказать, дежурный учитель в порядке ротации. Только никакой ротации в этот год не происходит, потому что сидеть с этими оставленными приходится просто самому одинокому и нелюбимому среди учителей, мистеру Ханему, преподавателю истории Древнено мира, нелепому человеку с достаточно унылой биографией. После всех перипетий на его попечение остаётся ровно один ученик – многократно выгнанный из многочисленных других школ Ангус Талли, чья мама занята охмурением богатого папозаменителя, и никак не может отвлекаться на сына. Компанию им в этом их безрадостном Рождестве составляет школьный повар Мэри, сын которой погиб на вьетнамской войне, в силу чего она совсем не имеет желания веселиться.

Ну и дальше более-менее понятно. Три очень разных человека (чуть позже четвёртым в этой компании становится ещё и школьный уборщик Дэнни) проходят через серию не очень драматичных, но важных для них и сюжета рождественских приключений, и каждый из них – кроме, может быть, Дэнни, характер которого нам не сильно раскрывают – изменяется и чему-то учится. Прежде всего, учатся они как раз видеть другого человека рядом с собой, не бояться ему открыться, не бояться впустить его в свой внутренний мир и остаться таким образом уязвимым.

Известная, в общем, штука – Рождество открывает даже в самых злобных гринчах любовь и человечность. Чем этот фильм отличается от многих рождественских историй – так это отсутствием ярко выраженной романтической линии. Он, в общем, меньше про рождественские чудеса, а больше про людей. Потому что если бы эта история случилась в любые другие каникулы, думаю, она бы произошла примерно схожим образом.

«Оставленные» - маленький островок нормальности и человечности в воронкой закручивающемся вокруг нас этом всём. Может, стоит за него цепляться, вдруг вынесет. Не догоним, так согреемся. 

Я любил экоактивистку

 

Я любил экоактивистку («Трудный год»/“Une année difficile“, реж. Оливье Накаш, Эрик Толедано, Франция, 103 мин.)

П.И.Филимонов

Если что, это те же чуваки, которые сняли то, что во всём мире называется «Неприкасаемые», а в русскоязычной локализации почему-то «1+1», там, где Омар Си тусит с человеком в инвалидной коляске.

Я бы сказал, что «Трудный год» - сложнее, чем милый фильм о дружбе двух совершенно разноплановых людей, при этом он тоже является комедией, и местами довольно смешной. Сотрудник аэропорта Альбер, замученный быстрыми кредитами и прочими долгами, не живёт, а выкручивается. Каждый его день наполнен попытками заработать, занять, украсть денег. Сначала он знакомится с таким же Брюно, который даже пытается совершить по этому поводу самоубийство (неудачно, как вы понимаете), а потом уже Брюно предлагает ему сходить на сходку экоактивистов, где кормят и даже наливают на халяву, если ты озвучишь своё согласие с их позицией. Это те, если что, которые обливают картины краской и - бегут пруду изменившимся лицом – зачёркнуто – выступают против авиасообщения в принципе. Тунбергианцы, в общем. Так они и поступают, и всё бы ничего, но Альбер влюбляется в руководительницу группы, и перед ним встаёт сложная задача – нужно изо всех сил изображать свою приверженность курсу организации, в то же время не забывая исправлять свою финансовую ситуацию.

Собственно, на этом и построен комизм истории. Они с Брюно крутятся, как могут, Брюно помогает другу изображать правоверного экоактивиста, тоже не забывая при этом о своей выгоде. Одна из самых смешных сцен фильма – как они, под предлогом очередной акции, пробираются в Банк Франции и белым корректором замазывают неблагоприятные решения комиссии на своих ходатайствах по списанию долгов. Усугубляется ситуация для Альбера тем, что его возлюбленная не готова к отношениям, она считает, что время на личную жизнь появится у неё только тогда, когда все экологические проблемы будут решены, самолёты вообще не будут летать, и люди на всякий случай просто не будут выходить из дома.

Противоречие любви и эгоизма часто бывает смешно, «Тяжёлый год» не исключение. Может быть, фильм не очень силён в том, что касается сатиры на общество потребления, чего от него можно было бы ждать с учётом заявленной темы, но вот в таком ключе решает эту тему пара режиссёров.

Получилась хорошая и умная комедия, которую можно смотреть как просто для развлечения, так и копать более глубоко, задумываясь над релевантностью акций группы и вообще о том, куда может зайти человечество, если будет продолжать вести такой образ жизни, какой оно сейчас ведёт. Ну или наоборот – если прислушается к Грете Тунберг и её единомышленникам и вывернет вентиль экоактивизма до упора.

