Нерукотворный

 

Нерукотворный

(«Сувенир. Часть II» / “The Souvenir. Part II”, реж. Джоанна Хогг, Великобритания-Ирландия-США, 107 мин.)

П.И.Филимонов

Фильм «Сувенир. Часть II» понятным образом является непосредственным продолжением первой части фильма с таким же названием, и ничего, что тот вышел примерно два года назад, режиссёрка льстит себя надеждой, что мы всё прекрасно помним. Поэтому никаких нам кратких пересказов содержания предыдущих серий, никаких нам флэшбеков, кто помнит, тот помнит, кто не помнит, ориентируется по ходу движения поезда. Вторая часть «Сувенира» начинается вот прям с того места, на котором заканчивается первая.

Если вы вдруг не помните, то я вам сейчас расскажу, откуда всё готовилось. Там девушка, видимо, альтер-эго режиссёрки, ходит в киношколу и одновременно пытается строить отношения с молодым человеком, который потом от неё отчуждается, и она его не понимает, а главное, не понимает, почему он отчуждается. Потом выясняется, что молодой человек плотно сидит на героине, оттого и отчуждается, а потом он помирает от передоза, как водится, причём непонятно, добровольно он всё это осуществил или просто что-то пошло не так. Короче, она любила его, а он любил героин, такой вот неудачный любовный треугольник.

Весь второй фильм главная героиня сначала собирается, а потом-таки и снимает фильм о своём ушедшем в мир иной бойфренде, сооружая ему таким образом нерукотворный памятник, как ей в самом начале второй части советует, вилимо, какой-то известный режиссёр. Сначала ей не дают на фильм денег, потом никому не нравится её сценарий, потом никому не нравится то, как она снимает и организовывает съёмочный процесс, но в конце всё получается, мы имеем даже что-то вроде счастливого конца, если бы это не была бы артхаус-драма.

Поэтому счастливый конец – штука такая, достаточно сомнительная, в конце концов, что счастливее – что про человека сняли удачный фильм, благодаря которому этого человека будут какое-то недолгое время помнить, или было бы счастливее, если бы этот человек остался в живых? Поможет ли удачный фильм побороть наркотическую зависимость в других подобных героиновых джанки? И что бы выбрали авторы фильма, если бы этот выбор был в их силах?

Похоже, мы имеем дело с предельно личным кинематографическим высказыванием – не знаю, насколько режиссёрка Джоанна Хогг изменила свою личную историю с целью сделать по ней художественный фильм (имя главгероини, например, Джулия Харт, так что здесь изменения достаточно минимальны, как с остальным – знание, нам недоступное), по ощущениям, это больше терапевтическое кино. Терапевтическое в том смысле, что нужно оно было, главным образом, самой Джоанне, чтобы как-то переработать свои воспоминания о покойном бойфренде, о радостях и горестях жизни с ним, а потом ещё и о том, как она вспоминала о нём путём съёмок. Её деликатность и умелость как режиссёра – допустим – привела к тому, что это полностью личное кино смотреть не неудобно, и постороннему зрителю тоже есть что оттуда извлечь.

Во всяком случае, кажется, это неплохой способ переживания горя – за счёт съёмок фильма можно ещё раз (а учитывая дубли, так ещё и не раз) пережить все моменты совместного пребывания и как-то в них разобраться, структурировать или подвести какую-то черту. Всем бы так.

Красота – это страшная сила

 

Красота – это страшная сила

(«Род мужской»/“Men“, реж. Алекс Гарланд, Великобритания, 100 мин.)

П.И.Филимонов

Мы тут в «Киноптикуме» уже доводили до вашего сведения, что нашей любимой актрисой на данный момент является Джесси Бакли, так что все фильмы с ней к просмотру не то что рекомендуемы, а обязательны. В британском фильме «Род мужской», кроме того, играет и ещё один очень хороший актёр - Рори Киннэйр, притом играет гораздо больше, чем можно себе представить – необъяснимым в сюжетном смысле образом все мужские роли в фильме, кроме одной, исполняет именно он. И к тому же, «Род мужской» - красивый фильм. Предполагается, что это фильм ужасов, и, в целом, понятно, почему так предполгается. Однако я бы не сказал, что смотреть его страшно или хотя бы как-то жутко – просто та красота, которая в фильме, несомненно, присутствует, она, если можно так сказать, несколько гойевско-босховского типа красота. Лезут всяческие прекрасные уродцы, страшно не страшно, но визуально местами завораживает.

В общем, героиня Джесси Бакли теряет мужа, который сначала её абьюзит, а потом совершает то ли на этой, то ли не совсем на этой почве самоубийство, после чего она, в попытке забыться и восстановиться, переезжает в летний дом где-то в глубинке какого-то очередного -шира, где и надеется спокойно провести лето в блаженном одиночестве.

