Визуализация Транстрёмера

Визуализация Транстрёмера

(«О бесконечности», реж. Рой Андерссон, Швеция, 76 мин.)

П.И.Филимонов

Несколько лет назад Джим Джармуш снял кино о том, как пишутся стихи. Показал на экране то, что, казалось бы, никак не возможно показать. И у него получилось. Получился прекрасный фильм «Патерсон» с лучшей на сегодняшний день – по моему мнению – ролью Адама Драйвера.

Теперь культовый в некоторых кругах шведский режиссёр Рой Андерссон выкатил своеобразную ответочку. Андерссон снял фильм «О бесконечности», который вовсе и не фильм. Я бы назвал это визуальным стихотворением. Возможно, это моя профессиональная аберрация, но все формальные признаки налицо. Отсутствие сюжета как такового – и даже разрозненными новеллами, собранными в кучку по ассоциативному принципу это назвать нельзя. У каждой из таких новелл всё равно в теории должен быть свой сюжет. В мозаично крошечных фрагментах фильма Андерссона никакой истории не прослеживается. Разве что в главной, проходящей сквозь фильм несколько раз истории про священника, утратившего веру. Но и она такая себе. Ни экспозиции, ни завязки, ни развязки, одна голая кульминация. Как кода в стихотворении, когда автор посреди медитативного перечисления («я видела человека, который…. я видела женщину, которая…. я видела пару, которая…») вдруг срывается на крик, словно не может его сдержать (иногда и правда не может, а иногда – да, «словно»), чтобы – как и положено профессионалу, человеку, который это умеет, снова вернуться к незаконченному списку кораблей.

Этот фильм можно воспринимать и как пособие, которое (про него очень хочется говорить его же текстом: «я видел фильм, который…») поможет отличить хорошую поэзию от плохой. «О бесконечности» – хорошее стихотворение. Можно, наверное, даже написать подробный разбор, почему это так. Формат кинорецензии этого не предполагает, но, если вкратце, потому что там есть уже упоминавшиеся повторы, потому что уже упоминавшейся кодой оно не заканчивается и потому, что там есть отсылки и аллюзии на другие продукты культуры (самая понятная и очевидная, конечно, Марк Шагал). Ещё простой приём – мне кажется, что если убрать визуальный ряд и оставить только текст, всё равно получится внятное высказывание. Не знаю почему, но больше всего фильм «О бесконечности» напомнил не какой-либо другой фильм, как бывает обычно, а тексты Тумаса Транстрёмера, однорукого поэта-пианиста, хотя с формальной точки зрения Андерссон достаточно далёк от эстетики своего великого соотечественника.

Это кино (потому что если формально, то это всё-таки кино, что бы мне ни казалось своим профдеформированным мозгом) для одиноких и об одиноких. Собственно, все фильмы Андерссона, которые (которые!) я видел до этого, полны одиноких людей, причём одиноких не временно, не так, что вот сейчас откроются двери, и счастье постучится к ним в виде прекрасного незнакомца в голубом бархате, а бесповоротно, окончательно, финально. Даже летящая над городом шагаловская пара – всё равно одинока. Как Элеанор Ригби. Как отец Маккензи. Как вы. Как я.

Это не значит, что этот фильм нельзя смотреть счастливым и окружённым любовью и пониманием людям. Эмпатию, знаете, никто ещё не отменял. Да и хорошие стихи – редкость в наше время. Тем более это новый вид поэзии, надо брать.   

Бадди-муви в елизаветинском стиле.

Бадди-муви в елизаветинском стиле

(«Поездка в Грецию», реж. Майкл Уинтерботтом, Великобритания, 103 мин.)

П.И.Филимонов

Очень сложно описать жанр этого фильма словами, очень сложно объяснить это людям, которые это не видели. Точнее, объяснить можно, но слова ничего не передают, в данном случае. Смотрите. Это четвёртый фильм из серии, говорят, что последний, но на самом деле это как раз тот случай, когда хотелось бы, чтобы люди передумали. А до четырёх фильмов был сериал. Есть два английских актёра – Роб Брайдон и Стив Куган. Не супервёзды мирового кино, но на родине прямо очень известные люди. Театральные актёры, актёры телевидения, пародисты, стенд-ап комики. И вот они играют сами себя, то есть, собственно, не играют никого. Они ездят по разным странам – в данном случае, это Греция – посещают достопримечательности, много и вкусно едят и постоянно треплются.