Кажется, что режиссёры относятся к действиям группы, скорее, с симпатией, но не упускают и возможности поглумиться над подлинными причинами, по которым люди в ней оказываются. Довольно многоплановое кино получилось в этом смысле.

Мне кажется, что особенно смешным получился персонаж даже не Альбера, а как раз Брюно, несомненная удача актёра Пио Мармая, про которого я, например, раньше не знал. Словом, это такое зеркало определённой части общества и повод задуматься о своих экопредпочтениях. Ну и поржать, чего уж там.

Кушать – да, а так нет

 

Кушать – да, а так нет («Одна жизнь»/“One Life“, реж. Джеймс Хоз, Великобритания, 110 мин.)

П.И.Филимонов

Фильм английского режиссёра Джеймса Хоза с Энтони Хопкинсом в главной роли рассказывает историю Николаса Уинтона, простого человека, который в начале Второй мировой войны вывез из Чехословакии – то есть, таким образом, спас, 669 еврейских детей. Он и его коллеги находили им приёмные семьи в Великобритании, понимая, что их настоящие родители более-менее обречены, а детей ещё можно как-то спасти.

Это не Оскар Шиндлер, конечно, Уинтон работает в условиях пока ещё не окончательно наступившей немецкой оккупации (Германия уже заняла Судеты, но в Праге ещё работает британское посольство, и оно имеет какие-то возможности, в том числе и финансовые), история попроще, но ничуть не менее гуманистическая. Уинтон просто приехал в Прагу в командировку, просто увидел, в каких условиях существуют тамошние евреи, и просто понял, что должен что-то с этим сделать. Обычный человек. Эти слова несколько раз рефреном проходят через весь фильм.

Прошли годы, Уинтон состарился, и о сделанном им никто особенно не вспоминал. Потом, по большей части, посредством стечения обстоятельств, вспомнили и отдали ему должное. Этим сюжет фильма, разворачивающийся в двух временных пластах, исчерпывается. Самая трогательная, безобразно выдавливающая слезу сцена в фильме – это когда значительное количество спасённых им детей приглашают в качестве зрителей на телепередачу, которая рассказывает о Уинтоне, и не говорят ему. С вызыванием этой эмоции режиссёр справляется блестяще – как минимум, комок в горле гарантирован здесь любому зрителю, если только у него есть сердце.

В остальном, как бы это попонятнее объяснить. Это прекрасная история, трогательная и героическая сама по себе, она прекрасно коррелирует с нынешним временем, когда в начале фильма титры описывают начало распространения национал-социализма по Европе, некоторые вещи повторяют нашу реальность один в один. Но фильм, как мне кажется, не очень получился. Конечно, Энтони Хопкинс – настолько большой профессионал, что одним своим появлением в кадре способен вытянуть слабую режиссуру, но я не очень понимаю, зачем режиссёр захотел снять художественный фильм об этой истории. Если он просто захотел рассказать её тем, кто о ней не знал, и напомнить тем, кто её уже слышал, хватило бы документалки.

Очень сложно ругать кино, снятое на такую важную тему, как холокост. Тем не менее, я не вижу, в чём конкретно заслуга режиссёра этого фильма. Он не предлагает нам никакого неожиданного, никакого нового взгляда на эту историю. Он рассказывает её с самой простой точки зрения – с точки зрения самого Николаса Уинтона, рассказывает её почти линейно, без каких бы то ни было придумок и изысков. Если посчитать, что уже упомянутый мной момент высшей трогательности в телестудии является главным режиссёрским достижением «Одной жизни», то режиссёр этот – ну, как-то невеликого мастерства. Потому что выдавливать из зрителя сентиментальность и слезу в такой ситуации, как мне кажется, должны учить примерно на первом курсе режиссёрского факультета.

Бывает, конечно, и так, что бесхитростность в построении и рассказывании истории – это специально выбранный приём, осознанный в своей простоте и даже противопоставленный загнившему постмодернизму и рваному ритму повествования. Но кажется, что это не тот вариант. Кажется, просто Джеймс Хоз не умеет по-другому. Или в этом конкретном фильме не сумел.

Правильное питание, ЗОЖ, смерть

 

Правильное питание, ЗОЖ, смерть

(«Клуб Зеро»/“Club Zero“, реж. Джессика Хауснер, Австрия-Великобритания-Германия-Франция-Дания-Катар, 110 мин.)

П.И.Филимонов

Честно говоря, довольно злорадно приятно, что кто-то снял такое кино. В мире, где люди, помимо всего прочего, помешались на здоровом образе жизни, правильном питании и прочих жалких попытках прожить на четыре года подольше, нормальным людям остаётся только потешаться над подобными тенденциями, понимая при этом, что, скорее всего, они (потешающиеся) действительно умрут раньше. Зато с осознанием того, что такие фильмы – не про них, даже если про них, к примеру, фильмы «Большая жратва» или какое-нибудь «Скромное обаяние буржуазии».