Но, понятно, не тут-то было. Её покойный муж начинает её преследовать. Причём ладно бы сам, нет, он заручается для этого помощью бесконечных Рори Киннэйров, которые самым подозрительным образом окружают героиню с самого момента приезда в деревню. Мы видим Рори Киннэйра-домовладельца, Рори Киннэйра-священника, Рори Киннэйра-полицейского, Рори Киннэйра-карлика, Рори Киннэйра-бомжа, и так далее, и тому подобное. Они лезут на бедную Джесси из всех щелей, они трансформируются друг в друга и в разное, они буквально не дают ей покоя. Всё это частично под музыку Арво Пярта, что должно вносить дополнительные краски в фильм для нашего зрителя.

Красота? Красота. Но оснований для этого преследования как будто и нет. Покойный муж обвиняет героиню Бакли в доведении его до самоубийства, но ничто из флешбэков и флешфорвардов фильма не даёт ему никаких на это оснований. Нечего было абьюзить жену. Понятно, что слова могут ранить, но в этом случае у фильма получается какой-то очень странный мессидж, против всякой повестки и злободневности.

Может, конечно, оно так и есть, и просто режиссёру Алексу Гарланду надоел сегодняшний мир, отворачивающийся от патриархата, и он решил снять мизогинистический фильм ужасов, или хотя бы подчеркнуть, что о мужчинах и их возможных страданиях тоже нельзя забывать – по получилось, честно говоря, не очень.

Нет, ничего не хочу сказать, Джесси Бакли хороша, хоть, кажется, ей не слишком есть там что играть. Рори Киннэйр тоже хорош и наслаждается всеми своими многочисленными ипостасями. Визуальное решение, как уже было сказано, отсылает к каким-нибудь «Каприччиос» или любому полотну Босха. Впрочем, может быть, и смысл в том же. Потому что ну зачем Босх рисовал всех этих своих уродцев? Отчасти, вероятно, для того, чтобы показать, что в грешниках внешний вид коррелирует с их чёрными и неприятными душонками. Но ведь отчасти и для того, чтобы показать, что умеет. Вот и Алекс Гарлэнд умеет. И показывает нам это. Ну и ладно, порадуемся за него.

Прелесть семейной хроники

 

Прелесть семейной хроники
(«Три семьи»/ „Tre piani” , реж. Нанни Моретти, Италия-Франция, 119 мин.)

П.И.Филимонов

Один из самых комфортных жанров что литературы, что кино – семейные саги. В них всё выстроено так, чтобы зритель или читатель максимально в них увяз, не испытывая при этом дискомфорта мухи в янтаре. Ограниченное количество героев, к которым, следовательно, привыкаешь. Отсутствие мегадраматических коллизий – ну что там может быть в семье, ну, несчастная любовь, ну даже, допустим, кто-нибудь, какой-нибудь непутёвый сын подсядет на наркотики и фатально передознётся – это, конечно, неприятно, но и это часть жизни. А кроме того, рядом с ним непременным контрастом будет ещё какой-нибудь родственник, который, например, очень даже счастлив. В конце концов, больше всего людям нравится обсуждать других людей, особенно когда эти люди им близки. А семейные хроники дают иллюзию этой близости.

И недостатком, и достоинством таких хроник обычно является их продолжительность. Если это книга, то это девять томов, как у законодателя мод Голсуорси, например. Если это кино, то часов шесть экранного времени. Потому что хочется объять необъятное, охватить все поколения, все аспекты и все тонкости всех взаимоотношений в этой семье. Некоторым такое нравится, уж если увязать в чужой личной жизни, то надолго. Кого-то, может быть, это утомляет.

Нанни Моретти снял такую лайтовую семейную сагу. И даже не совсем семейную. Его фильм – снятый по книге, что тоже характерно для жанра – концентрируется на жизни одного дома, три разных семьи живут на трёх его этажах (оригинальное итальянское название "Три этажа" лучше иллюстрирует намерения режиссёра). Пусть особенно между собой и не взаимодействуют, хотя периодически и коммуницируют между собой, пусть даже по минимуму, но единство места никуда не деть, оно объединяет и придаёт стройность композиции.

Фильм Моретти сравнительно для жанра короткий, поэтому истории он, вслед за автором первоисточника, берёт максимально драматические. В одной семье пьяный сын насмерть сбивает на машине женщину, а отец, известный судья, не хочет за своего отпрыска вступиться – мол, поделом ему, раз уж жизнь его решила наказать, это наказание нужно понести. Вторая семья оставляет маленькую дочь с пожилым соседом, стремящимся к альцгеймеру, и когда тот уводит девочку куда-то в парк, где их потом и находят, отец ребёнка начинает подозревать сексуальное насилие. При этом у самого отца семейства есть параллельная история с влюблённой в него молодой соседкой. Наконец, в третьей семье мы тоже имеем дело с ребёнком, на этот раз новорожденным. Его мама очень боится повторить судьбу своей мамы, сошедшей в какой-то момент с ума не то на почве воспитания дочери, не то просто так.