Их трёп, собственно, и есть главное достоинство фильма. Фильмов, если точнее. Потому что – как бы вам это объяснить – из этого трёпа зритель получает определённое впечатление. Они не говорят ни о чём серьёзном, они пикируются, они подкалывают, а то и жёстко троллят друг друга, они постоянно изображают кого-то – недаром оба пародисты – притом периодически они начинают спорить о том, кто из них лучше, например, изображает Марлона Брандо или Арнольда Шварценеггера. Это тот уровень общения, который может быть только между очень-очень-очень хорошими друзьями. Тот уровень общения, когда никаких серьёзных тем и не нужно, когда десять минут, проведённые без (пусть даже натужной) шутки могут быть всё равно, что выброшены из жизни. Когда главное в общении происходит на невербальном, совсем не вербальном уровне.

И если приложить некоторое усилие и погрузиться к ним туда, то на несколько минут может возникнуть удивительное ощущение. Ощущение дежавю, как будто это не Брайден и Куган рассекают на своём рэйнджровере по острову Лесбос и обмениваются неполиткорректными шуточками на эту тему, а как будто это лично ты, ты с твоими личными друзьями проделываете более-менее этот же путь, общаясь примерно так же и занимаясь примерно тем же.

Это совершенно точно кино про дружбу. Про дружбу как я её понимаю, например. Бадди-муви, щедро приправленное иронией и пост-иронией современной британской культуры. (Которая, кстати, непременно бы прицепилась сейчас ко мне за слово «пост-ирония» и вывела бы к тому, что можно к чему угодно добавлять приставку «пост», если хочешь сойти за интеллектуала, за шибко умного, за пост-интеллектуала).

Впрочем, «Поездка в Грецию» отличается от прочих поездок нетривиальным, даже трагическим финалом. У Стива Кугана умирает отец, и ему приходится прервать бадди-трип на полдороге и вернуться в Великобританию к выполнению грустных и рутинных обязанностей. И вот этот контраст, контраст между балагурящим Стивом за рулём автомобиля несколько дней назад и серьёзным Стивом на заднем сидении такси по дороге в аэропорт – он тоже очень показателен. Он наглядно показывает нам, что человек целен, что в человеке скрывается больше одного потенциального паттерна поведения, что нельзя воспринимать только одну сторону человеческого многогранника. Вроде бы избитая истина, но в контексте фильма про дружбу двух немолодых мужчин очень показательная. Радость соседствует с грустью, комедия с трагедией, любовь с нелюбовью. Это, кажется, и называется «жизнь». Извините за общие слова.       

Игры в красивую жизнь

Игры в красивую жизнь

(«Салмоны. 25 лет спустя», реж. Тоомас Кирсс, Эстония, 95 мин.)

П.И.Филимонов

Ещё один отечественный фильм, снятый по одноимённому сериалу. На этот раз сериалу, культовому настолько, что даже я его помню. «Салмоны» в своё время были одним из первых эстонских приличных сериалов вообще, поэтому как-то не нарваться на них было сложно.

Я не помню, смотрел ли я хоть одну серию оригинальных «Салмонов», вполне вероятно, что и нет. Но так опять же – теоретически для понимания отдельно вынесенного кинопродукта это не должно быть важно. В общем-то, так оно и есть – неважно. Не всегда ясна предыстория героев, но решающей роли она в повествовании, по большому счёту, не играет. Ну и да, фильм, к счастью, нельзя назвать пилотом нового сезона подзабывшегося сериала или несколькими сериями, сжатыми в полтора часа экранного времени.

Есть у нас в Эстонии один забавный глянцевый журнал. Точнее, журналов таких много, но этот отличается от них всех двумя обстоятельствами. Во-первых, он выходит на русском языке, во-вторых, люди, делающие его, как говорят нам инсайдерские источники (даже у Киноптикума они есть, а вы думали) настолько же далеки от той гламурной жизни, которую они с таким упоением описывают, насколько, например, Мадс Миккельсен далёк от сенегальской народной музыки. И в «Салмонах. 25 лет спустя» всё примерно так же весело и трогательно. Семейство Салмонов, как нам утверждают, есть самое влиятельное и самое богатое семейство в Эстонии. Как все вместе, так и каждый из них по отдельности – селебы на селебе. Главой клана является почти девяностолетняя Элла (Ита Эвер, для которой, как написано на официальной странице «Форум синема», этот фильм стал подарком ко дню рождения). Так вот она, чтоб вы знали, президент Эстонии. То есть, мы немножко имеем дело с альтернативной историей. При этом, что особенно странно, в портретной галерее президентов, что висит у неё дома, присутствует и Керсти Кальюлайд. И это главная загадка фильма. То есть, Элла Салмон президентствует после Керсти, не вместо Керсти? Но портрет самой Эллы впихивают в середину этого ряда, между, если я правильно помню, Рюйтелем и Ильвесом. То есть, она – бывший президент? Но почему тогда к ней обращаются исключительно «госпожа президент»? Бывших президентов, как и олимпийских чемпионов, не бывает? Не даёт ответа.