В суперпупергиперэлитную школу приходит на работу новая учительница. Непонятно, ведёт ли она ещё какие-то предметы, история в фильме концентрируется вокруг курса по «осознанному питанию», на который записывается шесть учеников, один из которых в процессе отсеивается (кажется, только потому, что сценаристы не смогли придумать ему отдельной интересной истории, отличающейся от пяти уже прописанных). Поначалу всё это очень напоминает многочисленные, распространившиеся, как египетская саранча, тренинги так называемых лайф-стайл коучей о том, как сделать свою жизнь осмысленнее, постичь своё внутреннее «я» и вырасти над собой и своими циркадными, прости господи, ритмами. Осмысленное питание, конечно, означает, в первую очередь, что жрать нужно меньше, но не просто. Нужно думать о том, что ты ешь, правильно дышать и разговаривать со своим организмом. Освоив этот этап, можно переходить к следующему – где участникам предлагается есть один вид овоща в день, и не задерживаться на этом этапе, он какой-то действительно проходной на пути к главному, заключительному этапу – не есть вообще.

Еда, говорит нам главная героиня фильма в исполнении Мии Васиковской, сильно переоценена как таковая. Людям не нужна еда, чтобы жить, более того, если вдруг, паче чаяния, еда всё-так в ваш организм поступает, нужно сделать что? Правильно, пойти в туалет и вырвать рвоту.

Беда с этим фильмом только в том, что примерно на этом моменте идеи у авторов закончились и она стали балансировать на уровне игры «верю-не верю». Логичным было бы довести это бессрочное голодание четырёх оставшихся отважных учеников до логического конца, но нет, в фильме никто из них не умирает, а, напротив, в какой-то момент почти возникает ощущение, что авторы, по ходу действия, меняют своё отношение и к героям, и к показываемому учению, как бы размышляют, а может быть, в этом действительно что-то есть, и весь ироничный посыл первой половины фильма вдруг почти нивелируется – но нет, показалось, это просто ирония переходит на уровень метаиронии.

«Клуб Зеро» (имеется в виду тайное всемирное общество, объединяющее людей, которые потребляют ноль калорий) – это, конечно, идеологическое кино. А идеологические произведения искусства (первым на ум в качестве примера отчего-то приходит «Атлант расправил плечи», которого я не читал) не обязаны быть от начала до конца связными и продуманными. К концу «Клуба Зеро» всё-таки история как-то проседает, нас оставляют со странным открытым концом – да, метаироническим, да, возможно, на выходе из зала иные зрители и задумаются о том, а не бросить ли питаться к чертям – но начиналось всё значительно интереснее.

И подумайте над вашими пищевыми привычками. Оммм.

Мозги Йоргоса Лантимоса

 

Мозги Йоргоса Лантимоса («Бедные-несчастные»/“Poor Things“, реж. Йоргос Лантимос, Ирландия-Великобритания-США, 142 мин.)

П.И.Филимонов

 

Писать о фильме, который понравился, гораздо сложнее, чем о фильме, который не понравился. Потому что, если фильм не понравился, можно на его счёт изойти желчью, красиво поглумиться и вообще, не знаю, как для кого, а для меня негативные эмоции являются лучшим стимулом к творчеству, чем та блаженная улыбка, которая не покидала меня все те два с половиной часа, что идёт новый фильм Лантимоса.

Можно было бы написать «чистый восторг» и этим ограничиться, но надо как-то аргументировать. Конечно, Лантимос не сам придумал эту восхитительную в своём буйстве историю, полную невероятных подробностей и невозможных деталей. «Бедные-несчастные» - экранизация романа шотландского писателя Аласдера Грея. Но выбор режиссёром материала для экранизации тоже что-то да говорит об этом режиссёре. И то, как «Бедные-несчастные» сняты – я, видимо, к сожалению, не читал романа Грея, но кажется, что Лантимос погружает зрителя в атмосферу сна, не сказать, что кошмарного сна, потому что он, при всей его фантасмагоричности, нисколько не страшен, а сна эротического, безумного, такого, в котором возможно вообще всё, и спящий – то есть все те, кто смотрит это кино – безоговорочно верит в то, что происходить оно могло только так и никак иначе.