Так эти истории и развиваются, не особенно пересекаясь, оставаясь лаконично очерченными, потому что Моретти умеет давать себе по рукам и как-то справляется с желанием разветвлять и развивать сюжетные линии, наслаивая на них новые и новые повороты и твисты, увеличивая хронометраж и слегка путая голову зрителя, который в иных образцах этого жанра с теченем времени перестаёт толком соображать, кто есть кто и кто кому кем доводится.

От этого фильм оставляет приятное и камерное впечатление. Люди счастливы и несчастливы, люди совершают поступки и живут. Другие люди – то есть, мы с вами – наблюдают за этими жизнями и обсуждают их, пытаясь предугадать, как повернётся тот или иной сюжет. То есть делают именно то, что любят больше всего.

В девяностые убивали людей

 

В девяностые убивали людей

(«Белая дрянь»/“Vitt skräp“, реж. Тобиас Нордквист, Швеция, 107 мин.)

П.И.Филимонов

«Белым мусором», «белой дрянью» и прочими неприятными словами в американской культуре принято называть белых, которые находятся по своему социальному статусу, типа, ниже тех чёрных, которые находятся по своему статусу очень низко (если вы понимаете, о чём я). Термин, понятное дело, довольно по своей сути расистский, потому что интуитивно кажется, что «белый мусор» предполагает наличие а) белого немусора и б) мусора чёрного. Короче, люмпены, гопники, парни с нашего раёна, вот это всё. Впрочем, название фильма может, конечно, отсылать и к наркотикам, о которых там тоже идёт какая-то речь.

Тем более, что в фильме Тобиаса Нордквиста никакой речи о расовых столкновениях не идёт, потому что речь про шведскую реальность, где расовые столкновения, возможно, и стали несколько более актуальны с притоком мигрантов и беженцев, но всё ещё остаются довольно гипотетическими. В фильме рассказывается довольно неясная история про жизнь криминальной части шведского общества в неназываемые годы. Например, это могут быть и наши дни, но отчего-то волей-неволей кажется, что речь идёт о так называемых «лихих» девяностых (глядя на которые из дня сегодняшнего прямо так даже и мечтается об их возвращении), в которые, как известно «убивали людей, и все бегали абсолютно голые».

Шведские девяностые в этом смысле ничуть не отличаются от девяностых в наших краях, во всяком случае, это следует из фильма. Фильм, надо сказать, тоже немножко похож на пост-советское кино девяностых или вот на так называемое американское независимое кино, вся независимость которого заключается исключительно в отсутствии денег на съёмки. Протагонист фильма едет неизвестно куда неизвестно откуда – такой беспечный ездок, последний бойскаут и одинокий ковбой в одном флаконе, и то ли случайно, то ли специально – его не поймёшь, он особенно много не разговаривает – встревает в не менее мутную, чем сюжет фильма, историю с наркотрафиком.

Тут же непременно оказывается и красивая девушка с трудной судьбой (украшение этого фильма Ида Энгволл), которую, понятно, тоже завёртывает в ту же карусель.

И вот когда у авторов заканчиваются силы на экспозицию и завязку, кино вдруг становится смотрибельным. Тут есть всё, что мы так любили в малобюджетных боевиках – уже упомянутый одинокий герой романтического толка с тревожными воспоминаниями (немножко фрейдизма нам подсовывают авторы, хотя с мотивационной точки зрения он там и не совсем нужен), харизматичный злодей, коррелирующий с воспоминаниями героя, довольно колоритные пособники главного злодея. Людей – убивают, голыми – не все, но бегают, кровища льётся в изобилии, жестокости в кадре хватает, сцены драк и прочей поножовщины реалистичны местами до натуралистичности. В таких фильмах изначальная история довольно скоро становится неважна, просто с азартом следишь за перестрелками и выбираешь себе сторону, за которую болеть – точнее, авторы фильма сами нам её явно подсовывают. Вся разница только в том, ждёт ли нас счастливый конец или нет.

Фильм всё-таки европейский, поэтому, как модно говорить по другому поводу, всё не так однозначно. Одно могу сказать наверняка – если вы когда-то ходили в видеопрокаты и выбирали там из кассет третьего уже ряда те боевики или там гангстерские фильмы, которых вы ещё пока не видели, и выбор ваш становился всё труднее, а вы всё равно не сдавались, то заключительная часть «Белой дряни» вам понравится.