Смелость быть собой

 

Смелость быть собой

(«Великая свобода», реж. Себастиан Майзе, Австрия-Германия, 116 мин.)

 П.И.Филимонов

Если вы думаете, что геев притесняли только в Советском Союзе и притесняют в современной России, то вы ошибаетесь. Оказывается, например, в послевоенной Германии (притом, я две трети фильма примерно думал, что мне показывают ГДР, только потом, из реплики героев, из предложения одного другому сбежать как раз в эту самую ГДР, стало понятно, что нет, речь о Западной Германии) тоже существовала натурально статья Уголовного кодекса, предусматривавшая тюремное заключение для геев. Потом, уже сильно в шестидесятых годах её отменили, об этом фильм тоже говорит, но это было потом.

Главный герой «Великой свободы» Ханс в исполнении самого, пожалуй, харизматичного из ныне живущих немецких актёров (да, при живых Кристофе Вальце  и Тиле Швайгере) Франца Роговски – как раз гомосексуалист, постоянно попадающий по этому закону в тюрьму. Из фильма неявно, но всё-таки понятно, что теоретически можно свои пристрастия скрыть и тогда, может быть, тебя и не тронут, но Ханс – бескомпромиссный молодой человек, и скрывать своё «я» не собирается. Собственно, кино отчасти об этом. Ханса бьют, унижают, арестовывают, делают с ним многое из того, что обычно делают с людьми, не вписывающимися в стандарт (надо сказать, что тут у персонажа Роговски раздолье – помимо сексуальной ориентации он может похвастаться много ещё чем, что в этот самый стандарт никак не укладывается), а он не то, что не ломается, а даже как будто бы и не гнётся. В каком-то смысле он неожиданно напоминает булгаковского Иешуа, не в религиозном контексте, а вот в том плане, что он всех способен оправдать, каждый человек, унижающий его и причиняющий ему физическую боль, как-то может быть понят и поступки его рассмотрены под тем углом зрения, который перестанет делать из него изверга и агрессора.

Ханс напрямую этого, конечно, не высказывает, но по всему, по мимике, по выражению лица, по взгляду в глазах Роговски – читается именно это.

И ещё, разумеется, «Великая свобода» - это фильм о любви. В этом смысле всё чуть более банально. Любовь, которая случается у Ханса в тюрьме, оказывается сильнее всего, сильнее всех его жизненных неурядиц и даже сильнее постановлений правительства страны, как, собственно, и должно быть.

Финальный твист сюжета можно было бы понимать и по-другому, можно было бы подумать об одиночестве и жизненной наполненности, которой  Ханс в данных условиях испытать не может. Можно было бы об этом говорить, но мне кажется, что пачка табака, которую покупает Ханс непосредственно перед последней сценой фильма, эту интерпретацию опровергает. И мы действительно видим пример любви, любви немного разрушительной, немного невозможной, в том смысле, что невозможно делать что-либо другое, постороннее, с этой любовью не связанное, она всё время будет присутствовать на периферии сознания, будет вторгаться с этой периферии на основную орбиту и вынуждать действовать, пусть иррационально и даже саморазрушительно, но с иллюзией того, что эти действия помогут приблизить счастье или, если принять за аксиому факт о его невозможности, хотя бы его видимость, факт нахождения рядом с объектом своей любви ли, страсти ли, не всё ли равно.

И это и есть великая свобода, а не та, что вне тюрьмы.