И прекрасная Эмма Стоун. Она конгениальна этому фильму. Все её движения, все повороты её головы, вся её мимика, даже позы, которые она принимает во время многочисленных сексуальных сцен (их в фильме действительно много, но такое изобилие совершенно оправдано сюжетом) работает на историю. В фильме Лантимоса, как мне кажется, и как и должно быть в лучших произведениях искусства – не только кинематографического – нет никакой морали, нет никакой дидактики, нам просто рассказывают абсолютно невероятную историю, а уж зачем – каждый решает сам. Зачем вообще рассказывают истории? Ну не для того же, чтобы кого-то чему-то научить. Просто есть такие истории, которые не могут оставаться нерассказанными, которые сами прыгают изо рта, и удержать их решительно нечем. Потому что так уж устроено – люди, в своей основной массе, существуют для любви (в том числе и физической, уж простите), а истории существуют для того, чтобы их рассказывать. Относительно людей существуют исключения, относительно историй – нет.

Эта история – своего рода квинтэссенция взросления. Героине Эммы Стоун пересаживают мозг её собственного нерождённого младенца, и за два с половиной часа фильма – и несколько лет жизни в кинематографическом времени – она проходит все этапы становления личности, от детского изучения мира, через подростковые сексуальные эксперименты, к взвешенной позиции уверенной в себе и знающей себе цену взрослой женщины.

Но это, конечно, только одно из прочтений. И даже оно вовсе не обязательно. Можно просто смотреть и наслаждаться полётом режиссёрской фантазии и понимать, что далеко не факт, что твоё собственное воображение смогло бы подбросить тебе такой сон. Это одна из лучших выдуманных историй, которые я видел в кино в последнее время. Это, пожалуй, пока лучший фильм, который снял Лантимос. Это красиво. Это невозможно. Это безумие. Но максимально привлекательное безумие. Это кино - как я его понимаю.    

Любовь во время пожара

 

Любовь во время пожара («Красное небо»/“Roter Himmel“, реж. Кристиан Петцольд, Германия, 103 мин.)

П.И.Филимонов

Немецкий режиссёр Кристиан Петцольд решил снять трилогию о стихиях. Его фильм про воду, «Ундина», мы в своё время в Киноптикуме уже освещали, теперь настало время следующей стихии — стихии огня.

К тому же, в каждом из фильмов ещё идёт речь и о творчестве, герои «Ундины» интересовались архитектурой, в «Красном небе» просто писатель на писателе сидит и писателем погоняет (формально нет, формально писатель в фильме всего один, остальные двое — это его издатель и литературоведка, но литературой сквозит из всеъ щелей этого фильма — и сквозит хорошо, добротно так сквозит). С момента «Паттерсона», пожалуй, не помню другого такого кино, где автор так подробно останавливался бы на творческом процессе пишущего человека.

Два приятеля — молодой, но уже не начинающий писатель Леон и фотограф Феликс приезжают отдохнуть тире поработать в загородный дом родителей Феликса — классическая немецкая «Волшебная гора», только там никто не болеет. Леону нужно закончить рукопись его второго романа, а Феликсу составить портфолио для поступления куда-то там, не очень важно, куда. В доме, как они обнаруживают, уже кто-то живёт, и этот кто-то оказывается милой молодой девушкой Надей, которая какими-то своими путями знакома с мамой Феликса и тоже приехала то ли отдохнуть, то ли непонятно, зачем. Впрочем, она нашла себе летнюю работу в лавке мороженого, так что Леон поначалу считает её не слишком образованной простолюдинкой, которой по всем показателям далеко до утончённого писателя. Что не мешает ему в неё сильнейшим образом влюбиться. Но ему надо писать, ему совсем не до чувств, к тому же, он же — юноша с тонкой душевной организацией, что, понятным образом, усугубляет всё и делает общение на похожей на чеховскую даче ещё сложнее.

А кроме того, в округе начинается сильнейший лесной пожар, так что молодые люди на самое короткое, правда, время, но оказываются отрезанными от цивилизации. И вот один пишет, вторая продаёт мороженое и готовит гулящ, третий тоже влюбляется в местного пляжного спасателя — и нельзя сказать, чтобы у них при этом было всё время мира. Леону надо дописать, пока не приехал его издатель, для которого он снял самый дорогой номер в самом лучшем отеле ближайшего городка, того самого, в котором Надя торгует мороженым. Остальным тоже лучше бы поспешить, хотя они, допустим, ещё сами об этом не знают.

Это то самое классическое кино впечатлений, которое любили французские мастера "Новой волны", кино о любви и творчестве, кино о том, что никто из нас не может знать, что ждёт нас завтра, и никто из нас не знает, кто есть кто, и в какой момент слово, сказанное нами, обернётся нет, не ужасными какими-то последствиями, а просто невыносимым конфузом и унижением. История об эгоизме и его последстсвиях, о неожиданно наступающей смерти, и тем не менее, всё равно история о надежде, которая остаётся до конца — и даже порой позволяет отмотать какие-то вещи назад с целью их переигрывания.