Главная интрига фильма разворачивается вокруг потенциального приезда в Эстонию крупного российского чиновника Рубликова с целью его сватовства к Элле Салмон и, в качестве свадебного подарка, передачи эстонской стороне торжественных регалий президента Пятса, как известно, замыленных Москвой до полного игнорирования. В качестве обидного спойлера нужно сказать, что Рубликова в фильме так и не показывают, потому что не в Рубликове, понятно, дело.

Короче, Салмоны начинают вокруг этих регалий крутиться, а тут ещё и Элла сходит со сцены, сражённая приступом болезни. Ну а дальше – уже полные именины сердца, с элементами индийского кино, найденными детьми, разоблачениями давних семейных тайн и так далее.

Популярные актёры разных поколений, как могут, изображают красивую жизнь. Особенно трогательно они едят в ресторане «Глория», в сопровождении камео, собственно Арнольда Рюйтеля с супругой. Вроде бы и богато, и кисти есть, но как-то всё это слегка напоминает пирит.

Впрочем, и не в этом дело. Это всё-таки комические куплеты, пародия, прежде всего на свои собственные представления о роскоши, самоирония, если хотите. Кроме того, изящная финальная виньетка вытягивает фильм прямо почти в разряд приличных.

Первый тайм мы уже

Первый тайм мы уже

(«Рейв», реж. Брайан Уэлш, Великобритания, 101 мин.)

П.И.Филимонов

После фильма режиссёра Брайана Уэлша «Рейв» не покидает два соображения. Во-первых, любой британский фильм про бунтарскую молодость и сабельный поход неизменно оказывается чем-то похож на «Трейнспоттинг». Как бы режиссёры ни пыжились, получается всё примерно одно и то же, ну, может быть, наркотиков чуть меньше или чуть больше, может быть, музыка чуть тише или чуть глуше, чуть лучше или чуть хуже, может быть, события чуть более или чуть менее драматичны. Ну, может быть, никого не убивают, никто не умирает от передоза, никто никого не предаёт. Сути дела это не слишком меняет. «Трейнспоттинг» сочится изо всех пор, в частности, и этого фильма. Например, типаж одного из двух главных персонажей фильма, молодого человека по имени Спаннер (актёр Лорн Макдональд) – ну совсем уэлшевский, только не Брайана.

Во-вторых, фильмы про эту самую молодость и кронштадтский лёд уже снимает поколение, чья молодость случилась позже моей – что опять-таки не слишком меняет сути дела. Все молодости, как оказывается, одинаковы. И все они сводятся к двум-трём столетиями не меняющимся факторам. Молодёжь слушает музыку, которую не одобряют её родители. Молодёжь употребляет вещества, которые не одобряют её родители. Молодёжь общается с людьми, которых не одобряют её родители. Молодёжь отправляется в более или менее дальние роудтрипы.

Потом происходит следующее. Эта молодёжь вырастает, рожает своих детей, какой-то неведомый недо-Танос щёлкает где-то своим перчаточным пальцем – и что мы видим? Они уже и сами не одобряют, не одобряют и не одобряют. Они уже всё забыли, они встали на место собственных отцов. Всё повторяется с поразительной монотонностью. Без малейших качественных изменений. Да, музыка, с большой долей вероятности, будет другая. Да, химический прогресс человечества приводит к появлению всё более совершенных наркотиков. Но это мелочи, маленькие технические моменты, никак не сказывающиеся на общей картине.

И тогда закрадывается другая мысль. А может быть, всё это игра? Может быть, на самом деле все родители всё помнят, и, подобно Иуде в одной из версий Борхеса, специально жертвуют собой, выставляя себя бездушными чугунными монстрами, об острые углы которых бабочкой бьётся трепетная душа подростка? Если бы не было препятствий, если бы родители и устоявшийся мир в целом был к молодёжи благосклонен, если бы не отечески, а по-старшебратски хлопал её по плечу и говорил: «Чуваки, мы всё понимаем, буквально двадцать лет назад с нами было всё то же самое» - не привело бы это к ещё большей катастрофе? Потому что одно дело, когда в плюс-минус двадцать лет ты кажешься себе охрененным бунтарём, подрывающим устои прогнившего старого мира и стремящимся вырваться из его затхлых пределов к новому, светлому и настоящему – и совсем другое дело, когда ты вдруг осознаёшь, что просто проходишь определённый цикл развития, что нет никакой затхлости, точнее, что эта кажущаяся тебе затхлость и рутина – тоже является частью вселенной, как пела одна ужасная русскоязычная группа.

И вот тогда наступили бы подлинно экзистенциальные муки, корчи и скрежет зубовный. А пока – герои всего лишь жрут экстази и едут на запретный рейв, обворовав бандитского брата одного из них. Нормальная история, нормальная дружба, нормальная жизнь.