Сон чудесный снится миру

Сон чудесный снится миру

П.И.Филимонов

Эпиграф

Чем прекрасен интернет-формат киножурнала, так это возможностью инкорпорировать всевозможные относящиеся к делу материалы, например, ссылки и метассылки. При просмотре художественного фильма американо-иранского режиссёра Аны Лили Амирпур «Девушка возвращается одна ночью домой» сама собой приходит на ум композиция предвидевшего всё заранее Эдмунда Шклярского, вынесенная в эпиграф. И задаёшься вопросом, даже вопросами. Во-первых, спрашиваешь ты себя, неужели Ана Лили могла эту композицию слышать, да ещё и понять, о чём она. Ну то есть, понятно, ей могли банально перевести, мало ли у ирано-американки может быть русско-американских друзей. Сюжет (если это можно так назвать) фильма почти дословно повторяет сюжет (если и это можно так назвать) песни, с маленькой разницей. В песне вампир – мужеска пола, а его возлюбленная, соответственно, наоборот. В фильме мы видим противоположную ситуацию.

Всё остальное точно как у Шклярского. Видеоряд фильма оставляет полное ощущение сна. Вот, натурально, пришёл ты в кинотеатр, расслабленный после долгой и трудной рабочей недели, и поборол тебя хипстерский сыпрусовский уют, и погрузился ты в чудесный чёрно-белый сон. И готичненько тебе там так, а одновременно и нестрашно, потому что то, что происходит, происходит явно не с тобой. По пустынному абстрактному иранскому городу бродит прекрасная вампиресса и крутит там свою нечеловеческую любовь с иранским Джеймсом Дином. Без особенных причин и стыковок. Как во сне. Потом они садятся в его фильм-нуарную тачку и уезжают в закат. Под прекрасные саундтреки. С утончённой картинкой.

Второй вопрос, которым неизбежно задаёшься при просмотре, тоже отображён в песне Шклярского. «Кто они и что им надо?». С мотивировками – реалистичными или вообще какими угодно – в фильме просто беда. Всё берётся неизвестно откуда и девается неизвестно куда. Концы не всегда сходятся с концами, а середины не всегда вытекают из начал. И до какого-то момента это то слегка раздражает, то просто смущает, то приводит в недоумение. А потом – потом ты вспоминаешь ту самую песню, которая и объясняет этот фильм, как уже было сказано, абсолютно, до мелочей. Это – сон. Сон красивый и стильный. Неужели во сне кто-то из нас будет искать мотивировки, стыковки сюжетных ходов, вообще хоть какую-то логику? Это такой сон, при просмотре которого какая-то задняя часть мозга продолжает помнить, что ты спишь, что то, что ты видишь – красивый сон, и что ты получаешь невовлечённое наслаждение от его просмотра. Никакой опасности нет. Никаких эмоций нет. Чистое незамутнённое эстетическое удовольствие для глаз и для ушей. Мозг и органы чувств отдыхают.

Потом фильм-сон заканчивается, ты почему-то выходишь из зала с полувампирской улыбкой и хочется тебе, уже не подсознательно, а вполне в здравом уме и твёрдой памяти, чтобы этот сон не кончался, «пить да пить бы сладкий яд», как поёт всезнающий Шклярский, потому что в реальности скучно, в реальности по улицам перемещаются какие-то люди, и на домах нет надписей на фарси, и звук катящегося скейта не кажется таким символичным. Всё-таки что-то она умудрилась с тобой сделать, эта Ана Лили, сделать самым нечестным образом, пока ты спал. Думаю, что я буду ждать её следующего фильма. Никогда не знаешь о привыкании, пока не начинается ломка. Никогда не знаешь о наслаждении, пока не потеряешь его, проснувшись.