В центре фильма — фигура Леона, достаточно, как нам кажется большую часть истории, нелепого молодого человека, слишком зацикленного на себе и своём писательстве, чтобы замечать хоть что-нибудь из того, что творится вокруг, ровно до тех пор, пока его не тыкают в это происходящее носом. И тогда выясняется, что не так уж всё с Леоном и плохо, что он просто относится к той категории молодых людей, которым жизнь должна сообщать об изменениях прямым текстом, без всяких намёков и умолчаний. Да и как писатель он, оказывается, не безнадёжен, всего и надо то, что немножко пострадать — причём вот правда, совсем немножко.

Стереотипно кажется, что это совсем не немецкое строение истории, всё там основано на полутонах, на жестах, на поворотах головы, не несказанных, скорее, чем на сказанных словах — но это, конечно, стереотипы. Если вот совсем серьёзно, мне кажется, что примерно так и должен выглядеть современный фильм о любви. Без сиропа, но и без безнадёжно чёрных сценариев. Всё возможно, что, пусть чисто теоретически, не может не радовать.

Тед Лассо на минималках

 

Тед Лассо на минималках («Следующий гол – победный»/“Next Goal Wins“, реж. Тайка Вайтити, США, 104 мин.)

П.И.Филимонов

Тайка Вайтити снял свою спортивную комедию (в обоих смыслах этого слова, там есть и смешные моменты, но также и комедию в том смысле, что всё кончается хорошо) на неизбежном фоне сериала «Тед Лассо», в течение трёх сезонов эксплуатировавшего схожую тему. Тед Лассо в этом неравном поединке выигрывает нокаутом в первом раунде секунде на семнадцатой примерно, но только потому, что к его персонажам мы уже привыкли и только потому, что «Следующий гол – победный» кажется на фоне прекрасных Судейкиса и компании немного вторичным.

А между тем, это почти документальная история. Всё почти так и было. Американский футбольный тренер нидерландского происхождения Томан Ронген действительно в течение года тренировал самую на тот момент низко стоящую в рейтинге ФИФА сборную Американского Самоа. Они действительно до этого проиграли Австралии со счётом 0-31, а под его руководством одержали свою первую победу в официальных матчах. На воротах в том матче действительно стоял тот же чувак, что несколькими месяцами ранее пропустил этот 31 гол. И за сборную Американского Самоа действительно играл(а) трансгендерный футболист – там сложная история с местной культурой фаафафине – только гола не забивал(а). Хотя, если бы забил(а), драматургически было бы ещё красивее, что, видимо, и объясняет решение Вайтити перевернуть историю именно так.

В целом, это классическая спортивная драма, где ни на что не способная команда преображается под воздействием извне – в данном случае, при помощи Ронгена, который, в свою очередь, преображается тоже – и история преображения Ронгена, пожалуй, важнее и интереснее. Когда он приезжает на Американское Самоа, это такой стандартный футбольный тренер из большой страны, мессианским (не от слова Месси) образом пришедший вытягивать страну маленькую настолько высоко, насколько сможет. Ронген – тренер не суперсильный, поэтому может не так высоко, но что-то всё-таки получается. Он знает, как надо работать ему, и как надо работать его футболистам, чтобы уйти с вечно последнего места на всех-всех-всех турнирах.

Проблема в том, что ни сами футболисты, ни председатель местной футбольной федерации не понимают методов Ронгена. Для Ронгена, как для представителя первого мира, футбол – это больше, чем игра, это битва, это война, это жизнь. Он понимает философию «пойдите в чужую штрафную площадку и умрите там» - и только её. Местные же – они немножко в этом смысле (да и во многих других, что уж там) – как дети, для них футбол – это игра и способ получения удовольствия. А члены одной команды, так же, как и её тренер, сплачиваются и вырабатывают командный дух только тогда, когда раскрываются друг перед другом в человеческом смысле (вот эта часть безумно похожа на «Теда Лассо», невозможно отделаться от ощущения дежавю). И только когда Ронген понимает, что слегка залез в чужой монастырь со своим уставом, и принимает особенности монастыря и его неагрессивно, но отчётливо выраженное желание жить и играть по своим правилам, только тогда всё и получается.

В этом смысле, конечно, Вайтити ненавязчиво рекламирует своим зрителям океанские понятия о жизни, об игре и об отношениях между людьми, заостряя их комические для западного человека стороны и педалируя трогательные. И даже местами очень по-доброму над ними потешается. В силу происхождения – имеет право.

Мимические морщины Мадса Миккельсена

 

Мимические морщины Мадса Миккельсена

(«Меч короля»/“Bastarden“, реж. Николай Арсель, Дания-Швеция-Германия, 127 мин.)

П.И.Филимонов

Я уже как-то сетовал на то, что мои познания в истории очень однобоки. Да и откуда бы взяться разнообразию и глубине познаний, если в школе Маргарита Васильна (кажется), а потом Александр Данилович (точно) учили меня истории понятно чего, историю своей страны я более-менее прочитал сам, ну плюс историю Великобритании я знаю в силу особенностей университетского образования, а историю Франции – и то далеко не всю и не совсем как бы всерьёз – по романам Дюма.  

Историю Скандинавии я – как, полагаю, и большинство из вас – не знаю совсем. Поэтому каждый тамошний фильм на исторический сюжет вызывает у меня прямо какие-то безумные ревелейшены. Оказывается, было, и совсем недалеко от нас, и вот такое.

В середине восемнадцатого века у тогдашнего датского короля возник бзик. Некоторые правители спят и видят, как бы им оттяпать побольше земель у соседних государств, не слишком понимая, что они с этими землями будут потом делать, этому же королю прямо, извините, всралось возделать Ютландские пустоши. Я так понимаю, что это такой датский полуостров, который до тех пор стоял ничем не засеянным и малообитаемым. Внутренний, так сказать, ресурс. Видимо, много кто брался за эту задачу – а король, естественно, предлагал за её выполнение всякие бонусы и плюшки - но никто не преуспел. Климат в Дании, как и везде тут у нас поблизости, суровый, а техники в восемнадцатом веке не было почти что никакой.

И вот тут приходит, значит, к королю один конкретный человек, бывший военный, как положено, красивый и немаленький, и говорит, что сможет эту землю не только обработать, но и сделать её для Датского королевства доходной. А взамен просит всего лишь дворянский титул. Королевские чиновники тут же за этого человека ухватываются, а кто бы не ухватился, тем более, что несмотря на то, что денег из казны ему не выделяют – потому что королю о нём даже не докладывают, что там докладывать, пришёл какой-то городской сумасшедший и городит ерунду – его это не останавливает, и он начинает осуществлять задуманное на собственные деньги.

Дальше перед нами разворачивается удивительная история упрямства. Всё, без преувеличения, всё против того, чтобы персонаж Мадса Миккельсена (так что вы понимаете, что харизмы фильму не занимать) справился с озвученной им самим задачей. Влиятельный сосед строит всё более ужасные каверзы. Природа не слишком благоволит. Народные суеверия не позволяют одним переселенцам сотрудничать с другими – и так далее. Но Мадс Миккельсен делает рожу кирпичом (только так и умеет) и упрямо идёт к цели. Остановить его можно только физически, только убив, что тоже не слишком-то просто сделать, поскольку военный опыт всё-таки не пропьёшь, а решимость добиться дворянства способна свернуть горы.

Но с течением времени тщеславие героя сталкивается с любовью, и то, что не смогли сделать никакие внешние обстоятельства, совершается под воздействием внутренних. Любовь побеждает. В контексте этой истории это одновременно и прекрасно, и ужасно грустно. В контексте характера персонажа это только прекрасно.

«Меч короля» лишний раз даёт насладиться великолепным Мадсом Миккельсоном, который пользуется для выражения самых разных эмоций, кажется, исключительно только глазами. Потому что мимических морщин, вынесенных в заголовок, у него просто нет. Злой Мадс Миккельсен, влюблённый Мадс Миккельсен и страдающий от физической боли Мадс Миккельсен выглядят абсолютно одинаково. Потому и не стареет, что не дёргается лицом. Ну или душу дьяволу продал, тоже возможно.     

Идея и воплощение

 

Идея и воплощение («Герой наших снов»/“Dream Scenario“, реж. Кростоффер Боргли, США, 102 мин.)

П.И.Филимонов

 

В одном из анонсов к этому фильму сказано, что там можно увидеть Николаса Кейджа в его лучшей комедийной форме. Во втором – что это будущая вечная классика жанра. Насчё первого спорить сложно – кто его знает, каков там Кейдж в его лучшей форме, тем более, в комедийной, ну правда, вдруг он лучше не может и это правда его максимум. Насчёт второго – уверен, что нет.

Сценаристы фильма «Герой наших снов» придумали очень интересную завязку, которую можно было бы раскрутить практически во что угодно. При желании – во что-то типа братьев Фарелли, балансирующее на грани всех приличий, но при этом уморительно смешное на уровне «гилти плежур». При другом желании – во что-то большее, чем просто комедия, что-то такое, отчасти сродни философскому стендапу, с размышлениями о жизни, о человечестве и об отношениях. Но дальше завязки дело как-то не пошло.

Главный герой фильма, как вы уже поняли, в исполнении Николаса Кейджа, в какой-то момент узнаёт, что снится какому-то гигантскому количеству людей, как знакомых, так и незнакомых, и сначала его это смущает. В снах этих он сначала ничего не делает, просто стоит и смотрит на какие-то другие происходящие события, но постепенно он начинает в них осваиваться и совершать самые разные действия. От простого стояния и наблюдения в середине фильма он переходит к действиям эротического характера, пусть в немногих снах у немногих пользователей, а затем, в гораздо больших масштабах, уже и к неприкрытому насилию. И правильно – чего просто так стоять.

Герой проходит традиционные стадии отношения к нему со стороны окружающих. Поначалу его просто воспринимают как феномен, и не очень заморачиваются на все его отрицания, что он не специально, не нарочно, и вообще он не такой. Потом он становится суперзвездой, а в конце, разумеется, из суперзвезды и героя девичьих эротических мечт сползает во всеобщее неприятие и страх.

И как будто всё. В мучительных поисках развязки сценаристы и режиссёр используют любые подворачивающиеся под руки варианты, в том числе, внезапно переводят сюжет на какие-то научно-фантастические рамки, но спасает это не сильно.

Николас Кейдж в этом фильме хорошо загримирован. Он такой очень средних лет, лысый и с бородой, в этом, видимо, по мнению критиков, и состоит его гениальность в этом фильме. Он играет человека, который зациклен на своей заурядности, а потом становится зацикленным на своей исключительности и даже избранности, в некотором роде.

В общем, пока авторы фильма не представляют себе, чем всё закончится, Кейдж якобы наслаждается своей ролью – и даёт зрителям понять, что они тоже могут чем-нибудь уже насладиться. Историей не очень получается, потому что история в этом кино не движется примерно никуда примерно минуты с двадцатой повествования, так хоть актёрской игрой всё того же несчастного Кейджа, который то смущается, то наглеет, то показательно анализирует происходящее с ним, то пытается воплотить в жизнь эротические сны своей молодой коллеги. Ну и вот нет – никак нельзя сказать, что это лучшая роль Кейджа. Кино, как говорится, на один раз, с крайне интересной задумкой, на которую, видимо, и ушли все творческие силы съёмочной группы.

Ну, пусть будет так.

Развязанные шнурки режиссёра

 

Развязанные шнурки режиссёра («Дворец»/”The Palace”, реж. Роман Полански, Италия-Швейцария-Польша-Франция, 100 мин.)

П.И.Филимонов

 

Наверное, когда тебе девяносто лет, можно примерно всё. В особенности, если ты ещё можешь. Можно внезапно снять очень странную и не очень смешную (мягко говоря) комедию, где самым, если без дураков, смешным моментом будет самый её неправдоподобный конец, когда сбежавший из-под надоевшей опеки пёсик Фанни Ардан (буду использовать имена актёров, а не их персонажей, последние не сильно запомнились) радостно трахает не очень понятно  угнездившегося в рамках сюжета пингвина, заказанного Джоном Клизом для первой (и, как выяснится, последней) годовщины его брака с очередной молодой женой.  Биологически, наверное, такой казус невозможен, но, когда тебе девяносто лет, можно всё.

Можно позвать сниматься изуродовавшего себя бывшего красавца Микки Рурка и изуродовать его при помощи грима и парика ещё больше, до отвращения. Причём не обязательно сильно разжёвывать зрителю, какую функцию персонаж Микки Рурка выполняет во всей этой довольно громоздкой конструкции, и правду ли он, например, говорит о своей влиятельности и известности. Можно до кучи ещё наприглашать не менее изуродованных пластикой актрис и сделать из них стареющих групиз - кого для вышедшего в тираж порноактёра в исполнении продюсера фильма (если вы теряетесь в синтаксисе, то это потому, что он конгениален фильму, а не почему-то там ещё), а кого для когда-то именно что изуродовавшего их пластического хирурга. Кто его там знает, что тебя возбуждает в девяносто лет. Может быть вот как раз такие утянутые  и изрезанные старушки, а может, молодые девушки плюс-сайз, как в случае персонажа Джона Клиза, который, конечно, уморительно кряхтит, пердит и рыгает, но, имея представление о том, на что этот человек способен, смотришь на него с чувством лёгкой жалости. Дай бог нам дожить и узнать.

Можно пригласить ещё и Александра Петрова, заставить его выучить английский текст и играть, определённо, русского бандита из девяностых, но с совершенно не продуманной историей. Откуда взялись эти чемоданы денег? Для чего они послу? Что, в конце концов, с этим послом стало – не дело разбираться, если тебе девяносто лет, и ты всё ещё можешь снимать кино.

Можно вкраплять в сцены безудержного новогоднего веселья всего этого паноптикума прощальную речь Ельцина и приветственную речь сменившего его упыря, и тогда самыми смешными (хотя и самыми страшными тоже) в фильме становятся слова последнего о «сохранении законности и демократии в стране», а так же о сменяемости власти.

Можно много говорить про говно и прочие выделения человеческого организма. Когда тебе девяносто, ты, полагаю, сталкиваешься с ними всё чаще, так что это даже и оправданно.

Можно, можно всё это, если тебе девяносто, а ты всё ещё можешь снимать кино. Кино вменяемое, очевидно, даже наполненное какими-то идеями, возможно, долженствующее что-то высмеивать и бичевать. Не очень в этом направлении работающее, но разве это уже твоя проблема?

В качестве зрителя можно, при всём при этом, смотреть на всю эту кинематографическую эквилибристику, как когда-то зрители кинохроники смотрели на идущего по площади навстречу славе и чиновникам космонавту, чей шнурок развязан, и с сочувственным интересом думать, что вот сейчас он навернётся, и получится конфуз, и ощущение от полёта уже не будет прежним.

Но нет. Пока идёт, пока не падает. Хотя у Полански, в отличие от космонавта, развязаны сразу оба шнурка.    

Неаппроприированное кайдзю

 

Неаппроприированное кайдзю

(«Годзилла минус один»/ ゴジラ-1.0, реж. Такаши Ямадзаки, Япония, 125 мин.)

П.И.Филимонов

Соединённые Штаты Америки победили Японию во второй мировой войне и отняли у неё довольно многое, в том числе и Годзиллу. Не сразу после войны, разумеется, ну так и появился он в умах японских эсхатологов тоже чуть позже. Нет, конечно, японские кайдзю-фильмы как выходили, так и продолжают выходить, но на наши экраны прекрасный монстр вот уже лет двадцать как забредал исключительно в американской обработке.

И вот мы можем насладиться фильмом Такеши Ямадзаки, так сказать, увидеть Годзиллу на его родине. Понятно, что это кино не только про Годзиллу, но и про возобновление более-менее нормальной жизни в послевоенной Японии, но, насколько мне известно (не сказать, чтобы я прямо супермного знал про этот жанр), большая часть фильмов-кайдзю так или иначе связана с историей Японии, и, как правило, историей Японии двадцатого века. По Ямадзаки, Годзилла появился не в результате ядерных бомбардировок, что считается классической версией, а немного раньше, но всё равно в результате военных действий. Вообще, в представлении японцев, Годзилла – эта такая своеобразная Грета Тунберг, только он не грозит пальчиком и не кривит лицо по поводу экологически плохого поведения человечества, а прибегает к более радикальным мерам.

История появления и неокончательного изгнания Годзиллы (не думаю, что я что-то заспойлерю, все кайдзю-фильмы сделаны по более-менее одному стандарту) разворачивается на фоне возвращения с войны человеческого главного героя фильма – бывшего лётчика-камикадзе Шикишимы. Неокончательного потому, что окончательное в логично устроенном мире означало бы конец жанра и отсутствие возможности сиквелов.

В решающий момент своей краткой военной карьеры Шикишима струсил и не направил самолёт на цель. Оказывается, вопреки всему тому, что нам впаривала про камикадзе советская пропаганда, у них вполне была опция и развернуться, и посадить самолёт. Это включает его внутреннего камикадзе, и значительную часть времени после он живёт с ощущением вины. Эта вина ещё усугубляется при его первой встрече с Годзиллой - Шикишима не может заставить себя выстрелить в монстра из пулемёта своего самолёта, при этом на тот момент он ещё не знает, что это бы совсем не помогло. В итоге в той ситуации (как и в любой другой с участием Годзиллы) погибли люди, и Шикишима винит в их гибели себя.

И Шикишиму это гнетёт. Гнетёт до такой степени, что где-то внутри него зреет решение пожертвовать собой ради уничтожения Годзиллы, потому что никаким другим способом его, кажется, не уничтожить. Ни один план мудрого профессора не срабатывает, более того, как и положено в кайдзю, Годзилла становится всё больше и сильнее с каждым нападением.

Но между своими трусливыми поступками и своим героическим поступком Шикишима успевает познакомиться с милой девушкой и усыновить оставшегося без родителей в результате авианалёта младенца. Ему теперь есть ради чего жить, так что выбор смерти в качестве решения всех проблем уже далеко не столь очевиден.

Несмотря на всю кайдзюшную трушность, фильм весьма жизнеутверждающ. Ну и Годзилла прекрасен и безжалостен. Всё, как положено.